Читаем без скачивания Тайна Запада. Атлантида – Европа - Дмитрий Мережковский

Все это происходит еще не здесь, на земле, во времени, а где-то в иных мирах, в каком-то миге вечности, и только что перешло бы оттуда сюда, упало бы с неба на землю молнией, как уничтожило бы мир, испепелило бы его огнем Конца, потому что во всяком живом существе и даже в атоме есть Агдистис – нерастворенный сгусток хаоса, всегда готовый ответить взрывом на взрыв, именно здесь, в незастывающей лаве Пола, больше, чем где-либо.

XVI

Этого-то боги и страшатся и, чтобы укротить гиганта (миф, надо помнить, видя в нем только человекоподобного, так и изображает его в дальнейшем рассказе), прибегают к помощи Вакха-Либера, Освободителя, – того же Аттиса, но еще не рожденного в мир, а сущего в лоне Отца: «Дионис есть Аттис», по Клименту.

Выследив, куда чудовище ходит на водопой, Вакх превращает воду в вино. Агдистис пьет, пьянеет и «засыпает крепким сном» (таким же, какой наводит Бог на Адама, чтобы вынуть из ребра его Еву). И вот как над сонным титаном ухитрился Вакх: «Сплетши петлю из волос, привязал одним концом к пяте его, а другим к стыду, aidoion. Когда же тот, протрезвившись, внезапно вскочил и, разогнув ноги, натянул петлю, – острый волос, как ножом, отрезал ему стыд» (Arnob., V, 6. – Alfr. Loisy, Les mystères des paiens et le mystère chrétien, 1919, p. 96. – Fracassini, 125).

В мифе Платона Зевс рассекает андрогинов на мужчин и женщин молнией, «подобно тому, как яйца, когда солят их впрок, разрезают на две равных половины волосом».

Волос этот – миг рождения, молния времени, в вечности – разделяет надвое не только внутреннюю сферу Агдистис на мужскую и женскую, но и внешнюю сферу космоса – на земную и небесную, здешний мир и нездешний. Действие мистерии сходит отныне с неба на землю, как бы из верхнего яруса в нижний: вместе с земным человеком рождается и мир земной.

XVII

Еву извлекают Элогимы, должно быть, тоже «разрезом», из ребра – в подлиннике «стороны» – женской половины, женского пола Адамова; здесь же, наоборот: Вакх извлекает Аттиса из мужского пола Агдистис. Там жена от мужа – царство Отца, патриархат, мужевластие в истории; здесь царство Матери, матриархат, женовластие в преистории – в том, что миф Платона назовет «Атлантидой».

XVIII

Райское Дерево Жизни, все в розовом цвету миндаля, с благоуханьем вечной весны – любви нездешней, выросло из земли, напоенной кровью Агдистис. Мимо проходила дочь речного бога Сангария, Нимфа Нана или Мама, сорвала цветущую ветку с дерева и положила себе за пазуху; ветка исчезла, а нимфа понесла и родила младенца Аттиса. Брошенный матерью в поле, он вскормлен козою и, выросши, сделался юношей, прекрасным, как бог. Агдистис-жена – после оскопления, вторая, земная Кибела, – полюбила его и хотела сочетаться с ним. Но родичи, сосватав его за царевнину дочь, отослали в город Пессинунт во Фригии. В царских чертогах шел брачный пир, когда внезапно появилась, среди пирующих, Агдистис, и все обезумели от ужаса: как бы разразилась над ними, в сильнейшей грозе, «круглая молния» – сгусток древнего, уже богами, но еще не людьми, укрощенного Хаоса. И внешнему взрыву ответил внутренний, хаос человеческий – стихийному. Царь, невестин отец, оскопился ножом; ножницами обе груди срезала себе невеста (первая «Амазонка»; a-mazon, значит «безгрудая»: правую грудь Амазонки выжигали себе огнем, чтобы не мешала натягивать лук). Аттис бежал в лес, где тоже оскопился. «Вот тебе, Агдистис, то, чем причинила ты столько безумств и злодейств!» – воскликнул, кидая свой отрезанный стыд к ногам Адрастейи, Неумолимой, – Агдистис, и умер, истекая кровью (Pausan., VII, 17. – Arnob., V, 7. – Fracassini, 125. – Arnob., V, 7).

XIX

Так, по одному сказанию, а по другому боги превратили Аттиса в вечнозеленое Дерево Жизни – ель, сосну или кедр («в цвете кедра будет сердце мое», – говорит, умирая, оскопленный Озирис-Бата), а из крови его выросли фиалки, наполнившие мир благоуханием вечной весны – любви нездешней. Fluore de sanguinis viola flos nascitur (Arnob., V, 8–9. – Hepding, 40).

И еще по другому сказанию о ханаанском Эшмуне-Аттисе: мертвое тело его обнимает и согревает Агдистис-Кибела, мать и возлюбленная вместе: «ризой своей облекала его отрезанный стыд, veste velaret et tegeret», по Тимофею Арнобию (Damasc. aр. Phot., Biblioth., 242. – Fr. Lenormant. Cabiri, 773. – Arnob., V, 14. – Graillot, 297).

Что это значит, объясняет пророк Иезекииль. «Ты взяла уборы свои из золота и серебра Моего, и сделала себе мужские знаки из них и блудодействовала с ними, и подымала одежды свои, и покрывала их», – говорит Господь дщерям Сиона, поклонницам Таммуза-Аттиса (Иез. 16, 17–18. – Movers, 595).

Еще нагляднее объясняют это два египетских изображения: одно – в Абидосском храме фараона Сэти I, на Озирисовой, из черного базальта, гробнице; другое – в притворе Дендерахского святилища. Оба почти одинаковы: мумия бога лежит на смертном ложе, окутанная саваном, – уже воскресающий, но еще не воскресший, мертвец, а богиня Изида, Ястребиха, парящая в воздухе, опускается на него, живая – на мертвого (Mariette, Denderach, IV, pl. 68–79, 90. – A. Moret. Rois et Dieux d’Egypte, 136, pl. X).

Лицо Изиды светом озарилось,обвеяла крылами Озириса,и вопль плачевный подняла о брате.Воздвигла члены бездыханного,чье сердце биться перестало,и семя извлекла из мертвого, —

сказано в гимне Изиде (Wal. Budge. Osiris and Egiptian ressurection, p. 94).

Приди в твой дом, приди в твой дом,Возлюбленный!О, первенец из мертвых,не упоены ли все наши сердцалюбовью к тебе, Благой, Торжествующий?..Люди и боги, простирая длани свои,ищут тебя, как дитя ищет матери...Приди же к ним, приди в свой дом!..Взгляни на меня: я – сестра твоя...Я – сестра твоя, на земле тебя любившая, —никто не любил тебя больше, чем я! —

плачет Изида над Озирисом, так же, как, может быть, Кибела над Аттисом. Смерть побеждает Изида, супруга брата своего, Озириса, любовью братски-брачною, а Кибела, супруга сына своего, Аттиса, – любовью матерински-брачною. Это значит: через пол – рождение, вечная смерть; через победу над полом – воскресение, вечная жизнь.

Все это в мифе темно, как темный звездный свет сквозь тусклое оконце или скважину, и нынешним людям кажется бредом полового безумия, кощунством или просто нелепостью. Но что это действительно значит или могло бы значить для нас, мы увидим на вершине всей языческой древности – в Самофракийских и Елевзинских таинствах.

7. Аттис – Атлас

I

Римский император, Флавий Юлиан, верно, но, может быть, слишком злобно и самодовольно, прозванный христианами «Отступником», сочинил в Пессинунте, священном городе Кибелы и Аттиса, в ночь на 27 марта 362 года, перед походом в Месопотамию, где суждено ему было погибнуть, речь-гимн Непобедимому Солнцу, лебединую песнь всей языческой древности. Кровь хочет он влить в бледную тень, душу вдохнуть в мертвое тело бога, чтобы сделать его себе союзником в борьбе с Галилеянином. Сонный лепет титанов переводит на школьный язык неоплатоников, каменные глыбы бреда разрежает в облака метафизики; но рдеет и за ними последний луч уходящего Эроса, как альпийское рдение вечных снегов.

II

«Аттис, младенец, покинутый матерью, у вод реки Галла (притока Сангария, у Пессинунта, во Фригии) возрос до цветущего возраста и возлюблен был Матерью богов... заповедавшей ему служить ей свято... и не любить другой... Но, полюбив речную нимфу, Сангарию – Влажную, он сочетался с нею в пещере („пещере Космоса“ в мифе Платона). Матерь богов за то навела на него исступление, в котором он оскопился, и тогда, простив его, возвела к себе, на горнюю высь». Такова, по Юлиану, земная часть мифа, а вот и небесная.

«Аттис – последний из богов». – «Он, любя нисхождения (katavasis орфиков, „сошествие в ад“), как бы склоняется к материи». – «Сходит до крайних глубин вещества», – по неоплатонику Саллюстию (Sallustius, de diis et mundo, с. 4. – W. Bousset. Hauptprobleme der Gnosis, 1907, p. 184). – «Чистую и несмешанную природу свою, – продолжает Юлиан, – сохраняет Аттис до Млечного Пути, Галаксии; достигнув же этого предела, где происходит смешение бесстрастного (небесного) естества со страстным (земным), Аттис рождает материю». Здесь уже вся двойственность, дуализм монашески-христианской метафизики.

Пронойя («Промыслительница», та же Матерь богов) обуздывает «безумие Аттиса, потому что он сам себя не может обуздать». – «Самооскопление Аттиса есть некое умерение безмерности» («дурной бесконечности»). – «Мать не покинула сына... удержала его на краю бездны и, остановив бег его в бесконечное (apeiron), вернула к себе». – «Слава мудрому Аттису! После мгновенного безумия, не получил ли он, оскопившись, имя Премудрого? Он – безумный, заблудший, потому что покорился веществу; но он же и мудрый, потому что очистил самое нечистое» (пол) (Fl. Julian., Orat. V, ad Matrem Deorum).

III

Все это нравоучительно и холодно, серо, как серый туман, облака метафизики. Но вот, сквозь них внезапный, огненно-рдеющий луч мистерии: «бога Галла (Скопца) пожинается жертва святая, неизреченная», – кровавая жатва, в «день крови», dies sanguinis, когда в священном исступлении поклонники Аттиса кремневыми ножами оскопляются (Loisy, 94. – Hepding, 158).