Читаем без скачивания Квантовый вор - Ханну Райяниеми
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мое желание написать оперу, — говорит она, когда мы со стаканчиками мороженого садимся у фонтана в стиле Королевства, — вызвано тем, что я хочу создать нечто большое. Революция была большой. Ублиетт большой. Никто не может встать у него на пути. Что-то грандиозное, с гогол-пиратами и зоку, и восстанием, и большим шумом.
— Ублиетт-панк, — говорю я.
Она как-то странно смотрит на меня, потом качает головой.
— Называй как хочешь, но я хочу это создать.
С нашей скамейки можно увидеть парк Монгольфье, расположенный на другом краю парка, надутые шары вырисовываются над горизонтом, словно разноцветные фрукты. Она жадно рассматривает их.
— А ты никогда не думала о том, чтобы отсюда уехать? — спрашиваю я.
— А куда? Я знаю, существует бесконечное множество возможностей. Конечно, думала. Но я большая шишка на ровном месте и предпочитаю такой и остаться. Здесь, как мне кажется, я могу хоть что-то изменить. В другом месте — не уверена.
— Мне знакомо это чувство.
К моему собственному удивлению, это действительно так. Так соблазнительно остаться здесь, сделать то, что в моих силах, что-то построить. Вероятно, он чувствовал это, когда приехал сюда. Или она внушила ему это чувство.
— Конечно, это не означает, что я лишена любопытства, — говорит она. — Может, ты покажешь мне, что значит жить там, откуда ты приехал.
— Не думаю, что это интересно.
— Ну же, я хочу посмотреть.
Она берет меня за руку и сжимает пальцы. У нее теплая, немного липкая от мороженого ладонь. Я роюсь в своей фрагментированной памяти в поисках видов. Ледяной замок в облаке Оорта, кометы и ядерные реакторы, связанные между собой в одну сверкающую космическую систему, и следующие за ними крылатые люди. Город Супра, где здания своими размерами не уступают планетам, а купола и башни вздымаются до самого кольца Сатурна. Миры-пояса, окрашенные дикими синтбиотическими организмами в коралловый и красно-желтый цвета. Мозги губерний Внутренней Системы — алмазные сферы, украшенные ликами Основателей, полные бессмертия и интриг.
Как ни странно, но все это кажется менее реальным, чем то, что я, изображая из себя незначительного человека, сижу рядом с ней под марсианским солнцем.
Она впитывает воспоминание, прикрыв глаза.
— Не знаю, может, ты все это только что придумал, — говорит она, — но ты заслуживаешь небольшой награды.
Она целует меня. В первое мгновение я пытаюсь угадать, какой вкус был у ее мороженого. А потом растворяюсь в ощущении ее губ, ее языка, прикасающегося к моему. Она посылает мне откровенное совместное воспоминание, поцелуй в ее ощущениях, что-то вроде обмена мнениями.
Сервер пиратов в моей голове издает радостный возглас: он нашел лазейку, воспоминание обо мне, прореху в ее гевулоте, открывающую пропасть дежавю. Еще один поцелуй, на этот раз более продолжительный, совмещенный с поцелуем из прошлого. Химера прошлого и настоящего. Я игнорирую торжествующий рев пиратского сервера и отвечаю на поцелуй, тогда и сейчас.
— Расскажи мне о наставниках, — говорит Миели.
Она могла позволить гоголу-хирургу это сделать. Но на самом деле считает это безнравственностью. По крайней мере, она полна решимости нести это бремя в одиночестве.
— Аномалии, — с готовностью отвечает василев. — Наши худшие враги. Технологии зоку. Здесь идет яростная невидимая борьба между скрытыми и зоку. Наставники — это оружие. Квантовая технология. Театральность. Здешние жители им доверяют. По возможности мы пытаемся их уничтожать, но они искусно скрывают свои личности.
— Кто они?
— Скрытность. Безжалостный. Эффективный. Футурист. Быстрый. Лукавый.
Василев радостно подбрасывает красочные определения и образы. Фигура в маске и синем плаще; красный расплывчатый силуэт, движения которого не уступают Быстрым с Венеры. Гипотетические личности, возможные цели, виды агоры и фрагменты экзопамяти.
— Джентльмен.
Человек в серебряной маске. А позади него…
— Нет, нет, — шепчет Миели. — Проклятье.
Она пытается добраться до вора, но биотическая связь молчит.
Уже становится поздно, когда мы добираемся до ее квартиры. Мы смеемся, спотыкаемся и останавливаемся, чтобы поцеловаться под пеленой гевулота, а иногда и открыто. Я пьянею от эмоционального коктейля: страсть, смешанная с чувством вины и ностальгией. Все это толкает меня на путь, который ведет к столкновению с жесткой и безжалостной поверхностью настоящего.
Она живет в одной из перевернутых башен, под городом. Мы спускаемся вниз на лифте, и в кабинке я целую ее в шею, а руки проникают под блузку и гладят шелковистую кожу живота. Она смеется. Пиратская программа впитывает каждое прикосновение, каждую ласку, которой позволено отложиться в памяти, и безжалостно вгрызается в ее гевулот.
В квартире она освобождается от моих объятий и прикладывает палец к губам.
— Если уж мы собираемся запомнить этот вечер, — говорит она, — пусть он будет этого достоин. Устраивайся поудобнее. Я сейчас вернусь.
Я сажусь на ее кровать и жду. Комната высокая, заставлена стеллажами, на которых разместились произведения марсианского искусства и артефакты старой Земли. Они кажутся мне знакомыми. На застекленной полке лежит старинный револьвер. Он вызывает неприятные воспоминания о Тюрьме. Еще здесь много книг и старый рояль. Красное дерево резко контрастирует с металлом и стеклом. Все это она позволяет мне увидеть и запомнить, и я чувствую, как
