Читаем без скачивания Европейская мечта. Переизобретение нации - Алейда Ассман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скептическое отношение к нации в Германии имеет негативные последствия. Одно из них – легкость, с которой правые партии занимают пустующее пространство. Они присваивают себе понятие нации, наполняя его собственными ценностями, образами, эмоциями и обещаниями. Другое негативное последствие скептического отношения к нации в том, что страна без ясного представления о себе и без определенного уровня солидарности испытывает большие трудности с натурализацией мигрантов. Последние, оставив все позади, ожидают на новом месте не только защиты и возможности работать, но и обретения новой родины, к которой они отныне принадлежат и с которой призваны делиться своим опытом и способностями, а тем самым и помогать нации формироваться и меняться. Но если нация остается для них пустым звуком, то идентификация с ней осложняется, ибо прежняя родина с ее зовом и славой сохраняет свою роль нормативной инстанции, а значит, новые узы лояльности могут и не проявиться. Сегодня перед нами встает вопрос: может ли либеральная демократия и плюралистическое общество предложить положительные ценности, которые способствуют индивидуальной и коллективной идентичности? И какую роль в этом может сыграть память?
Эти вопросы заслуживают серьезного внимания и изучения, ибо в Европе шумную кампанию против мигрантов ведут правые партии, набирающие очки на выборах своими простыми решениями о закрытии границ и безответственными заявлениями их лидеров. Этот новый национализм забывает как раз те уроки, которые ЕС извлек из своей истории и которые помогли ему укротить и демократизировать нации за последние семьдесят лет. Но если нация – важный ресурс для интеграции, а интеграция осознается как совместный проект старых и новых граждан государства, то как мы можем переосмыслить нацию, чтобы она справилась с этой важнейшей задачей?
Понятия «нация» и «идентичность» не только взаимосвязаны содержательно, есть и удивительные параллели в истории рецепции этих понятий. Их содержательная взаимосвязь объясняется тем, что вопрос о нации всегда влечет за собой вопрос о коллективной идентичности. Однако именно вопрос о том, можно ли вообще говорить о коллективной идентичности, стал сегодня предметом острых дискуссий. Отношение немецких интеллектуалов к понятиям «нация» и «идентичность» одинаково. Оба понятия отрицаются, игнорируются и торпедируются, поскольку от них исходит угроза для индивидуума и либерального государства. Понятию идентичности нет места в теории модернизации, как и понятию нации. Тем не менее не каждое определение идентичности проблематично. Это понятие имело в философии долгую историю, прежде чем в 1980-е и 1990-е годы обрело новое значение. Его открыли для себя новые социальные группы, которые маркируют свою коллективную самобытность как ресурс идентификации для того, чтобы избежать поглощения своим окружением. Эта социальная и политическая борьба за признание коллективных идентичностей разного масштаба, которая сегодня идет на публичной арене, не была в центре внимания, например, легендарной исследовательской группы «Поэтика и герменевтика»[294], организовавшей в сентябре 1976 года коллоквиум по теме идентичность, а в 1979 году издавшей под этим названием восьмой том серии своих трудов. Тогда «идентичность» еще противопоставлялась «различиям», «изменчивости» или «смешению» и ассоциировалась с устойчивыми социальными ролями или существующими национальными единствами. Идентичность рассматривалась во всех своих логических, философских и социальных аспектах – до появления более поздней «политики идентичности». Нечто похожее происходило в новейшем литературоведении. В нем доминировал субъект, потерявший собственную идентичность, которого Кафка превратил в пафосную фигуру модерна. Лейтмотивом этой литературы и литературоведческих исследований, ориентированных на теорию модернизации, был вопрос не принадлежности, а индивидуализма, вопрос о том, что делать с навязываемой принадлежностью.
Вопрос принадлежности внес серьезный раскол в американское правозащитное движение. Среди борцов за права чернокожих наряду с голосами Мартина Лютера Кинга или Джеймса Болдуина, которые требовали для черных не только места в переднем ряду в автобусах, но и места в истории американской нации, раздавались также и голоса таких, как Малкольм Икс, которые предпочли исключить себя из американской нации и искать свои корни за пределами США в Африке. Сьюзен Зонтаг еще в 1960-е годы в своих дневниках тоже по-новому интерпретировала понятие идентичности. Для нее оно подразумевало открытие персональной инаковости, отстаивание собственной лесбийской идентичности наперекор мейнстриму. Еще одна форма коллективной принадлежности возникла в последние два десятилетия ХХ века из исторической травмы – это идентичность поколения после Холокоста, чувствующего свою причастность к коллективной еврейской травме. Таким образом, новые идентичности появляются в ситуации протеста и сопротивления как следствие геноцидов, но также и там, где измышляются и самоутверждаются альтернативные образы жизни, еще не нашедшие социального или культурного признания.
Несмотря на столь разнообразные проявления, до сих пор существует очень сильное недоверие к понятию «идентичность». Это связано с тем, что расистские идеологии все чаще используют его как маркер для политической дискриминации мигрантов или как инструмент обесценивания других. Понятие идентичности и впрямь приобрело такую негативную нагрузку, что многие задаются вопросом, целесообразно ли вообще его применять. Но точно так же, как в случае с нацией, которую нельзя отдавать на откуп националистам, мы не должны уступать идентитаристам понятие идентичности. Настоящая глава преследует две цели: с одной стороны, реконструировать историю понятия «идентичность», а с другой – вернуть критерии критического отношения к этому понятию.
Краткая история понятия «идентичность»
Свои рассуждения о понятии «идентичность» и его истории я хочу предварить виньеткой. Речь идет об арт-проекте, представленном Кристианом Болтански на выставке в 1972 году, когда тема идентичности еще не была у всех на устах. Это – серия из десяти фотопортретов, запечатлевших художника в детстве и юности. Единство серии удостоверялось не идентичностью изображенного человека, а шаблоном изображения (Bildschema). Аутентичным портретом Кристиана Болтански была только последняя фотография, остальные схожи с ней лишь мотивом стоящей фигуры с опущенными руками на фоне зеленой ступенчатой дорожки, освещенной солнцем. Десять фотографий запечатлели не перемены, произошедшие с одним и тем же человеком в разные периоды его жизни, а совершенно разных людей, которые представлены в рамках культурного изобразительного шаблона (Bildschema), а потому сразу же создают впечатление «единства в переменах».
К фотографиям сделана подпись: «10 фотопортретов Кристиана Болтански 1946–1964». Отрезок времени указывает на точную хронологию, но при более внимательном взгляде он может оказаться результатом игровой перестановки цифр 4 и 6. Подпись так же
