Читаем без скачивания Влюбленный призрак - Джонатан Кэрролл

Все, что она говорила, было исполнено глубочайшего смысла. Выслушивая ее, он выслушивал неизвестную часть самого себя, которая никогда прежде не раскрывала рта. Она много чего могла бы рассказать. Некоторые из ее замечаний настолько глубоко трогали Бена, что спустя какое-то время он перестал различать ее голос, потому что его сознание начало испытывать перегрузку. Он ненадолго углубился в укромные уголки своей души, чтобы многое подвергнуть переоценке. Вернувшись обратно, он услышал, как она сказала:

— …и поэтому мы отправили Стюарта Пэрриша помешать тебе. И мы никогда не позволим тебе преуспеть, как бы долго ты ни прожил.

Он не поверил своим ушам.

— Почему не позволите?

— Потому что мы ненавидим тебя, Бен. Мы не желаем тебе добра.

Большой группе, собравшейся позади нее, очень понравилась эта фраза. Многие из них захлопали.

— Как ты можешь такое говорить? Как вы смеете желать чего-то подобного? Вы — это я!

— Мы — твое прошлое. Тебе дано жить завтра, но не нам. Мы были вчера.

Бен медленно, словно обращаясь к умственно отсталому ребенку, проговорил:

— Но вы — это я. Если я буду жить завтра, значит, и вы будете жить завтра.

Помело, вернувшийся к толпе, отрицательно помотал указательным пальцем и сказал:

— Когда-то мы были тобой на сто процентов. Но теперь мы только воспоминания. Помнишь, что произошло во вторник, двадцать лет тому назад? Скорее всего, ничего особенного не произошло, может быть, и вспоминать толком нечего? То, что когда-то было, это как забытый вторник — ничего важного. А кому охота быть таким? Мы привыкли быть целым Беном. Испуганным, обиженным, обозленным Беном. Мы хотим этого снова, но, поскольку это невозможно, мы сделаем для тебя невозможной твою жизнь.

Прежде чем Помело успел сказать еще хоть одно слово, Лоцман выбежал вперед и укусил его за ногу.

Лоцман был уже не молод, но по-прежнему оставался кобелем. Когда он учуял электрический аромат сучки в разгаре течки, то припустил за ней, словно в погоне за чудом. Но обоняние у собак так остро, что всего через милю он понял: то, что плыло по воздуху, призывая его за собой, было вовсе не призывом к собачьей свадьбе, а умелой подделкой. Тщательно принюхиваясь, он обнаружил, что в этом любовном аромате отсутствуют низкие полутона и оттенки, а высокая нота очевидно фальшивит. Это заставило его прервать бег. Он, однако, не оставил попытки, чтобы рассеять сомнения и окончательно убедиться в своей правоте. Неподвижно стоя на тротуаре, Лоцман закрыл глаза и глубоко вздохнул. Нет, это не настоящий зов плоти!

К этому времени он был уже почти в полутора милях от дома Даньелл. Не чувствуя необходимости спешить назад, он повернулся и пошел в обратном направлении. За всю свою жизнь ему не приходилось сталкиваться с такой умелой подделкой. Он недоумевал, как вообще такое возможно. Чем больше он думал об этом, тем меньше ему нравилось то, что появление этого восхитительного аромата совпало со всей остальной дребеденью, происходившей в доме Даньелл. Он не считал это простым совпадением и, полный дурных предчувствий, ускорил шаг.

На другой стороне улицы появился бесхвостый пятнистый кот. Он окинул Лоцмана одним их тех коварных высокомерных взглядов, исполненных холодного кошачьего превосходства, которые пес ненавидел. Кем только воображают себя эти коты? Но гоняться за ними не доставляло ему никакого удовольствия. У котов, конечно, хватает ума, чтобы дурачить простаков, заставляя их думать, будто в них есть что-то таинственное. Как же, как же! Но любое животное, которое на протяжении получаса с довольным видом играет бантиком на веревочке, не так уж много может поведать о тайнах Вселенной!

Несколькими минутами позже, столкнувшись на пути с мясной костью, Лоцман догадался, что эти соблазны, следовавшие буквально один за другим, — части единого плана. Кто-то пытался помешать ему — отклонить его с пути — и не дать вернуться к Бену и Фатер. Лоцман терпеть не мог уловок и не любил на них попадаться. Припустив со всех лап к дому, он был уверен, что кто-то здорово заморочил ему голову, заставив пуститься в погоню за призрачной любовью.

Но добраться до своих хозяев было нелегко. Как будто кто-то, поняв, что Лоцман разобрался в происходящем, располагал еще и подростком на серебристом мотороллере, который пронесся мимо и сильно пнул его ногой в шею, так что Лоцман взвизгнул и едва не упал. Но это его не остановило. Немного позже с проезжей части на тротуар с ревом вылетел автомобиль, который чудом его не переехал. Затем, когда Лоцман пробегал под дубом, на ветке которого сидела огромная ворона, та вдруг спикировала псу на голову, метя прямо в глаза.

Лоцман мог бы попробовать поговорить с черной птицей и спросить, кто ее послал. Но сейчас не было времени на расспросы. К тому же вороны редко говорят правду, а все ходят вокруг да около. Кроме того, сейчас прямо на него надвигалось куда худшее испытание.

Или, скорее, ни о чем не подозревавший пес сам к нему приближался. В следующем квартале ему был уготован сюрприз, простой и незамысловатый. Когда Лоцман одолел половину пути, девочка-подросток, обозленная на родителей, открыла окно своей спальни, повернула динамики в сторону улицы и вдарила по прозрачному воздуху песней Нила Янга «Heart of Gold».[30] В ушах Лоцмана отдались звуки губной гармошки!

Лоцман остановился как вкопанный. Пес не слишком любил Нила Янга, но к соло на губной гармошке испытывал подлинное отвращение. Некоторых людей угнетает жужжание бормашины или скрип ножа по тарелке. У собак такая реакция возникает при звуках губной гармошки. Лоцман не выносил гармошку, более того — звук игры на этом инструменте обычно его парализовал. Так было с тех пор, как много лет назад он услышал его в первый раз, когда его хозяин крутил эту самую песню Нила Янга.

Первый испытанный в жизни оргазм возносит нас на новый, еще не изведанный уровень наслаждения. В тот день соло на губной гармошке произвело на бедного щенка прямо противоположное воздействие. Только что уснувший, он, заслышав первые ноты, подпрыгнул так, словно пол под его животиком неожиданно охватило пламя. Пес инстинктивно закинул голову и воем выразил весь свой ужас перед этим звуком, оскорбившим его чувствительный слух.

На протяжении всей жизни звуки губной гармошки оказывали на Лоцмана то же безумное воздействие: едва их заслышав, он застывал, запрокидывал голову и взвывал к богам, умоляя прекратить эту невыносимую пытку.

Тот, кто сегодня задумал этот трюк, был необыкновенно утонченным садистом, потому что, вместо того чтобы дать песне умолкнуть, когда соло на губной гармошке закончилось, он запустил ее снова, а затем — еще раз. Словно Луч Смерти в старом фантастическом фильме, неумолимое тремоло ввергло пса в умопомешательство. Вой Лоцмана звучал громче переклички петухов на рассвете и выкриков покупателей на арканзасском свином аукционе.

Бог есть любовь! Почти сразу же, как гармошка начала свой проигрыш по третьему заходу, Лоцман даже сквозь собственный вой снова учуял сладострастный зов плоти. Щуря остекленевшие глаза и тряся головой, он сумел вырваться из жестокой хватки музыканта и, пьяно пошатываясь, затрусил по тротуару дальше. Запаху течки удалось заглушить музыку. Сучий аромат вновь восторжествовал, заставив пса волочить свое тело в его сторону, пусть даже атаки рулад не прекращались. Музыка, как это ни странно, становилась тем громче, чем больше он от нее удалялся, словно бы преследуя собаку по пятам, однако побег ему все-таки удался. Расстояние, на которое у него обычно уходило пять минут, заняло четверть часа. Но наконец губная гармошка стала восприниматься лишь как неясный шум, на фоне которого все отчетливее выступал запах всепоглощающей страсти.

Лоцман уже пришел в себя, когда в конце следующего квартала увидел белое животное. Это был верц.

Белое животное с темными загогулинами на теле, запыхавшись от стремительного бега, обратилось к Лоцману:

— Где ты шлялся? Давай побежали вместе. Нас ждут.

— Погоди. Что происходит?

— Тебе самому следовало бы знать ответ. Они пытались помешать тебе вернуться к Бену и Фатер. И почти преуспели в этом.

Тогда Лоцман заметил, что запах, который привел его сюда, фактически его спасая, теперь исчез.

— Запах пропал.

Верц даже не оглянулся.

— Его никогда и не было. Ты сам создал его у себя в голове, чтобы спастись от губной гармошки.

Лоцман был ошеломлен.

— Я сам создал этот запах? Меня что, ни одна сука не звала?

— Только в твоем воображении, — сказал верц. — Пошевеливайся, нам надо спешить.

— Но как я это сделал?

Обычно невозмутимый, редко повышающий голос по какому-либо поводу, Лоцман сейчас походил на возбужденного щенка, который только что увидел кусок колбасы.