Читаем без скачивания Черный корректор - Павел Мешков

– Я вижу, ты тут у нас поел-попил… – Голос дяди Миши дрогнул, он резко выдохнул через нос и добавил: – Пора и с честью расставаться…

Скользящим движением дядя Миша извлек из поясных ножен пластину десантного метательного ножа и так же плавно начал отводить кисть к правому плечу.

Узрев в руке противника черную железяку, дракон повел себя довольно странно и совершенно неадекватно прежней наглости. Коротко взвыв, он подпрыгнул вверх на добрых полметра и еще в воздухе принялся быстро перебирать лапами. Таким образом, едва дракон рухнул обратно на дорожку, из-под его когтистых лап вырвались фонтаны земли, пыли и куриных перьев, а сам он, пробуксовав на месте с полсекунды, ринулся мимо дяди Миши. При входе в поворот у туалета дракон отклонился от вертикали, как хороший мотоциклист, проскрипел чем-то по чугунной плите, охнул и, врезав по стволу персика хвостом, вышел на финишную прямую к двери бани.

Но и дядя Миша все это время не стоял истуканом. Ножа в его руке давно уже не было. Черной молнией, со странным, не привычным слуху шелестом нож неотвратимо летел в точку пространства, намеченную дядей Мишей. В ту же самую точку нес свою дурную голову Синий Дракон…

– Промахнулся я!.. – сокрушался дядя Миша. – Все, кажется, учел и промахнулся! В затылок метил, как положено, а эта тварь, дракон ваш, хвостом, как пропеллером, крутил и нож с траектории сбил. Скотина!

– И чего ты так переживаешь? – спросил я, рассматривая клинок, предъявленный дядей Мишей. – Ну, попал бы ты ему в затылок… На фига тебе в хозяйстве нужен бессмертный, если ему верить, дракон с эдаким ножом в затылке?

– Хорошая точилка, – похвалил нож дядя Олег. – Ни хлеба тебе нарезать, ни… Слушай! А чего это он весь такой блестящий и красивый? Ты ж говорил – черный!

– Был черный. Его мне дядя Саша Шешуков презентовал, когда обратно в Москву уезжал прошлой осенью. Предупредил, что заговоренный клинок, но – одноразовый. Дядя Саша с этим ножом даже купаться ходил и спал в обнимку. Не прошло для него даром то лето!..

– На курган больше не полез? – Я поставил чайник на плиту. – А чего он тогда от нас увез – ты больше не спрашивал?

– Спрашивал. Говорит, не доросли мы еще до того, чтобы с этими, с кургана, на равных общаться. Не лично мы не доросли, а вообще… А то, что он увез, – действует почти как у Жванецкого: все вроде ясно, понятно, а включаешь – не работает!

– Не доросли?! – возмутился я. – Когда они весь этот бардак устроили, воевали здесь, у нас, дырки в пространстве-времени вертели – они доросли?! И ведь не только здесь, в Ямане! Играли бы в свои игры у себя дома! А теперь, выходит, мы доросли, чтобы следить за этой свалкой и за ними убирать, а они с бугра руководить будут. Так?

– Откуда ты это взял? – с какой-то опаской спросил дядя Миша.

– А! – махнул рукой дядя Олег. – Гномик нам рассказал, когда мы его как следует прищучили. Хорош вам о высоких материях рассуждать! Ты, дядя Миша, не ответил, чего это нож так блестит и искрится?

– Про гномиков вы мне ничего не говорили. А нож… Таким он стал, когда я его из драконьего хвоста вытащил. Сам-то дракон в вашу дверь нырнул, как намыленный, а вот хвост втащить не смог. Нож, наверное, и вправду заговоренный. Был…

Дядя Миша вздрогнул от звука свистка на закипевшем чайнике, но тут же расслабился и потянулся к банке с кофе.

– Дракон и ругался, и умолял, и горы золотые предлагал… По правде говоря, нож я из хвоста у него выдрал из-за опасений, что он обратно вылезет. Права качать. А нож замечательно в хвосте засел! Каждым зубчиком цеплялся!

– Ох, ежели б он мне так попался, в эдакой позиции! – мечтательно закатил глаза дядя Олег. – Как бы я с ним переговоры провел! Он бы сам, как ишак вьючный, таскал из Хранилища…

Прервал я его очень просто – сунул в руки чайник с кипятком, он и заткнулся, а дядя Миша, опять не разобрав, что Олег ляпнул лишнее, с торжеством в голосе продолжил:

– Пахать бы на вашем драконе я не стал. Зачем? У нас трактор есть. Маленький. А этому гаду я вечерком кур загубленных припомнил! Три раза баню топил! Бороду с женой позвал, соседей… Все всласть напарились!

– Вот это правильно! Чистота – залог здоровья! – похвалил дядя Олег и кивнул мне с намеком. – Может, совсем уморит скотину дядя Миша? Стал ведь Синюшник меньше!

– Вряд ли его так просто уморить можно, – остудил нас дядя Миша. – Он, правда, за дверью до полночи кашлял и ругался, но теперь за неделю отошел, пашет котельная его имени на полную катушку.

– Да и размеры его… – высказал я свое мнение. – Небось ход тактический. Чтоб заманить…

– Плевать мне на его размеры и тактику! Все равно я дракона вашего загоношу!

И дядя Миша посмотрел недобро, как будто подозревал нас в чем-то таком…

А на следующий день Мурка заболела. Она грустно стояла в сарае, повернувшись задом к двери и ко всему миру, не реагировала на почесывание шеи, плевать хотела на теленка, была крайне грустна, мечтательна глазами и ничего не ела.

Обеспокоенный дядя Миша выволок корову из сарая на солнышко и внимательно обследовал со всех сторон, но ни воспалений, ни укусов не обнаружил. Собственно, он и осматривал Мурку на предмет укусов: все никак не мог забыть видения, в котором дракон зажрал бедную корову.

Оставленная в покое буренка медленно, спотыкаясь на каждом шагу, забрела обратно в сарай, заняла прежнюю позицию и застыла в мечтательной каталепсии.

Тетя Люба, пресытившись наблюдением за мучениями дяди Миши и Мурки, попыталась обоих успокоить и пообещала завтра позвать Бороду для осмотра коровы.

Но назавтра состояние Мурки, а следовательно, и дяди Миши, резко улучшилось. Хотя и довольно своеобразно: корова начала жрать все подряд. Имеется в виду именно «все подряд», ибо дядя Миша утверждал, что видел собственными глазами, как Мурка схавала вместе с травой зазевавшегося грача. И это после ведра вареной рыбы…

Одновременно у Мурки резко прибавились надои молока, так что ее прожорливость на это и списали. И все было прекрасно: Мурка ела, как взвод коров, доилась, как бензоколонка, а дядя Миша разрабатывал новые схемы утилизации молока. Правда, к концу недели у нее здорово раздуло живот, и Бороду все же пришлось позвать.

– Ха! – уверенно заявил Борода, едва увидев Мурку. – Да она у вас беременная! – А на заверения дяди Миши о том, что его Мурка быка год не видела, сказал: – Мой бычок по острову мотается, а дурное дело, оно, знаешь ли, нехитрое! Раз – и все дела. В общем, через пару месяцев…

Борода оказался прав только наполовину. Мурка разродилась через три дня, утром. Беспокоилась она еще с вечера, а когда дядя Миша с тетей Любой посетили ее рано утром, прямо при них произвела на свет продолговатый, туго перевитый венами, белесый мешок с длинной пуповиной. В мешке кто-то дергался, в явных усилиях выбраться наружу, и дядя Миша по безапелляционному совету жены произвел несложную хирургическую операцию.

В проделанный лезвием разрез немедленно, отдуваясь и фыркая, высунулась уродливая плоская голова на длиннющей шее, но дядя Миша, еще не забывший, как выглядел после рождения Чубайс, находящийся здесь же, в сарае, сказал, обращаясь к теленку:

– Вот тебе и братец! Тоже олигархом будет…

Рядом с первой в дыру протиснулась вторая голова и, разрывая стенки плодного яйца, третья. Тетя Люба, никак не прокомментировав происходящее, тихо упала в обморок. Точнее, она не упала, а медленно присела у стены и выключилась. Мурка повернулась, нежно мукнула и принялась вылизывать новорожденного, а дядя Миша потащил тетю Любу из сарая на природу и дальше по дорожке в дом.

Обретя сознание и укрепившись в нем, тетя Люба категорически предложила предать данное произведение Мурки немедленной смерти. Дядя Миша, и сам подумывающий о чем-то подобном, прихватил топор и ушел в сарай. Вернулся он минут через пять, швырнул топор в угол и так охарактеризовал материнский инстинкт Мурки:

– Еще одна пара рогов в животе лично мне совсем ни к чему…

Трехголовый уродец рос не по дням, а по часам, как былинный богатырь, и через пару дней достиг размеров Чубайса. Происходило это не только потому, что он сосал три соска вымени одновременно, но, вероятно, и оттого, что со второго дня самостоятельно перешел на смешанное вскармливание. Под бдительным присмотром Мурки он на заросшем репьями поле в три головы ловил бабочек, кузнечиков, жучков и весело хрумкал ими в тени деревьев.

Дядя Миша долго мучился вопросом, как назвать братца своего теленка. В конце концов, решив, что резать лично башковитого монстра не будет, он, дабы не тревожить лишний раз армию российских олигархов, дал трехголовому уроду весьма традиционное имя – Го-Ры-Ныч. Головы прекрасно реагировали каждая на свое имя, и в общем-то все были довольны. Кроме тети Любы. Дело в том, что Го-Ры-Ныч внимательно следил за тем, чтобы Чубайсу доставалась его доля молока, и доить Мурку после их совместной трапезы стало бесполезно.