Читаем без скачивания Степь в крови - Глеб Булатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какой там… Просто теперь у меня есть настоящее дело, доброе и важное. Это меня бодрит.
– А что граф? Пропал?
– Без следа, – Вера грустно улыбнулась. – Сказал, что дело проиграно и что теперь каждый сам за себя. Но я его не виню. Он слабый человек, и всего. Жаль его.
– Что ж, радостно за вас. Но простите, пора. У меня ранен друг, и нужно его устроить.
– Ох! Постойте. Как ранен? Тяжело?
– В грудь, осколком. Мы только привезли его с фронта.
– Печально. Но простите, что отвлекла вас, удачи, – она протянула ему руку.
Зетлинг коснулся ее холодной ладони и пошел к выходу.
– Ох! Погодите! Еще один вопрос, как там ваш друг, ротмистр Минин?
Зетлинг обернулся к ней.
– Он и ранен.
– Он?! Какая беда! И что, вы отыскали место?
– Нет, думаю отвезти его в гостиницу, а там видно будет. Быть может, устроится…
– Как так?! – возмутилась Вера. – Разве можно?! Где он? Ждите здесь, я схожу за доктором, вернусь, и мы вместе отнесем его в палату.
Она исчезла в сутолоке. А через несколько минут возникла вновь, но уже в сопровождении старенького доктора и санитара.
– Нужно перенести раненого. Колясок нет. Так что на руках. Ротмистр большой, нужно еще кого-нибудь попросить, – бойко распоряжалась Варя.
Минина сняли с телеги и переложили на носилки. Санитар и трое казаков из охранения с усилием подняли могучего ротмистра и понесли в госпиталь. Зетлинг шел рядом. Варя нежно взяла правую ладонь Минина.
– Пульс слабый, но ровный. Вы не беспокойтесь, Дмитрий Родионович, мы его поставим на ноги. Какие у него сильные, красивые руки! Наш богатырь! – тараторила она, пробираясь по заполненному людьми коридору. – О, что это? Какое красивое кольцо! Дмитрий Родионович, возьмите его себе, а то, знаете ли, у нас в госпитале всякое бывает, могут и украсть.
– Нет, – Зетлинг отрицательно покачал головой. – Это его талисман, его не украдут. Вы только будьте рядом.
– Конечно, не тревожьтесь, я позабочусь об Александре Евгеньевиче. Непременно!
Минина занесли в палату и уложили на заранее убранную койку. Доктор, щурясь и что-то бормоча под нос, занялся раной. Зетлинг попрощался с Верой, пообещал зайти на другой день и ушел.
II
Прошло три дня. В Новочеркасске стояло морозное солнечное утро 25 декабря 1919 года. Улицы были пустынны. Под ногами редких прохожих звонко хрустел снег. В городе царила невиданная тишина. Ослепительный блеск солнца и искрящаяся белизна степи манили выйти во двор и на санях понестись по чистой и морозной дороге.
Догорели станицы, и грохот канонады больше не тревожил слух. Толпы беженцев прошли сквозь город и пропали. Войсковые команды собрали обмороженные тела и свезли прочь от людских глаз. Безлюдные бульвары завалило сугробами. И только бронзовый Платов, с облепленной вороньем шашкой, невпопад напоминал о войне.
Большевики окружили Новочеркасск тесным кольцом. Остатки Донской армии, обмороженные в степи, без оружия и командиров, прижались к пригородам и ютились на полустанках да ближних хуторах. Два дня на фронте было затишье. Словно напуганные грандиозностью своих успехов, красные остановились, а казаки не смели бежать. В истории Гражданской войны наступил психологический перелом. Преодолев его, белые были обречены на продолжение изматывающей борьбы, а уступив – на скорую гибель.
В девятом часу утра Зетлинг спустился из своего номера в фойе гостиницы «Дон» и отдал ключ администратору.
– Съезжаете? – с лакейской подобострастной ухмылкой поинтересовался тот.
– Да, – бросил Зетлинг.
– Что ж, в добрый путь!
С приближением большевиков слуги, извозчики и лавочники распоясались до безобразия. На улицах нередки были случаи драк и нападений. Усиленные воинские команды патрулировали город по ночам, но число разбоев и краж от того не уменьшалось.
Выйдя из гостиницы, Зетлинг поспешно направился к госпиталю. За прошедшие дни штабс-капитан произвел финансовые операции, которые всякому стороннему зрителю должны были бы показаться несуразными. Он продал своего коня и на вырученные деньги приобрел телегу, ломовую кобылу, ворох старых шуб и солидный запас консервов, водки и соли. Все это добро он укрыл в конюшне армейского госпиталя.
Благодаря строгой заботе Веры здоровье Минина пошло на поправку. К ротмистру вернулось сознание, горячка спала, и рана стала затягиваться. Он бодрился и рвался в бой. Но после долгих споров вынужден был признать правоту Зетлинга и согласиться на бегство. Зетлинг настаивал, чтобы Вера также оставила госпиталь и они втроем попытались добраться до Екатеринодара, а возможно, и до Новороссийска. И в случае поражения белых могли покинуть Россию. Но храбрая девушка со слезами на глазах наотрез отказалась. В госпитале не хватало рук, и ей было совестно бросать раненых на произвол судьбы. Она верила, что, одержав победу, большевики прекратят зверства и не тронут больных и побежденных людей.
Зетлинг спешил. Еще вчера он надеялся, что город продержится хотя бы несколько лишних дней. Из-под Ростова, где сражались Добровольческие части, приходили вести об успехах. По слухам, Ставка собиралась удержать донские столицы и даже перейти в наступление.
Но этим утром бодрый настрой нашего героя рухнул в мгновение ока. Зетлинга разбудил робкий стук в дверь. Он накинул халат и открыл. На пороге стояла горничная. Эта была молодая румяная казачка, с которой Зетлинг частенько заигрывал и шутил.
– Господин офицер, – полным таинственности голосом, боязливо оглядываясь по сторонам, заговорила она с порога, – я пришла вам сказать, что сегодня ночью армия, защищавшая город, бросила нас и ушла за Дон. Вам нужно срочно бежать, а не то большевики с минуты на минуту будут здесь…
Зетлинг спешил. Внезапно безлюдье и тишина вокруг, царившие, как казалось, во всем утреннем солнечном городе, рухнули. Выйдя на перекресток двух не запомнившихся ему улиц, Зетлинг словно бы оказался в другом, потустороннем, мире. Из двора навстречу ему, припадая на правую ногу, путаясь в юбках и снеге, выбежала баба с вытаращенными глазами и широко распахнутым ртом. Подбежав к Зетлингу, баба схватила его за рукав шинели, потянула к себе, но вдруг обмякла и упала. Ошеломленный Зетлинг поднял глаза и увидел в том дворе, из которого выбежала баба, двух мужиков в одинаковых тулупах и войлочных шапках. Один из них еще не успел опустить громоздкий кольт. Зетлинг перевел взгляд на лежащую у своих ног женщину и увидел растекающееся по ее спине багровое пятно. Он оторвал мертвую, вцепившуюся в шинель руку и потянулся к кобуре. Но убийц уже не было.
Зетлинг еще сомневался, как ему быть и стоит ли пуститься в погоню, как над его головой звякнуло. Он оглянулся и увидел пробитую и болтающуюся от удара медную вывеску «Цирюльня. Махеевъ» и обсыпавшуюся со стен штукатурку. Вдруг что-то сильно ударило Зетлинга в плечо, развернуло и опрокинуло оземь. Он упал в сугроб и на локтях, неуклюже толкаясь коленями через мешающие длинные полы шинели, отполз на тротуар. На другом конце улицы показались люди, не таясь перезарядили винтовки и куда-то исчезли. Зетлинг ощупал плечо. Пуля разорвала шинель и чиркнула по коже.
«Что же это? Опоздал?» – пронеслось в голове Зетлинга.
Оглядевшись, он встал и забежал во дворы. Пробравшись через несколько скверных загаженных тупиков с сараями и дровяниками, оказался на другой улице. В дальнем ее конце мельтешили какие-то люди. Завидев Зетлинга с браунингом в руке, они поспешили скрыться. Зетлинг развернулся и побежал в обратную сторону. Тут только барабанный бой в его висках прекратился, и он понял, что на самом деле по всему городу идет стрельба. Невозможно было определить, где именно шел бой. Стреляли беспорядочно и со всех концов.
– Опоздал! Опоздал! Бежать в госпиталь! Еще успею! Мандат!
Зетлинг помчался изо всех сил. Вдруг, едва не сбив его с ног, из переулка вылетел казачий полковник. Он был ранен в голову и обливался кровью. Отскочив от Зетлинга и бешено водя глазами, он бросился прочь, скинув шинель и на ходу срывая погоны с гимнастерки.
«Погоны! – мелькнуло в голове Зетлинга. – Погоны!»
Он судорожно рванул зеленые лоскутки на плечах и выдрал их с корнем.
«Черт! Следы! А! Теперь неважно! Бежать!»
Стрельба нарастала. Зетлинг опрометью выбежал на Платовский, рассчитывая, что в центре города продолжается сопротивление. Аллеи с покатыми отвалами сугробов на удивление были многолюдны. Зетлинга поразило царящее здесь веселье. Совсем рядом, в десятке шагов, какой-то казак в нахлобученной папахе залихватски отплясывал вприсядку. Кругом него толпились зеваки и ободряли ловкача свистом и несвязными окриками. Чуть в стороне Зетлинг приметил нескольких конных казаков и уже направился к ним, желая узнать обстановку, как вдруг на папахе одного увидел красную полосу.
