Читаем без скачивания Степь в крови - Глеб Булатов

«Не может быть! Здесь!»

Зетлинга кто-то толкнул. Обернувшись, он встретился глазами с тупым уродливым лицом какого-то гадкого типа. Зетлинг оттолкнул его и пошел прочь.

– Эй, товарищ! – кто-то окликнул его сзади.

Но Зетлинг прибавил шагу и затерялся в толпе. Чем дальше он шел, тем сильнее нарастало веселье. Бульвар запрудили темные личности всех мастей, вчерашние лакеи, трактирные половые, жулики и гулящие женщины. И все в необразимом восторге хохотали, галдели, бесновались. У бронзового Платова Зетлинг встретил большую шумную толпу. Все чего-то ждали.

Зетлинг протиснулся вперед и добрался почти до самого основания монумента. Здесь человек двадцать красноармейцев приноравливались к длинному, толстому, суковатому бревну. Подняв его и удало гикнув, они с силой ударили в грудь Платову. Памятник дрогнул, но устоял. Для второго удара они отошли дальше и с размаху вдарили по вытянутой руке бронзового генерала. Рука вместе с шашкой треснула и отломилась. А красноармейцы потеряли равновесие, бросили бревно и разбежались врассыпную. Толпа захохотала. Но бревно, скатившись с постамента, обрушилось на зевак. Кого-то придавило. Хохот перекрыли жуткие вопли.

«Упрямый русский народ, ты победил. И даже Аваддон не помог, ты все равно победил!»

Зетлинг с отвращением выбрался из людской массы. Тут только он увидел караулы у всех подъездов, рыскающих в толпе красноармейцев и понял, в какой опасности находится.

Опомнившись, Зетлинг шагом озабоченного, деловитого человека, стараясь смотреть в землю, прошел в проулок мимо совсем молодого красноармейца. На внутреннем дворе старинного трехэтажного особняка шел погром. Из окон на снег летели вещи и мебель, а собравшиеся внизу охотники с руганью бились за добычу. Зетлинг вспомнил виденные им два года назад, в августе семнадцатого, картины разорения Петрограда.

«Этот народ безнадежен. Он ничему не научился. Все впустую. Но скорее же! К госпиталю!»

Дорога плутала по дворам и улочкам. Раз или два, завидев красноармейцев, Зетлинг был вынужден прятаться. Время близилось к полудню, и стрельба в городе почти стихла. Из степи принесло тучи, пошел снег. Зетлинг вышел за угол двухэтажного доходного дома и вдоль стены направился к виднеющейся в пятистах шагах площади перед Войсковым госпиталем. На площади он заметил людей и сваленные в кучу перевернутые кибитки. Он прибавил шагу, но вдруг услышал возглас:

– Эй! Товарищ!

Зетлинг обернулся. По правую руку от него в арке стояли три красноармейца. Двое курили, а третий вскинул винтовку.

– Постой-ка! Куда спешишь?

Зетлинг вытащил руки из карманов шинели, желая показать, что безоружен.

– Паспорт есть?

– Есть, – сдавленным голосом ответил Зетлинг и протянул документ.

– Немец? – спросил солдат.

– Русский.

– Офицер?

– Нет, гражданский.

– Какой профессии?

– Доктор. Иду в госпиталь.

– Зачем?

– Раненых много. Нужно помочь.

– Значит, буржуев лечишь? Офицерье? – солдат тряхнул винтовкой и нацелил дуло Зетлингу в грудь.

– Я лечу всех, кто нуждается в помощи…

– Не ври! Мы вас знаем, золотопогонников! – перебил его стоявший под аркой красноармеец. – Гришка, обыщи его. Чую я, никакой он не дохтур.

Солдат с винтовкой протянул руку, чтобы ощупать карманы Зетлинга.

– Руки прочь! У меня мандат.

– Какой такой мандат? Покажи! – заинтересовался стоящий под аркой и до сих пор молчавший плюгавый красноармеец с нечистой кожей на лице. Видимо, он был главным в карауле.

Зетлинг вынул из подкладки сложенный вчетверо лист и подал его красноармейцу. Это был мандат, полученный от Аваддона и гласящий, что его предъявитель имеет право беспрепятственно перемещаться по всей территории Советской республики и ему не должно чинить вреда.

– Чудной какой-то, я такого раньше и не видывал, – удивился плюгавый командир.

– Ты на подпись погляди, – отрезал Зетлинг.

Мандат был подписан Дзержинским.

– Сам!.. – плюгавый показал подпись своим товарищам.

– Не может быть.

– Так что, к комиссару пойдем? – Зетлинг грозно надвинулся на солдат. – Или я могу идти?

– Но почему вы сразу не сказали? – продолжил сомневаться плюгавый.

– Я что, по-твоему, перед каждой сволочью обязан отчитываться?! – Зетлинг вырвал мандат из рук плюгавого. – Что с госпиталем? Окружили?

– Да что там окружили, уж и подожгли…

– Зачем? – вырвалось у Зетлинга.

Он невольно обернулся и увидел над крышами домов столб черного дыма. Повернувшись к солдатам, увидел злые насмешливые лица. Зарычав от негодования и бессилия, Зетлинг бросился бежать к госпиталю. На слиянии улицы с площадью стоял конный разъезд.

– Куда?

– В госпиталь!

– С ума сошел?! Сгоришь!

– К черту!

Зетлинг протиснулся между сваленных кибиток и вырвался на площадь. Его глазам предстала картина неописуемого ужаса. Госпиталь окружала цепь красноармейцев. За ней была большая часть площади, улочки и задние дворы. Перед цепью толпились люди. Их было немного, не больше ста, случайные зеваки, женщины и калеки. Вокруг госпиталя с факелами скакали черкесы в бараньих папахах. Они кричали, свистели, галопом подскакивали к зданию и бросали в выбитые окна огонь. У выхода из госпиталя и против каждого окна стояли стрелки и целились.

Госпиталь был выстроен из красного кирпича, но уже занялись перекрытия, крыльцо, ставни, дым черным смрадным облаком поднимался над городом. В толпе кто-то плакал, но большая часть безучастно смотрела и лузгала семечки. Зетлинг протолкался к оцеплению и, сдавленный напирающей людской массой, остановился.

Огонь разгорался. Доносящиеся из здания вопли стали громче и отчаяннее. На площади появилась телега с бочкой. Красноармейцы ведрами набирали из нее горючую жидкость, подбегали к госпиталю и плескали ее на огонь. Из окон пытались стрелять, но неудачно. Только одного носильщика с ведром удалось ранить. Он упал, опрокинув ведро, и тут же вспыхнул. С нечеловеческими криками он покатился по земле. Но подбежавший комиссар в кожаном плаще одним выстрелом оборвал его страдания.

Огонь поднимался выше. Уже полыхали стропила, и языки пламени вздымались над медной кровлей. От страшного жара толпа подалась назад, и Зетлинг остался один перед строем. Он пробовал объяснить солдатам, что имеет особый мандат, но те не слушали. А подошедший комиссар заявил, что эта бумага дает основания для личной неприкосновенности, но отнюдь не право изменять решения высшего командования. Рука Зетлинга потянулась за браунингом, и, зная горячность нашего героя, тут бы и произошла развязка, как вдруг случилось неожиданное.

Полыхающие двери госпиталя распахнулись от удара. Наружу через узкий проем и окна ринулись офицеры. Первые пали под выстрелами стрелков, а прочие, перепрыгивая через тела товарищей, схлестнулись с большевиками врукопашную. На сражающихся налетели черкесы и с гиканьем в мгновение ока порубили людей. Случайно выжившие прижались к стене госпиталя, но лишь для того, чтобы один за другим пасть под градом пуль.

Подобные безнадежные схватки произошли у других выходов из здания. Способные ходить и держать оружие раненые предпочитали умирать в бою.

В госпитале началась паника. Раненые прыгали из окон и разбивались. Горящие и обезумевшие, они метались по коридорам, мелькали в окнах, падали, сраженные меткими выстрелами. Госпиталь превратился в огромный жертвенный алтарь. Гигантский столп огня и копоти вздымался над городом. Не выдержав жара, красноармейцы отошли дальше. Наступала развязка трагедии.

Через огненную арку наружу вырывались последние уцелевшие в пламени. Их было два или три десятка, израненных, обожженных, ковыляющих навстречу гибели. Среди них возвышалась могучая фигура Минина. Ротмистр выбежал из огня с шашкой в левой руке и с криком, заглушаемым грохотом рухнувших перекрытий, ринулся в бой.

Зетлинг рванулся вперед, грудью расталкивая оцепление.

– Стойте! Остановитесь! – истошно кричал он.

Минина встретили ударами прикладов. Он устоял, неловко наотмашь рубанул шашкой и рассек лицо одному из нападавших. Остальные отшатнулись. Пользуясь замешательством, Минин упрямо наступал. На подмогу солдатам подскакали два черкеса с пиками и, хохоча, стали колоть Минина.

– Живым! Живым его! – заорал над ухом Зетлинга комиссар.

– Живым! – перекрывая ревущее пламя, повторили команду.

Черкес изловчился и, спрыгнув с коня, повалил Минина на землю. Но ротмистр подмял врага под себя и сдавил ему горло. Черкес забился в смертной агонии. На Минина налетели красноармейцы и стали методично бить его прикладами в спину и затылок.

– Нет! – застонал Зетлинг и рванулся вперед.

Но его удержали. С вывернутыми руками, рыча от бессильной злобы, Зетлинг смотрел, как забивали Минина, как подняли его с тела задушенного черкеса, как четверо солдат взвалили ротмистра на телегу и повезли прочь от пепелища Новочеркасского Воинского госпиталя.