Читаем без скачивания Вскрытие показало… - Патриция Корнуэлл

— ДНК несет отрицательный заряд, — продолжала я. — Противоположности притягиваются.

Мелкие капли катятся дальше и с большей скоростью, чем крупные, по направлению к положительно заряженному краю стекла. Все вместе капли образуют определенный рисунок, который переносится на нейлоновую мембрану и подвергается воздействию раствора.

— Я не понимаю, — перебила Эбби. — Какого раствора?

Я объяснила:

— ДНК убийцы представляет собой двойные спирали. Эти спирали отделили друг от друга, то есть изменили их естественные свойства. Для наглядности представьте, что расстегиваете молнию на одежде. Я имею в виду раствор односпиральной ДНК с особой базовой последовательностью, которая классифицируется с помощью радиоактивного излучения. Когда по нейлоновой мембране размазывают раствор или пробу, последняя изучается и снабжается дополнительными отдельными спиралями — принадлежащими убийце.

— То есть молния снова застегивается? — уточнила Эбби. — Только теперь она радиоактивная?

— Сперма подвергается радиоактивному излучению для того, чтобы рисунок ДНК был виден на рентгеновском снимке, — объяснила я.

— Да, его личный код. Скверно, что мы не можем отсканировать его и вычислить личность преступника, — сухо добавил Уэсли.

— Все данные о маньяке у меня, — продолжала я. — Проблема в том, что наука пока не может расшифровать в записях ДНК индивидуальные особенности, такие как генетические отклонения или цвет волос и глаз, чтобы идентифицировать преступника. Рисунок ДНК настолько сложен и имеет так много уровней, что мы можем с уверенностью утверждать лишь одно: подходит или не подходит конкретный человек под конкретную характеристику.

— Но убийца-то об этом не знает, — задумчиво произнес Уэсли, глядя на меня.

— Верно.

— Если, конечно, он сам не ученый, не работает в лаборатории или в научном журнале, — заметила Эбби.

— Предположим, что преступник далек от науки, — сказала я. — Подозреваю, что он и знать не знал о возможности идентификации ДНК, пока несколько недель назад не прочитал об этом в газетах. Сомневаюсь, чтобы он понимал, в чем суть таких исследований.

— В своей статье я популярно объясню весь процесс идентификации ДНК, — размышляла вслух Эбби. — Я дам понять этому выродку, что результатов такого исследования вполне хватит для разоблачения.

— Достаточно, чтобы он понял, что мы знаем о его отклонении, — кивнул Уэсли. — Конечно, если у него действительно есть отклонение… В чем я не уверен. — Он холодно посмотрел на меня: — Кей, а что, если у него все в порядке со здоровьем?

Я терпеливо повторила свою версию:

— Мои догадки основываются на заявлении Мэтта Петерсена о том, что он чувствовал в спальне запах «оладий». То есть не оладий, конечно, а чего-то сладкого, но при этом похожего на пот.

— Запах кленового сиропа, — вспомнил Уэсли.

— Да. Если запах пота убийцы напоминает запах кленового сиропа, значит, у него какая-то патология, какое-то заболевание, связанное с обменом веществ. Например, «болезнь кленового сиропа»[19] — при ней такие же симптомы.

— А она генетическая? — снова поинтересовался Уэсли.

— В этом-то и соль, Бентон. Если у преступника именно эта болезнь, ее можно выявить, исследовав его ДНК.

— Никогда не слышала о подобном заболевании, — сказала Эбби.

— Да, это вам не грипп.

— А какие у него симптомы?

Я достала из шкафа толстый медицинский справочник, открыла его на нужной странице и положила на стол.

— Это энзимный дефект, — начала я объяснять, снова усевшись за стол. — При этом заболевании аминокислоты накапливаются в организме, преобразуясь в яд. При обычной или острой форме у больного наблюдается задержка умственного развития или смерть в младенческом возрасте, поэтому так редко встречаются взрослые люди без умственных отклонений и не прикованные к постели, страдающие этой болезнью. Однако все же такие люди есть. В легкой форме, которая, возможно, присутствует у убийцы, постнатальное развитие проходит нормально, симптомы заболевания проявляются редко. Больным назначают диету с низким содержанием белка, а также разнообразные пищевые добавки — в частности, тиамин, или витамин B1, в количестве, в десять раз превышающем дневную норму для здорового человека.

— Иными словами, — хмуро произнес Уэсли, подавшись вперед и заглядывая в книгу, — убийца, возможно, страдает легкой формой этого заболевания, ведет нормальную жизнь, умен, как сто чертей, — но воняет?

Я кивнула.

— Самый распространенный симптом этой болезни — специфический запах мочи и пота, напоминающий запах кленового сиропа — отсюда и название. Запах усиливается, если больной находится в состоянии стресса, достигает своего пика, если больной делает нечто, что его особенно возбуждает, — например, совершает убийство. Запах пропитывает всю одежду больного. Наверняка убийца очень стесняется этого изъяна и предпринимает всевозможные попытки, чтобы его скрыть.

— А сперма у таких людей тоже пахнет кленовым сиропом? — поинтересовался Уэсли.

— Не всегда.

— Значит, — произнесла Эбби, — если от него так несет, он должен принимать душ по десять раз на день. При условии, что он работает с людьми. Они ведь обязательно почувствуют вонь.

Я промолчала.

Эбби ничего не знала о «блестках», и я не собиралась ее просвещать в этом вопросе. Если у маньяка такой специфический запах тела, вполне понятно, что он постоянно моет под мышками, драит лицо и руки. Он проделывает эти процедуры по многу раз в день — все время, пока находится среди людей, которые могут заметить присущий ему запах. Наверняка он умывается на работе, в туалете, где всегда есть борное мыло.

— Но это большой риск. — Уэсли откинулся на стуле. — Сама подумай, Кей. Если запах померещился Петерсену или если он спутал его с чем-то — например, с одеколоном преступника — мы будем выглядеть полными идиотами. А наш «скунс» окончательно уверится в том, что детективы сами не знают, что делают.

— Вряд ли Петерсен ошибся, — убежденно сказала я. — Ведь запах был настолько странный и сильный, что даже убитый горем, повергнутый в отчаяние человек почувствовал его и запомнил. Что-то я не знаю, какая фирма выпускает одеколон с запахом пота и кленового сиропа. Думаю, что убийца взмок, как мышь, и что он выбрался из спальни буквально за несколько минут до прихода Петерсена.

— Болезнь вызывает задержку умственного развития… — бормотала Эбби, листая справочник.

— Если ее не начать лечить с самого рождения, — повторила я.

— Да, этого отморозка не назовешь умственно отсталым. — Эбби взглянула на меня зло и решительно.

— Конечно, у него с головой все в порядке, — согласился Уэсли. — Психопаты — не дураки. Но нам нужно заставить убийцу думать, что мы-то как раз считаем его кретином. Ударить по больному месту — по его гордости, будь она неладна. Преступник, конечно, гордится тем, что коэффициент интеллекта у него не ниже, чем у остальных.

— Эта болезнь делает человека чрезвычайно мнительным. Обычно человек знает, что болен. Возможно, заболевание наследственное. Больной становится гиперчувствительным, причем не только комплексует по поводу своего запаха, но и боится, как бы его не сочли умственно отсталым — ведь болезнь ассоциируется именно с задержкой умственного развития.

Эбби что-то писала в своем блокноте. Уэсли мрачно и напряженно смотрел на стену.

Наконец он выдал:

— Я даже не знаю, Кей. А вдруг у маньяка нет никакого нарушения обмена веществ? — Уэсли покачал головой. — Да он вмиг нас раскусит, и тогда следствие затормозится.

— Следствию, Бентон, уже некуда пятиться — оно и так в тупике. А упоминать название болезни в статье совсем не обязательно. — Я повернулась к Эбби: — Мы просто напишем, что у преступника нарушен обмен веществ. С обменом веществ связаны разные заболевания. Преступник забеспокоится. Не исключено, что он и не подозревает о том, что болен. Может, он думает, что совершенно здоров. Он не знает наверняка — ведь у него раньше не брали пот на анализ, его не изучала целая команда генетиков. Даже если преступник — сам врач, он вряд ли учитывает вероятность того, что с рождения болен редкой болезнью, что она притаилась в организме и может в любой момент показать, на что способна, — точно бомба. Мы должны сделать так, чтобы убийца потерял покой. Пусть болезнь станет его навязчивой идеей. Пусть он думает, что болен смертельно. Возможно, эта мысль заставит его обратиться к врачу. Не исключено, что он рванет в ближайшую библиотеку, чтобы почитать медицинскую литературу. А полиция должна отслеживать, кто это ни с того ни с сего бросился сдавать анализы или шарить по медицинским справочникам. Если компьютер взломал убийца, он, вероятно, сделает это еще раз. Мой внутренний голос подсказывает, что в любом случае что-нибудь да произойдет. Мы выкурим его из норы.