Читаем без скачивания Таинственный спаситель - Элизабет Хойт

Но вот он пришел к ней снова. По крайней мере, она для него не возможность утолить плотский голод.

— С тебя капает на мой ковер, — сказала она.

Он медленно снял маску.

— Тебе нужны новые запоры.

Она вскинула брови и закрыла книгу.

— Они у меня не такие старые.

— Да, но… — Он стащил и шелковую маску и бросил ее на ковер. — Они скорее декоративные, чем полезные.

Она смотрела, как он снимает шляпу.

— Это объясняет, как ты здесь оказался?

— Частично. — Он расстегнул портупею и осторожно положил ее на пол перед камином. — Я влез бы все равно, какими бы крепкими ни были твои замки, но это не должно было оказаться так легко.

Он начал расстегивать тунику.

— Может, у меня просто нечего запирать, — проговорила она в некотором смятении.

Он бросил на нее искрящийся взгляд из-под сдвинутых бровей.

— У тебя есть ты.

Как приятно. Почему его простые слова значат куда больше той цветистой лести, которую она слышала в последнее время?

Изабель закусила губу.

— Что ты здесь делаешь?

Он снял тунику, но не удосужился поднять глаза, садясь, чтобы стащить сапоги.

— Я хочу, чтобы ты показала мне.

— Что?

Теперь он посмотрел на нее, с одним сапогом в руках, и взгляд его проник прямо ей в душу.

— Все.

Она сглотнула, ибо живот у нее подвело от этого единственного слова.

— А с чего ты решил, что я заинтересована в том, чтобы учить тебя?

Он застыл, и его внезапная и полная недвижимость заставила ее сердце биться быстрее, словно перед ней был хищник, готовящийся к прыжку.

— Я слишком навязчив?

Она облизала пересохшие губы.

— Нет.

— Не дразни, Изабель. — Он взялся за второй сапог.

С минуту она наблюдала, как Уинтер стягивает с ноги сапог, потом расстегивает рубашку.

— Зачем ты это делаешь?

Он пожал плечами и стащил рубашку через голову, вновь обнажив свой восхитительно мускулистый торс.

— Всем на них наплевать.

— На кого?

— На бедняков, на детей Сент-Джайлса. — Он замолчал, положив руки на ширинку бриджей, и взглянул на нее. Изабель увидела у него в глазах гневный огонь. — На поиски убийцы одного аристократа отправили целый полк солдат, а до того, что дети дюжинами умирают каждый месяц, никому и дела нет.

Она склонила голову набок, понимая, что должна тщательно взвешивать свои слова.

— Роджер Фрейзер-Бернсби был хорошим человеком.

Уинтер кивнул.

— Но даже если бы он бил слуг, совращал девиц и не заботился о своих престарелых родителях, за его убийцей все равно охотились бы так же свирепо.

— Это правда. — Гнев его сейчас был острее. Что-то случилось после того, как он покинул ее карету. — Что конкретно ты хочешь от общества?

— Чтобы не оставалось равнодушным. — Уинтер закончил расстегивать бриджи и снял их, оставшись в одних подштанниках. — Я хочу, чтобы общество заботилось о бедном ребенке так же, как заботится о благородном джентльмене. Хочу, чтобы общество заботилось о том, чтобы каждый ребенок был сыт, одет и у каждого был дом. Хочу, чтобы оно поняло, что дальше так продолжаться не может.

— Ты ведешь революционные речи.

— А если и так? — Его руки сжались в кулаки. — Быть может, нам нужна еще одна революция — на этот раз из-за нищеты, а не религии. Я устал спасать осиротевших и брошенных детей. Я больше не хочу всю ночь выхаживать ребенка, а поутру видеть, как он умирает, больше никогда не хочу хоронить ни одного ребенка, не хочу искать брошенных детей, только чтоб найти… — Он вдруг захлебнулся словами и отвел глаза.

Они приближаются к тому, что так разозлило его. Изабель хотелось обнять его, но она боялась, что он отвергнет такое проявление сочувствия.

— Что сегодня произошло?

Рот его скривился.

— Я искал мастерскую, похищенных детей заставляют работать без оплаты и почти без еды. Сегодня я думал, что нашел это место — наконец-то, после стольких дней поисков, — но лавка оказалась пуста. Дети снова пропали: либо их перевели в другое место, либо убили, чтобы не оставлять свидетелей.

Он посмотрел на нее, и у Изабель перехватило дыхание от муки в его взгляде.

— Но ведь не думаешь же ты, что можешь в одиночку нести эту ношу? Разве это не грех гордыни, мистер Мейкпис?

Любой другой мужчина посмеялся бы. Он же просто закрыл глаза.

— Возможно. Возможно, во мне слишком много гордыни. — Глаза его резко распахнулись. — Но это не оправдание тому, что я опоздал. Я подвел этих детей.

Она опустила голову. Как помочь ему, этому мужчине с сильными чувствами, который носит все беды и горести Сент-Джайлса в своем сердце? Что может она предложить ему взамен того, что уже отдала, — своего тела?

Она тихо положила книгу на стол рядом со свечой, взяла подсвечник и прошла к камину. Дрова уже были сложены в нем. Изабель встала на колени и подожгла их.

— Что ты делаешь? — спросил Уинтер позади нее.

Она выпрямилась и повернулась к нему.

— Думаю, нам понадобится тепло для того, чего ты хочешь.

И она дала пледу соскользнуть на пол. Под ним обнаружилась ночная рубашка, фривольная вещица из шелка и кружева. Она скинула ее одним движением и сбросила с ног домашние туфли. И осталась стоять обнаженной перед ним, как какая-нибудь не первой молодости Венера. Изабель расправила плечи и вызывающе улыбнулась.

Только взгляд его был отнюдь не разочарованным. В сущности, он казался преисполненным благоговения.

Она облизала губы, отметив, что они слегка дрожат, и пошла к нему.

— Ну и что же ты хочешь, чтоб я тебе показала?

— Все, — повторил он.

Обескураживающее слово, ибо у другого мужчины это могло бы быть преувеличением. Но только не у Уинтера Мейкписа.

— Тогда прикоснись ко мне, — хрипло попросила она.

Ладонь его была широкой и почти идеально вобрала ее левую грудь. Он положил ее туда, горячую и сильную, затем убрал, чтобы нежно обвести полушарие.

— Вот так? — Слова его казались тихим урчанием, напряженный взгляд обжигал там, где касалась рука.

— Да, так хорошо, — отозвалась она.

Он поднял глаза к ее лицу.

— Хорошо.

Она улыбнулась.

— Ущипни сосок.

Он мягко сжал — слишком мягко.

— Сильнее.

Он нахмурился.

— Я же сделаю тебе больно.

— Не сделаешь, — прошептала она.

В этот раз он сделал все так, как нужно. Взял в ладони ее груди, гладя и пощипывая до тех пор, пока дыхание ее не сделалось тяжелым.

Потом отступил назад.

— Что ты делаешь? — спросила она несколько резко, ибо просто стоять тут под его ласками было необыкновенно возбуждающе.