Читаем без скачивания Доктор Ахтин - Игорь Поляков

Я убираю руки.

— Все, Мария Давидовна.

Я встаю, чтобы уйти.

— Спасибо, — говорит она тихо.

— На здоровье, — киваю я, — завтра вам, Мария Давидовна, будет очень плохо — высокая температура, рвота, и так далее, но вы сильная, вы справитесь.

Я уже почти выхожу из комнаты, когда она то ли спрашивает, то ли утверждает:

— Парашистай, убийств ведь больше не будет?!

Я ничего не отвечаю.

Закрыв за собой дверь её квартиры, я как бы отрезаю от себя этот отрезок жизни. Что бы ни было дальше, Мария Давидовна останется в моей жизни светлым пятном.

34

Я снова рисую, но теперь уже не портреты. Богиня пребывает в своем мире, окруженная «кА» жертв. Мои рисунки ей уже не нужны. Себя я рисовал последние дня три, а сейчас я рисую будущее. Я знаю его, и это грустно.

Может, это и хорошо, что абсолютное большинство людей даже не догадываются о завтрашнем дне. Придет, и хорошо. Запланировали сделать что-то, стремимся к этому, и прекрасно. Все сложилось, как задумывали, — просто замечательно. Жизнь удалась.

Конечно же, я знаю не все, что будет, но и того, что я вижу, вполне достаточно. Именно это я рисую.

Падающий многоэтажный дом. Он в падении застывает на рисунке, а в моем сознании здание с грохотом валится на землю. Огромная волна серой пыли и мелких камней накрывает дорогу, по которой едут автомобили. Под ней исчезает группа людей, которые шли по тротуару.

И эта волна серой пыли закрывает нестерпимо жаркое солнце.

Рисунок не может передать того, что я чувствую — мощное сотрясение под ногами, когда устоять практически невозможно. Громкий звук, ударивший по ушам, будто я стою под огромным колоколом, и его язык снова раскачивается для следующего удара. Крики людей, которые в стремлении выжить разбегаются в разные стороны. Я вижу, как рвется асфальтовое покрытие дороги, и я рисую, как микроавтобус с пассажирами падает в разверзнувшуюся бездну.

Отложив лист с рисунком, я беру новый. Карандаш на мгновение замирает над белизной листа и, даже не задумываясь и не останавливаясь на деталях, я быстро рисую. Это дом, в котором я сейчас живу. Точнее, то, что от него осталось. Полностью рухнувшие первые четыре подъезда и руины пятого подъезда. Гора из разбитого кирпича, стекла, труб, дерева и мебели. Местами видны торчащие человеческие конечности, которые еще шевелятся. Я не могу на рисунке передать крики, которые слышу, но — они есть. На помощь никто не придет, потому что каждый занят спасением своей жизни, и для многих, очень многих это занятие становится последним в их жизни.

Курган на том месте, где мой дом. Он полностью закрывает склеп на долгие столетия. Именно этого я хотел. Её долго никто не потревожит.

Я все это вижу и рисую, но меня здесь не будет.

Иногда я задаю себе вопрос — как я могу быть уверенным в том, что все будет именно так, а не иначе? Откуда такая уверенность?

Я откладываю рисунок в сторону. У меня нет ответов.

Если я Бог, то все будет так, как я вижу.

Если я только думаю, что я Бог, может быть, все будет совсем по-другому, и все мои размышления не более, чем бред сумасшедшего. О последнем даже думать не хочется.

Я встаю и иду на кухню. Выдвинув ящик стола, я смотрю на ножи. Конечно, это глупо держать орудия убийства на видном месте, но — глупо жить, пряча по углам и тайникам свои желания и стремления. Тут же рядом лежит оселок. Я сажусь за стол и начинаю точить ножи с деревянными рукоятками, на которых вырезаны две буквы. Ритмичные движения и однообразный звук настраивают меня на меланхоличный лад — в своем сознании я снова и снова возвращаюсь к прошедшим годам, когда я понял свое предназначение в этом мире. Я сделал немного, да, и не требовалось большое количество жертв — только то, что необходимо.

Впереди у меня важное дело. Думаю, что последнее, что я сделаю. Даже не так — знаю, что это будут последние жертвы, которые умрут от моих рук.

Я пробую остроту ножей большим пальцем левой руки.

Мне нужно обеспечить будущую безопасность Марии Давидовны. Она мне нужна, потому что только эта женщина сможет понять, где находится святилище Богини, и она обеспечит его безопасность на то недолгое будущее, в котором не будет меня.

Я назначаю её Хранителем. Она сохранит в неприкосновенности Богиню.

Она еще этого не знает, но — когда через пару дней получит от меня послание, поймет своё предназначение.

Я иду по ночному городу. Уже конец августа, а лето еще не собирается сдавать свои позиции. Ночная духота давит со всех сторон. Фонари освещают мне дорогу, редкие люди, которые попадаются мне, спешат домой, звезды, мерцающие на небе, живут своей жизнью.

Ничего не меняется. Все, как всегда. Пройдут годы, а звезды все также будут светить сверху, не замечая отсутствие людей и огней.

Я сворачиваю в темный переулок — это старая часть города. Здесь одноэтажные дома и редкие фонари. Справа подает голос сторожевая собака, ей вторит пес слева, — и вскоре многоголосое гавканье сопровождает мой путь. Я улыбаюсь — собаки чувствуют, что мимо них проходит хищник.

Мне осталось идти недолго. В конце этой улицы есть дом, стоящий на отшибе. Там нет собаки, потому что её нечем кормить. Хозяин уже давно продал душу дьяволу по имени героин. Именно он может нанести непоправимый вред Марии Давидовне. Через год во время проведения психиатрической судебно-медицинской экспертизы он, укусив её за руку, передаст вирус СПИДа моему Хранителю.

Конечно же, я не могу этого допустить.

Я вижу покосившийся дом, окна которого освещены. Кстати, на всей улице только эти окна горят. Я подхожу к остаткам оградки — то, что забор давно упал, никого не волнует — и заглядываю в окно.

Их четверо. Трое взрослых парней и один молодой, явно еще подросток. По их лица можно легко понять, что сейчас у них нет дозы. Все четверо курят, и один, узкоплечий длинноволосый парень что-то говорят подростку. Подросток, нахохлившись, сидит в углу и часто подносит сигарету ко рту.

Тот, что мне нужен, высокий широкоплечий парень. Он полулежит в кресле и молчит. Он курит и смотрит в потолок, словно отсутствует в этом доме.

Я ухожу в тень, когда длинноволосый встает и идет к выходу. Он выходит и идет к упавшему забору.

— Козел, — бормочет он недовольно, расстегивая ширинку, — послали дебила, вот и получили результат.

Струя мочи ударяет по дереву лежащего забора и вдруг резко обрывается. Парень боковым зрением видит меня и прекращает мочиться. Он успевает только повернуть голову, когда мой нож рассекает ему горло. Кровь попадает мне на лицо. Парень, зажимая рану руками и что-то прохрипев, падает на землю.