Читаем без скачивания Змеи и лестницы - Виктория Платова

О, да.

– Это и есть ваша девушка? – спросил Вересень, указав на Шэрон Стоун.

Илья нахмурился.

– Это моя бывшая.

– А… нынешняя не против?

– Против чего?

– Фотографий. Некоторым девушкам это не нравится.

– Некоторым – может быть. А моей нынешней плевать.

– Свободные отношения?

– Что-то вроде того.

Теперь они оба пялились на фотографию коротко стриженой красотки. Уж эта не потерпела бы конкуренток, – подумал Вересень. Да и, по большому счету, встречаясь с такой девушкой, никому и в голову не придет развешивать по стенам кого-то другого. Вересню уж точно бы не пришло.

– Тоже актриса?

– Кто? Маринка Данилова? Закончила актерский, ну да.

Илья говорит еще что-то, не очень справедливое, злобное, уничижительное, что выдает его с головой: прошлая любовь не изжита до конца, ее не заслонишь Атлантикой и Тенерифе и, даже если привлечь к уничтожению Маринки Даниловой касаток, китов-убийц, они обломают себе зубы. Вот и Илья всякий раз ломает зубы об эту любовь, ломает сердце. Живет несбыточной надеждой на то, что прошлое спутает дверь и случайно окажется в будущем, в комнате, где все готово для торжественного приема, вот и фотографии на местах.

Все, сказанное Ильей, Вересень пропустил мимо ушей – он мучительно пытался вспомнить, где и когда слышал это имя – Марина Данилова. По всему выходило, что совсем недавно, при довольно печальных обстоятельствах…

Так и есть.

Девушку, которая звонила несчастной Кристине Бирман за час до ее смерти, тоже звали Марина Данилова. С Мариной Даниловой встречался старый хорь Речкалов из прокуратуры Калининского района. Что тогда сказал ему районный следователь? Данилова разыскивала у Крис своего приятеля, «нищего актеришку», водившего, по мнению Речкалова, «шашни» с погибшей. Одно ли это лицо, или речь идет о разных девушках, еще придется уточнить. Но обилие актеров, связанных с делом Вернера Лоденбаха, настораживает.

– Расскажите мне об Марине Даниловой.

Илья посмотрел на Вересня с недоумением:

– Я уже рассказал.

– На этот раз – без эмоций и по существу. Она актриса?

– Закончила театральную академию. До последнего времени работала в театре… Кажется, в ТЮЗе.

– Она бывала здесь?

– Глупый вопрос, – поморщился Илья, но тут же осекся. – Простите. Конечно. Она здесь жила, правда, недолго.

– Недолго?

– Зачем вам это? Дело прошлое.

– А в настоящем? Когда вы виделись в последний раз?

– Прошлой зимой. Случайно, в метро. Вместо проехали одну остановку. Она вышла на Петроградской, вот и все.

– О чем вы разговаривали?

– Не успели мы ни о чем поговорить, – снова взъярился Илья, а Вересень тут же представил сцену, разыгравшуюся на перегоне между станциями. Получилось совсем как в старой песне «Секрета»:

Но, может, черт возьми, нам снова!..

Выходишь здесь?.. Ну, будь здорова…

Привет…

Привет…

Привет…

Не удержавшись, Вересень даже тихонько промурлыкал припев, чем поверг Илью в немалое изумление.

– Да пошла она! – в сердцах бросил он.

– Нехорошо так о девушке, – попенял следователь любителю спортивного питания. – Выходит, вы и учились вместе?

– Она была на два курса младше.

– Общие знакомые имеются?

– Целый институт.

– А друзья? Могла ли она от кого-нибудь узнать, что вы уехали на Тенерифе?

– С чего бы ей интересоваться уехал я или нет? Мы сто лет, как расстались. Кому охота ворошить прошлое?

– Тоже верно, – согласился Вересень. – Ее домашний адрес знаете?

Вшивый хипстер на поверку оказался довольно приличным парнем, готовым отбросить мелкие шкурные интересы, когда речь заходит о некогда близком ему человеке.

– Зачем вам Маринкин адрес адрес?

– Вопросы здесь задаю я, – Вересень произнес это даже с некоторым сожалением.

– Она хороший человек.

– Никто не ставит под сомнение ее порядочность. И, честно говоря, душевные качества вашей бывшей меня не интересуют.

– А адрес зачем?

– Найти его несложно, если уж на то пошло. Но лучше будет, если его сообщите вы.

– Кому лучше?

– Лучше для дела. Марине Даниловой ничто не угрожает, поверьте. Я просто поговорю с ней, как говорил с вами. Это ведь не смертельно?

– Точного адреса я не знаю, – поколебавшись секунду, сказал Илья. – Кажется, она живет на Петроградке, на Воскова.

– Ну, телефон у вас, наверняка, сохранился.

Илья продиктовал телефон Марины Даниловой по памяти, чему Вересень даже не удивился. По старинке записав его в потрепанную записную книжку, он испытующе взглянул на покинутого влюбленного:

– Мой совет. Не стоит немедленно ей перезванивать и пугать раньше времени. Вы меня поняли?

– Даже если бы хотел… – грустно улыбнулся Илья. – Даже если бы хотел – ничего бы не вышло. Она давно не отвечает на мои звонки.

– Вот и отлично! Если мне что-то понадобится, я с вами свяжусь. И о нашем разговоре просьба…

– …никому не рассказывать. Я знаю.

– Сериальный опыт? – подмигнул Вересень.

…Оказавшись на улице, он первым делом позвонил Речкалову, чтобы сверить контакты Марины Даниловой. Помимо телефона в Вересневской записной книжке лежала сейчас ее фотография, которую с трудом удалось вырвать у Ильи. Следователь запасся ею на случай, если номера вдруг не совпадут. Речкалов же – единственный человек, который вступал в контакт с бывшей пассией Ильи Нагорного и сможет опознать Данилову, если это, действительно, была она.

Номера совпали вплоть до последней цифры.

От такой удачи у Вересня защекотало в носу. И, предчувствуя все последствия неожиданно свалившейся на него информации, он ринулся на Петроградку, по адресу, который сообщил ему все тот же Речкалов. Но, по мере того, как приближалась Петроградка, ощущение эйфории становилось все слабее, а где-то в районе Троицкого моста исчезло совсем.

Что-то не вязалось во всей этой истории.

Катя Азимова, успевшая поработать в Европе, смотрелась в контексте Вернера Лоденбаха гораздо естественнее, чем актриса ТЮЗа Данилова. То есть, представить лицедейку в парике и очках Вернер еще был в состоянии, а вот найти общие точки соприкосновения с изощренным убийством он не мог – хоть тресни. Не то, чтобы мозаика не складывалась вовсе (складывалась и еще как!), но в ней все время оказывался лишний элемент. Кусок, который совершенно некуда было пристроить. Этим куском был странный звонок Кристине Бирман. Вересень допускал, что псевдо-Шэрон могла замылить ключ, доставшийся ей от прошлой жизни с Ильей, и удачно воспользоваться им в то самое время, когда парень был в отъезде. Она могла сыграть роль знакомой Лоденбаха, получить его вещи и уйти из квартиры на Марата никем не замеченной (что, собственно, и произошло), но звонок!.. Он выдавал Марину Данилову с головой, напрямую связывая с двумя покойниками.

Мучимый таким вопиющим несоответствием между изощренностью плана по ликвидации Вернера Лоденбаха и пустячным, детским, непростительным проколом со звонком Крис, Вересень снова набрал Речкалова.

– Владимир Афанасьевич, снова я. Есть минутка?

– Угу, – пробухтел поборник нравственности.

– Вы ведь видели эту Марину Данилову, общались с ней…

– Угу.

– И как она вам показалась?

– Никак не показалась. Девчонка и девчонка.

– Она звонила Кристине Бирман по поводу какого-то актера, так?

– Ее приятеля. Он пропал. Вроде бы.

– Нашелся?

– Откуда же мне знать? Я ей посоветовал написать заявление участковому по месту жительства.

– Ясно. А имени этого актера она не упоминала?

– Может и упоминала.

– «Может» или точно?

Речкалов недовольно засопел в трубку.

– Если вдруг вспомните, наберите меня.

– Лады.

Конец разговора пришелся на начало улицы Воскова, где, согласно данным Владимира Афанасьевича Речкалова, проживала Марина Данилова. Через пять минут Вересень уже стоял перед обшарпанной дверью, украшенной сразу четырьмя звонками, под тремя из которых белели надписи:

Под четвертым никакой надписи не было и, поколебавшись секунду, Вересень нажал на него. И тотчас же за дверью раздался чей-то недовольный надтреснутый голос:

– Ходют и ходют! Нету ее дома, вот и весь сказ!

Вересень снова утопил палец в кнопке звонка.

– Ошалели, что ли?

– Откройте, пожалуйста.

– Кого еще черт несет?

– Полиция! – неожиданно для себя рявкнул Боря, и дверь немедленно распахнулась.

За дверью стояла монументальная старуха в шерстяном тренировочном костюме, с кухонным полотенцем, закинутым на плечо и с кичкой на голове. Для законченности образа ей не хватало весла, или метательного ядра, или чего-нибудь другого, не менее травмоопасного. Вересень почему-то решил, что это и есть обладательница грозной фамилии «Перебейнос».