Читаем без скачивания Война 2011. Против НАТО - Федор Березин

81. Морали без басен

— Можно с вами поговорить?

Дмитрий Гаврилович Беда поворачивается. Перед ним сам Николай Редька. Надо же.

— Генерал? — удивляется Беда. — Конечно же, еще бы нет.

— Я, может быть, не по слишком приятному вопросу, Дмитрий Гаврилович.

— Какие уж приятности, товарищ генерал? Война вроде бы.

— Дошли слухи, что вы со своими парнями вели расправу над каким-то мафиозником-предателем. Так?

— Было дело, — кивает Беда. Он говорит без всякой досады. — Тут нечего скрывать. Я даже, обоим своим «мальчишам» указал, не утаивать историю. Лучше наоборот, рассказывать ее всем достойным людям. Все нормальные парни, генерал, должны не просто верить, а знать — справедливость торжествует. Правильно?

— Вот я об этом и хочу, — явно с внутренним напряжением произносит генерал Редька. — Без обиняков, вопрос такой: вас не мучает совесть? Нет, нет, не подумайте, что я как-то осуждаю, просто…

— Можно угадаю, в чем дело? — смотрит в глаза собеседнику Дмитрий Беда.

— Так тут и гадать-то, нечего, я думаю, Дмитрий Гаврилович. Но пробуйте, раз надо.

— Пришли к выводу, что с вашим привезенным пленным пора кончать, так? — Дмитрий Беда смотрит без всякого торжества.

— Примерно в таком ракурсе, — кивает Редька. — Ведь, понимаете, нас могут в любое время найти, и тогда придется решать все впопыхах и… Короче, как думаете, Дмитрий, чего делать?

— Вы, генерал, за совесть беспокоитесь? — уточняет Беда. — А если не наказывать этого служаку с большими погонами, то совесть, значит, мучить не будет, что ли? То есть, говоря прямо, Николай Николаевич, желаете устраниться от дела, переложить ответственность с себя на кого-нибудь? Но ведь так не получится. Уж сколько лет мы серьезные решения перекладывали на сторону. Видимо, еще при Союзе нас приучили. Мол, там наверху головы, если уж и не умнее, то, по крайней мере, у них обязанности возложены, вот пусть они тогда и решают. А потом, после СССР, опять. Черт с ним, что в стране бардак. Меня не трогают прямым образом, и ладно. Какие-то «майданутые» власть взяли нахрапом. Ну что ж, бывает. Не навсегда же? Когда-нибудь и на нашу улицу праздник придет. Причем, что интересно, прийти он должен сам собой, без личных усилий.

— Тут у меня паренек хороший, крепкий — Сережа Парфенюк, — разглагольствует Беда. — Он со студентами водился, и в курсах. Короче, есть такая финтифлюшка — постмодернизм. Там бормочут что, мол, нет такой штуковины — добро и зло. Мол, что для одного — то, для другого — напротив, ну и далее по план-конспекту. Начинают нудить, типа, есть хищник, и когда он олененка хапает, то одному — кайф, а противоположному — беда, ну и так — вперед по линии. Однако я «розумию»[133] — все те плюхи-мухи, они для запудривания мозгов. Давай еще жучков, хомячков, а то и микробиков вспомним. Да и глистов в придачу. Давай жалеть комариков на воздушном шарике, что, мол, когда мы их лупим за кровососательство, то им, мол, тоже «боляче»[134]. Если так растягивать ноты во все стороны, то никогда и не сыграешь. Потому, давай поконкретнее, ребятульки. Как я понимаю, есть, все же, добро и зло. Ясно, что одно от второго полностью не огорожено, ну так что же? Спать и видеть сны про счастливое далеко, когда кто-то там, за нас самих когда-нибудь всю катавасию разрулит? Это пусть религиозно вывернутые ждут-пождут. А мы уж ждали, ждали. Все воспитывали товарищей, кои нам вовсе и не товарищи. Ибо если есть зло, то есть и его переносчики. Вот уж не ведаю, от природы они форменные сволочи, или, там, их жизнь таковыми воспитала, только вот если то действительно сволочь из сволочей, то надо с нею кончать. Они, собаки (да простит мне наговор это крепкое животное), как вампиры. Они ж вокруг себя и других заражают. В тюрьмах оно как? Всякие «ворюки» в законе устанавливают порядки, а ты не моги тявкнуть. А на кой паровоз тогда в тюряге эта самая государством установленная администрация? Все эти надзиратели, стража, да начальники зоны?

— Считаю, Николай Николаевич, что ненормальное это положение. Уголовный мир, он же откуда берется? Не отдельные проступки: детеныш, там, у папани чего своровал. А сам уголовный мир, как система? Убежден, я, господин-товарищ генерал-майор, что уголовщина порождает сама себя. И значит, чего надо-то? Один раз хорошенько резануть. Верно?! Вот и я, думу думаю, что совсем верно. Ну, разные стервецы с кошельками заморскими, те, конечно, вопят, «ой, не гоже, сталинизм!». Но, по-моему, тут и Цезарем быть «нэ трэба»[135]. Истреби все поколение этих преступников, и испарится начисто этот уголовный мир. Там, конечно, всякие любезные спорят, мол, генетика, то-се. Генетика, может, и само собой, только уж человек, все ж, воспитуемая животина, пусть и в каких-то пределах. Но гада, который людей резал, иль мучил, ради своего кошелька, или там дозы наркоты, однозначно требуется пришить. Нету другого пути для очистки дороги не просто в светлое какое-то завтра, а вообще хоть в какое-то. Этот уголовный мир, он гад не просто на шее у человека разумного сиживает, не просто кровушку пьет, он же, вампирюка, его еще ею заражает, и тянет назад в пещеру. Я вот в пещеру не хочу.

— Так что, Дмитрий Гаврилович, по-вашему выходит, надо целые миллионы, а то и десяток передавить? — генерал Редька не подкалывает, он вполне, так, серьезен.

— Ну, как говорится, если брать в мировом масштабе, то тут и все двести миллионов под ножик надобно. Но мы ж, покуда, на украинском уровне, локально, так? Может, и сто тысяч, а может и пятьсот. А куда деваться? Или все остальные миллионы, а считая будущие поколения, то, ой-ой как больше, должны мучиться и сносить зло? Только не надо мне про относительность, я уж ранее пояснил, генерал-майор.

— Если брать наш сегодняшний — уж не побоюсь слова — исторический период. Нашу «тутошню»[136] войну. Так у нас, кроме всего прочего, шанс, пан генерал Редька. Надо им воспользоваться, и покончать всяческое отребье. Тем более, все эти сволоты на стороне агрессора. Вот и надо их дубасить, покуда обратно не переметнулись. Вы ж в курсах, что как только ветерок переменится, и сила будет за нами… — допустим, турки решат все же откреститься от сотворенного и свалят — так вся мерзота тут же на фланге новой силы окажется. Надо их сейчас мочить. Потому, генерал Николай Николаевич, правильно вы решили (вы ж решили, сознайтесь?), этого своего штабного коллегу ликвидировать. Но конечно это потребно делать не втихомолку. Было б шикарно если б перед прессой, но нет ее — собаки — в наличии, — Дмитрий Беда чистосердечно вздыхает. — Жалко, очень жалко, что ролик с этой будущей программой до народа-то и не дойдет. В телевизоре было б славно.

— Да, Дмитрий Гаврилович, тут я с вами согласен, — закивал генерал Редька. — Не хочется, но придется, совершить все открыто, при личном составе (да и вообще совершать!). Для воспитательных целей надо. Ностальгируя, как и вы сейчас, по СССР, тоже вспоминаю, что суды все больше были закрытые. Берегли что ли нашу психику так чрезмерно — не знаю. Но народу не изволили даже доводить, что за то иль это какая-нибудь сволочь получала; сколько лет назначили, и прочее. А это плохо влияет на воспитание, потому как, кому кнут, а кому пряник — это уж от природы, видимо. Народ должен знать своих героев, но и то, что сволочи наказаны так-то и так-то тоже надобно доводить. Одним неповадно будет, а другие — большинство — просто убедятся, что правда торжествует. А за закрытыми дверями, оно — фиг его знает — куда клонится. Вдруг там, прямо в зале, судье вручают откупные и все «фифти-фифти»?

— Правильно, генерал. Нам надо делать все по-военному жестко и организованно. Так что не мучайтесь в сомнениях. Вы у нас самый важный в звании, когда перейдем из этих подлесков в обще-украинские масштабы, то, может, кроме вас и некого будет предложить на пост какого-нибудь главкома, а то и президента. Чем черт не шутит!

82. Техно-коммуникационная катастрофа

Полевой корреспондент Георгий Полеводов путешествует пешком. Автобусов ему как-то не попадается, а иногда шастающие в округе машины почему-то не реагируют на голосующую руку вовсе. Точнее, весьма странно реагируют. Обычно ускоряются, обходя по дальней обочине, а один раз грузовая «газелька» вообще тормознула и срочным образом покатила в обратку. Через некоторое время добрые люди кое-что ему растолковывают, и теперь, экстраполируя, удается хоть как-то объяснить фобию водителей на автостоп. Эти добрые, а так же все прочие люди, живут в городках и поселках Донетчины вроде бы как обычной жизнью. Исключение состоит в том, что приток товаров в местные лавки и магазинчики, идущий обычно из столицы области, почему-то иссяк. Так же в нескольких местах начисто вырубилось электричество. Это не какое-то веерное отключение, все явно серьезнее, потому как длится многие сутки. Поскольку все виды связи отсутствуют еще дольше, то узнать, что произошло, и надолго ли, не представляется возможным. Провинциальный Донбасс полнится слухами. Кое-какие имеют под собой основания. Вокруг, вроде, не средневековье. Ведь край впал в технологическую катастрофу скачком, у многих машины и все такое. Осуществляется общение с соседними селениями, что в условиях Донецкой области не представляет труда: городов и поселков пруд пруди, хватило бы на весь российский Дальний Восток, а значит и расстояния между пунктами смешные, а дороги терпимые. Кое-кто добирался и до Донецка. Вернулись, правда, не все. Это настораживает, и заставляет верить россказням возвратившихся, тем более, телевизора нет, а народ привык усваивать информацию ушами.