Читаем без скачивания Гончарный круг (сборник) - Аслан Кушу

На втором километре колонна в две сотни новобранцев стала выдыхаться, из нее полетели крики: «Хватит, командир, тормози! «Уймись!», «Дай передохнуть!». И Гумер почувствовал в этом не только усталость и злобу, но и испытанный впервые новобранцам шок от обязательности подчинения чужой воле. Сержант же в ответ ехидно заметил: «А вы на бегу отдыхайте, «молодые». Запыхавшаяся колонна откликнулась дружным и благим матом…

В часть прибыли утром. Их встретили обшарпанная казарма, несколько позевывающих на завалинке солдат, одетых, кто и во что горазд, как партизаны, пасущийся на территории верблюд.

– Вешайтесь, войска! – крикнул им один из старослужащих. – Вас ждет тут такая тоска.

– Добро пожаловать в соединение «страна дураков», в часть «поле чудес»! – расшаркался другой.

– Да пошли вы! – бросил кто-то из колонны. «Деды» в ответ заулюлюкали и засвистели.

– Солдаты Отчизны, – презрительно хмыкнул Кирнос, – ветераны Пунических войн, мать вашу!

А потом потянулись дни курсов молодого бойца. Они учились наматывать портянки, подшивать воротнички, поддерживать в порядке обмундирование и амуницию, зубрили устав, текст присяги и, естественно, впитывали местный армейский сленг.

Так, Гумер узнал, что слово «чамора», часто упоминаемое офицерами и сержантами, означает нечто иное, как неопрятный солдат, а почти однокоренное «шамором» – быстрей, «фофанами» называли несобранных солдат, «бурыми» – дерзких, смелых, а зачастую просто нарушителей устава. «Фазан», «черпак», «дедушка» были определениями срока службы, а «чипок» – солдатским кафе.

Через месяц в торжественной обстановке они приняли присягу и настал день распределения одних по ротам, а других – в сержантскую школу или учебные центры подготовки военных специалистов.

– Кирнос, – школа младших командиров, – скомандовал в тот день сержант, – Фарзалиев, – поварская!

Валерий сделал шаг вперед, а потом недоуменно поинтересовался: Товарищ сержант, я технолог приготовления пищи высшей квалификации, зачем вам кого-то на повара учить.

– Разговорчики! – одернул его тот.

Затем в сержантскую школу вызвали и Гумера.

– Не пойму, совсем не пойму, – шепнул ему Кирнос, – в этой армии и их приказах нет никакой целесообразности и логики.

– Нашел где их искать, – ответил Гумер, пожалев, что поторопился в поезде обнадежить его на службу по гражданской специальности.

– Вешайтесь, войска! – вновь проводили их окриками разнузданные «деды». – Наш «Майли-Сай» похлеще Бухенвальда будет!

«Майли-Сай», легендарная на весь Среднеазиатский военный округ «учебка», отличалась железной воинской дисциплиной и небывалой муштрой. Поговаривали, что для этого были весьма веские причины. Раннее «Майли-Сай» располагался в одноименном городе в соседней Киргизии и не обременял своих курсантов безукоризненным исполнением присяги и устава. В результате случилось ЧП – несколько курсантов изнасиловали местную девушку. Реакция разгневанных киргизов была адекватной – за ночь была вырезана целая рота. «Учебку» спешно перевели в Казахстан, закрутили в ней гайки до первого скрежета, а название, став почти зловеще – нарицательным, осталось.

Конечно же, таких баек – страшилок в те времена ходило по армии предостаточно, но то, что в киргизском Майли-Сае произошло что-то особенно трагичное, не оставляло сомнений – нынешняя казахская «учебка» была под особым контролем маршала Колдунова, командующего ПВО СССР. И не было ни одного учебного периода, чтобы он не нагрянул в нее нежданно-негаданно и не навел бы здесь, как говорится, шороху.

Вот в таком месте и предстояло постигать азы боевого мастерства Гумеру и Валерию. Сюда и привезла их, в закрытый город Заозерск, «чугунка» – одноколейная железная дорога.

– Город мрачных снов, – констатировал Гумер, обозревая разбросанные по степи, словно после хаотичного броуновского движения, серые многоэтажки.

А чего же ты хотел? – задумчиво сказал Кирнос. – Здесь ничего не строили с любовью, на всем след рук подневольных и равнодушных солдатов стройбата.

«Майли-Сай» же встретил новобранцев, как проблесковый маячок, в этом сером и мрачном городе. Добротные белоснежные казармы с просторными окнами и такая же столовая с богатой оранжереей. На плацу ни спичинки, а вокруг стенды с элементами строевой подготовки, играющие свежими красками.

Но первые впечатления от «Майли-Сая» были испорчены, едва их колонна пересекла плац. Почти, чеканя шаг, к ним направился старший лейтенант со свирепым лицом и рявкнул:

– Кайметов, Кирнос, ко мне!

– Кажется, и здесь мы будем неразлучны, – сказал Валерий.

– В соответствии с «железной» армейской логикой, – ответил Гумер, – наши фамилии начинаются на «к».

Секунд при этом диалоге было достаточно, чтобы разъярить офицера, чья команда не была выполнена мгновенно.

– «Ко мне!», «Отставить!», «Ко мне! «Отставить!», «Ко мне!» – злобно и ошеломляюще запыхтел он.

Валерий и Гумер замешкались, сбитые с толку, не зная, в какую из команд выполнять.

Во, дурдом, а! – удивленно раскрыл рот сопровождавший их колонну сержант.

Офицер обжег его нервным взглядом и выругался в адрес на неведомом языке:

– Ах ты, бурыжка тургуз амэ! – что, вероятно, значило «мерзавец и негодяй», – а потом приказал Гумеру и Валерию. – Бегом марш в роту!

Они снова замешкались, не зная, в какую из рот бежать, а офицер взбешено замотал головой:

– «Бегом марш!», «Отставить!», «Бегом марш!», «Отставить!». Наблюдавший это, как прежде, сержант только беспомощно развел руками:

– В общем, дурдом, войска, вешайтесь!

В роте «страшный лейтенант» Мишин, как изволил величать себя офицер, построил взвод новоиспеченных курсантов в шеренгу, прошелся перед ней, всматриваясь каждому в глаза, в упор, так будто видел в них наипервейших врагов.

– Я поздравляю вас! – прошипел он – Вам выпала честь служить в лучшей роте, в лучшей части округа.

– Что они нас пугают да пугают, – прошептал Валерий. – Не мы первые, не мы последние.

Хотя и невнятно, но шепот этот коснулся слуха «страшного лейтенанта». Он также, как недавно сержанта, обжег взглядом Валерия, строй, громко скомандовал: «Упор лежа принять!», «Ать-два!», «Отставить!», «Упор лежа принять!», «Ать-два!», «Отставить!». При этом, наклонив голову, Мишин вновь яростно мотал ею.

Добившись, наконец, своевременного исполнения команды, он заставил отжиматься курсантов до изнеможения. А когда уже никто более не смог оторваться от пола, заключил: «Так будет всегда. За малейшую провинность одного – отдувается весь взвод!»

Обозленные и уставшие от воспитания через коллектив сослуживцы стали осуждающе посматривать на Валерия. Мишин же вновь прошелся перед строем и пояснил:

– Я каждое утро буду смотреть в ваши глаза, пока, наконец, не увижу в них готовность к беспрекословному подчинению.

Над угнетенно сникнувшим строем нависла тишина.

– В глаза! – поравнявшись с Гумером и Валерием, поставил твердую точку командир.

Потом, уже в кубрике, Гумер услышал, как, обращаясь к своему заместителю, Мишин сказал:

– Гнездилов, с Кирносом и Кайметовым держи ухо востро. Они у нас самые «бурые».

– Будет исполнено, товарищ старший лейтенант! – услужливо ответил тот.

Что «будет исполнено» Гумер и Валерий узнали после отбоя, когда замкомвзвода прошипел им в лица команду последовать в спортивный уголок, что был в конце казармы. В драке беспощадной, в этой извечной мужской утехе, когда все подручные средства хороши, трем сержантам не удалось одолеть «молодых». И тогда они призвали на помощь старых курсантов, которые, до обучения пополнения к несению караульной службы, были оставлены при роте. Чем бы закончилась эта драка, самому богу ведомо, если бы дневальный не возвестил о появлении в казарме дежурного по части.

Утром, после зарядки, командир роты Добычин вызвал к себе Гнездилова, Гумера и Валерия. Это был интеллигентного вида офицер, не старый, но уже с легким налетом угнетенности службой. Присутствовал в канцелярии и Мишин.

– Ну, что вы еще там натворили? – устало обратился Добычин к Гнездилову.

Замкомвзвода замялся и, еле шевеля разбитыми губами, прошепелявил:

– Повыфали боевую внучку, товариф капитан!

Мишин, закрыв лицо ладонью, усмехнулся.

– И сколько было задействовано личного состава в «занятиях»? – иронично поинтересовался Добычин.

– Семеро, товариф капитан! – отрапортовал замкомвзвода.

– Пятеро против двух, значит, и силы оказались примерно равны? – съязвил тот.

Гнездилов потупился.

– На площадку поедешь, вшей бельевых кормить с такой боевой выучкой, – буркнул недовольно командир. – А вам, – приказал Гумеру и Валерию, – по три наряда вне очереди, и «шкрябать», «шкрябать» до упада.

Так, в их обиход вошло новое слово и дело, которым было суждено заниматься в парко-хозяйственные дни, приходившиеся обычно на выходные и свободное от службы время. «Шкрябать» – значило на местном сленге соскабливать куском битого стекла грязь с полов на огромном коридоре казармы. Его здесь никогда не красили, и после так называемого «отшкрябывания», полы горели свежестью и пахли смолой, как только устланные.