Читаем без скачивания Я – Шарлотта Симмонс - Том Вулф

Шарлотта заставила себя сесть. Она прекрасно понимала, что должна отказать соседке, что нет никаких причин уступать и лишать себя нормального ночного сна накануне зачета по очень трудному курсу. Да и вообще – уступать кому-то фактически свою постель?… И все-таки она словно со стороны услышала свой голос:

– Чей там матрас? У кого спрашивать? Я же их совсем не знаю. – Как только прозвучали эти слова, капитуляцию можно было считать подписанной.

– Я думаю, что вообще-то он принадлежит Хиллари, – затараторила Беверли, стремясь закрепить достигнутый успех. – Спроси у Хиллари, но вообще это неважно. Хиллари… или Джоанна… но лучше спроси у Хиллари. Но в любом случае они обе все поймут. Они свои – что одна, что другая.

Шарлотта медленно, все еще в полусне, спустила ноги с кровати и нашарила тапочки. Она прекрасно понимала, что только что потерпела сокрушительное поражение, не сумев настоять на своем. Вздохнув, она встала и натянула халат.

– Достаточно просто постучаться к ним в дверь, – заверила Беверли. – Хиллари – отличная девчонка, можешь ей ничего не объяснять. Она всегда рада помочь, она такая классная… – Беверли и дальше готова была строчить, как из пулемета, – а все ради того, чтобы выставить не слишком понятливую соседку за дверь.

Так оно и получилось. Сама не понимая, что происходит, Шарлотта вдруг оказалась в коридоре перед дверью практически незнакомых однокурсниц в половине третьего ночи. Хиллари никогда не казалась Шарлотте гостеприимной и вообще склонной к альтруизму. У нее был резкий скрипучий голос и такой сильный акцент, что Шарлотта вначале думала, будто она приехала из Англии или еще черт знает откуда. Впрочем, впоследствии выяснилось, что Хиллари выросла в Нью-Йорке, и при каждом удобном случае, о чем бы ни шла речь, она обязательно вставляла: «Вот у нас в Сент-Поле…», – из чего Шарлотта сделала вывод, что этот самый Сент-Пол – такая же престижная школа, как Гротон.

Шарлотта прислонилась к стене и попыталась собраться с мыслями и – что было в данной ситуации еще важнее – набраться смелости. Ее душило чувство обиды и презрения к самой себе за проявленную слабость. Где-то в конце коридора из-за чьей-то двери доносились звуки рэпа и пробивались отдельные фразы: «Эй ты, возьми меня за тести-кулы… Обсоси их, как пепси-кулу…» Все это звучало не страшно громко, но достаточно громко, чтобы здесь, в коридоре, было отчетливо слышно. Шарлотта огляделась, подсознательно рассчитывая увидеть того парня, ради которого Беверли и выставила ее из комнаты. Впрочем, вместо одного парня она увидела приближающуюся компанию из двух парней и трех девушек, которые хохотали над чем-то, надрывая животы. Один из парней искусственным, наигранным басом повторял одну и ту же фразу: «Твое «эго» выписывает чеки, которые твое тело не в состоянии оплатить; твое «эго» выписывает чеки, которые твое тело не в состоянии оплатить». Хохот, хохот, хохот. Увидев Шарлотту, компания затихла и даже как-то присмирела. Проходя мимо, каждый счел своим долгом оглядеть ее с ног до головы. Халат, пижама, удобные мягкие тапочки. Не успев отойти от готовой сквозь землю провалиться Шарлотты, один из парней многозначительно протянул: «Да-а-а-а-а, дела-а-а-а…», – и все снова захохотали.

Этот смех, это издевательское «да-а-а-а-а» словно хлестнули Шарлотту по лицу, нет, ее словно ударили тяжелым кулаком прямо в солнечное сплетение. Девушка почувствовала почти физическую боль. Что ж, следовало признать: она только что потерпела чудовищное поражение, сдав свою единственную крепость без боя. Позволила вышвырнуть себя из собственной кровати, из собственной комнаты, а ведь здесь, в этом чертовом Дьюпонте, у нее больше ничего своего и не было – только кровать и половина жалкой, убогой комнатушки. Теперь же у нее оставались только пижама, тапочки и халат, то есть те вещи, которыми можно было худо-бедно прикрыть наготу – так ведь надо же, именно эта одежда вызвала такой припадок издевательского смеха у совершенно незнакомых людей. Шарлотта Симмонс! Ее собственное имя словно молотом ударило по черепу, едва не расколов его изнутри. Бессмысленно взывать к тому, от чего мало что осталось! Как гордо звучали когда-то эти слова… Шарлотта Симмонс… и вот теперь она унижена, изгнана и выставлена на всеобщее осмеяние… и у нее нет ни сил, ни желания отбить, вернуть то, что принадлежит ей по праву и что отобрали у нее хитростью и бесстыжей наглостью! Чудовищное, сокрушительное поражение… и снова она ощутила, как на нее накатывает волна отчаянного одиночества… Такой одинокой Шарлотта уже давно себя не чувствовала… и дело было даже не во внутреннем ощущении, а в реальном состоянии… Никому, абсолютно никому она здесь не нужна… Лета! Забвение! Ни единая душа не вспомнит о той, кому…

…Кому остается только постучать в соседнюю дверь и попросить разрешения переночевать у совершенно незнакомой Хиллари. Глубоко вздохнув и задержав дыхание, Шарлотта шагнула к двери с номером 514. Еще один вдох – и, вновь затаив дыхание, она постучалась. Тишина. Шарлотта заставила себя постучать сильнее. Из-за двери послышался голос парня, обращающегося явно к кому-то из обитателей комнаты:

– Кого это там еще, на хрен, принесло?

Шарлотту охватил ужас… она не знала, как быть дальше. Сама не понимая, что делает, бедняга наклонилась к самой двери и негромко позвала:

– Хиллари, Хиллари. – Тишина Шарлотта все так же шепотом, но уже погромче повторила: – Хиллари! Хиллари! – Тишина. – Это я, Шарлотта! Из соседней комнаты! Соседка Беверли! Я хотела попросить…

– Пошла на хрен!

Это уже определенно голос Хиллари. Перепутать его невозможно. И, судя по интонации, Хиллари вовсе не так уж счастлива пустить Шарлотту переночевать, как то расписывала Беверли, и вообще ей, судя по всему, совсем не свойственны альтруизм и стремление помогать ближним. Но что же делать?

– Хиллари… извини… можно, я…

– Я же говорю: ПОШЛА НА ХРЕН!

Снова голос парня:

– Да что за хрень такая, кто это к тебе ломится?

Шарлотта не могла поверить своим ушам. Она отступила от двери и остановилась посреди коридора Итак, ночевать ей негде, идти некуда, а утром зачет по истории средних веков. Профессор Кроун славится своей строгостью и требовательностью. Выспаться, ей обязательно нужно выспаться, вот только где?

– «Эй, возьми меня за член да засунь себе в зад… Мой болт, мой прибор, он тебе будет рад…» – причитал неизвестный рэппер в конце коридора.

Шарлотта отошла от комнаты 514 и шагнула к соседней двери – 512. Стоп, минуточку. Тут же парни живут. Еще несколько шагов. 510. Да, это комната девушек. Вот только она даже не знает, как их зовут. А впрочем, что еще остается делать? Она постучалась в дверь. Тишина. О, Господи, помоги же мне! Шарлотта постучалась громче и более настойчиво. Еще громче. Тишина Она повернула дверную ручку и осторожно толкнула дверь плечом. Дверь оказалась не заперта. Шарлотта приоткрыла ее ровно настолько, чтобы просунуть голову в образовавшуюся щель. Вместе с ней в комнату пробился и лучик света. Послышались недовольный стон и звук переворачивающегося тела. Обе кровати заняты их хозяйками, а посреди комнаты на полу лежит матрас, на котором уже кто-то спит. Присмотревшись, Шарлотта узнала «квартирантку»: да это же Джоанна, соседка Хиллари. Похоже, Хиллари выставила Джоанну из комнаты точно так же, как Беверли выставила ее саму. Сердце Шарлотты бешено заколотилось, а потом вдруг затихло, словно остановилось. И что теперь делать? Завтра утром зачет – а идти ей некуда и спать негде. Она оказалась в коридоре общежития в пижаме и халате в половине третьего ночи – и все из-за того, что похотливое желание какой-то бесстыжей девицы приволочь к себе парня посреди ночи расценивалось здесь, в Дьюпонтском университете, как что-то священное и более важное, чем все остальное.

Ну и куда же ей теперь податься? Может, к Эшли Даунс?… Да, конечно, сейчас полтретьего ночи, но разве не для помощи в таких трудных ситуациях и существуют ассистенты-воспитатели? Вот пусть и поможет, как обещала.

Стоя в лифте, Шарлотта попыталась представить себе, как будет выглядеть эта сцена. Ей вдруг стало страшно и одновременно противно. Она вспомнила пышные вьющиеся волосы Эшли и разбросанное по полу белье, включая трусики-стринги. Да, в тот раз Эшли, наверное, немало посмеялась над ней – наивной деревенской девчонкой! С каким серьезным, проникновенным видом Эшли уверяла тогда Шарлотту, что здесь, в Эджертоне, не может быть никакого алкоголя по той простой причине, что таковы правила. Секс? Да что ты, всеобщее порицание такого явления, как «общажный инцест», сделает свое дело. В тот раз Эшли добилась педагогического результата – впрочем, кратковременного: Шарлотта ушла от нее успокоенной и даже воодушевленной. Она и сейчас прекрасно помнила, как уверенно держалась Эшли на организационном собрании первокурсников в Общем зале заседаний на первом этаже… так убедительно улыбалась всем своим юным подопечным. Казалось, оглашенные ею правила будут свято выполняться всеми, кому выпал счастливый случай учиться в Дьюпонте и жить в Эджертоне. Шарлотта вспомнила, как в большом зале собрались первокурсники, заняв все диваны, кресла и стулья, расставленные большим полукругом. Все они слушали Эшли внимательно. И вот – прошло всего три недели, и тот маленький спектакль уже кажется просто циничным балаганом. Нет, просить Эшли о помощи после всего, что та ей наговорила и с чем пришлось столкнуться самой Шарлотте, было бы еще одним величайшим унижением.