Читаем без скачивания Перешагни бездну - Михаил Шевердин

— Искандер разрушил Согд, Чингисхан опустошил мир, Тамерлан уложил в свои минареты миллионы голов. И прославился. Наполеон залил кровью весь  европейский    материк.   — А он — гений Франции.

—  А наша война принесет славу Британии! В веках! — твердил своё Пир Карам-шах.

—  И кое-кому     другому, хотите сказать... — добавила     мисс Гвендолен. — А не кажется ли вам, замыслы у вас гениальные по размаху, но...

Меняя  тарелки,  Моника  оказалась  напротив  вождя   вождей. Он поймал себя на том, что следит за скользящими ее движениями. Так любуешься изящной змейкой, скользящей по освещенному солнцем камню, и вдруг холодок   отрезвляет,   когда   встре­чаешься  с ее глазами, холодными, дьявольски  умными.  «И  как соодь бог мог дать такие глаза девушке! — вспоминал Пир Карам-шах позже. — От таких глаз не спрячешься, не уйдешь. Глаза рока».

Вождь вождей запомнил эти глаза. Но только много позже он понял, что их взгляд был объявлением войны, беспощадной, непримеримой.

Молоденьким  девушкам,  а  тем  более  воспитанницам  в  роли горничных на «файв о'клоке», надлежит держаться скромно, незаметно, проявлять выдержку и обращать внимание только на приборы и бокалы. Но от Моники не укрылось, что воинственный вождь вождей вдруг изменился в лице. Он задумался. Ему реши­тельно не нравилось выражение глаз принцессы. Он даже почти не слушал, что говорит мисс Гвендолен-экономка.

—  Есть выражение: «Снимать одежду веры...» И недопустимо, чтобы одежду веры с нас сняли.— И она снова повела своими пре­лыми плечами, словно ей пришлось раздеваться под взглядами мужчин.— Мы вас знаем блестящим... гм-гм... организатором, но вы увлекаетесь. Мимолетное раздражение — и вы бросаете на­чатое и принимаетесь за другое.   Такая, я бы сказала, излишняя эмоциональность.

— Международная обстановка очень сложна. Ее нелегко по­нять и оценить смотрящему со стороны, — сказал Пир Карам-шах желчно, резко. Его раздражало что-то: то ли слова хозяйки стола, то ли неприязненный взгляд Моники. «Черт побери,— думал он, — ведь она наполовину француженка, а во взгляде её все тайны Азии. Плохо, когда такие разговоры слышат дикарки. Судя по на­пряженному    взгляду   этого   Сахиба,   он   тоже   понимает   мисс Гвендолен-экономку   и даже  сочувствует ей.   Черт   побери   этих баб!»

— Международная обстановка? — восстала мисс Гвендолен, ничуть не смутившись. — Именно обстановка в мире неопределен­на. Торопливость, спешка могут превратить даже грандиозные за­мыслы в мыльный пузырь. Пфф! И все! А теперь я попрошу вас, сэр, — обратилась она к красному, но по-прежнему невозмутимому цистеру Эбенезеру,— проводить дорогих гостей в Белую гостиную. Девушки, подайте кофе, — приказала она принцессам. — И чтоб не было этого надутого вида! Улыбайтесь! Это относится прежде всего к вам, Моника!

И снова пришлось недоумевать Монике. Она понимала, что на Востоке женщина — пушинка на ладони мужчины. Девушка уже достаточно «воспиталась» и знала, что в делах политики жен­щина — ничто. Но что же это такое? Понятно, когда молодая гос­пожа командует ими — воспитанницами. Так и полагается. Но пе­речить мужчинам, делать им замечания! А те принимают все как должное. Пир Карам-шах не сказал в ответ ни слова. Мистер Эбенезер не раскрыл и рта. Вообще Моника давно уже заметила, что он не возражает мисс Гвендолен ни в каких вопросах, ни в до­машних, ни в служебных.

Обедавший с большим удовольствием генерал и не вздумал всерьез принимать слова очаровательной экономки. Он вслух вос­торгался закусками, винами, горячими блюдами и уводил разго­вор от политики к экзотическим темам. Особенно его заинтересо­вал тибетский доктор Бадма, и он задал ему уйму вопросов. Са­хиб Джелял благосклонно слушал, что говорят другие, и красно­речиво молчал.

Обед закончился в благодушии и непринужденности. Несом­ненно, гости остались довольны великолепной кухней, напитками, восточными сладостями. Адъютант генерала занимательно расска­зывал анекдоты. Добродушный смех вскоре перешел в хохот. Но Моника чувствовала себя невесело. Слезинки выступали у нее на гдазах. Сколько ни говорила мисс Гвендолен о необходимости изучения этикета, о практическом усвоении хороших манер, но чувствовать себя служанкой, рабыней кому приятно. Сколько уни­жений перенесла Моника за время обеда. Все восставало в ней против злой властной ханум. Она видела не прекрасную розоволикую, голубоглазую английскую леди, а холодную белую змею-джинью из памирской волшебной сказки, одного взгляда стальных глаз которой достаточно, чтобы превратить все живое в камень.

Мужчины ушли в Белую гостиную. Принцессы-воспитанницы остались в столовой. Они дожидались возвращения мисс Гвендолен. В ее присутствии им надлежало заварить и выпить по чашке кофе, по крошечной чашечке в один глоток. Казалось бы, что такое глоток — секунда. Но надо суметь выпить чашечку респек­табельно. Каждое движение за столом — экзамен на аристократизм, а выдержать такой экзамен у мисс Гвендолен-экономки труднее, чем «притащить на себе священного белого слона», по словам бирманской девицы. Понимала это и Моника, и ее подружки — дочери раджей. Но пока девушки ждали свою строгую воспита­тельницу, в Белой гостиной шли разговоры. К словам, доносившимся в открытые двери, прислушивалась одна Моника, потому что мужчины говорили за кофе о ее родине.

В частности, Пир Карам-шах высказал мысль, вызвавшую це­лую бурю возгласов.

—  Наше выступление на Аму-Дарье   сейчас   было бы как ни­когда своевременно. Красная Армия скована на китайской границе, и на помощь Туркестану они не могут перебросить ни одного эскадрона, ни одного полка.

Все сразу загомонили. Доносились отдельные слова, обрывки фраз: «На Амуре обстрелян пароход «Карл Либкнехт», «Артиллерийский налет на русское селение», «Китайские аэропланы корректируют стрельбу орудий», «Конный рейд белых офицеров», «Банды хунхузов в Уссурийском крае. Есть убитые», «Арест три-дцати семи советских граждан в Харбине», «Вторжение через границу двухсот пехотинцев». «О, да это война», «Нападение на заставы», «Десант в устье Сунгари». «Пытки и казни служащих Китайско-Восточной железной дороги», «Убийства, взрывы, устраивают крушения, остановка движения», «Война отвлечет от Запада». «Правительство Великобритании изъявило готовность поддержать акции китайцев. Франция и Америка поддерживают нас»...

В гомоне выделялся громкий голос генерала. Пир Карам-шах едва успевал вставлять слово или задать вопрос. Шум в гостиной нарастал. Временами слышалось хихиканье мистера Эбенезера. Ликер, как всегда, действовал на него размораживающе.