Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки — ярл - Гай Орловский

Призраки переглянулись, один пробормотал замогильно:

— Я чую в нем Силу…

Допрашивающий меня призрак сказал веско:

— Я герцог Бертольд Венденский. В мое время в тех краях были непроходимые земли. Как там сейчас?

— Все хорошо, — ответил я поспешно. — Тишь, благодать, птички поют… и люди тоже, как птахи небесные, по дорогам ходят и… клюют, клюют. Господа, давайте спать, а? Мне с утра ехать и ехать. Хоть конь у меня и арбогаст, как его называют умники, но сам я не арбогаст, мне нужно хорошо спать и есть, а то ослабею. Я вообще слабый…

Призраки молчали, Бертольд повернулся к Зегевальду.

— Дорогой мой правнук… вы всегда отличались чутьем… хотя оно и подвело вас в последнем вашем предприятии…

Зегевальд недовольно сверкнул призрачными очами, но приблизился ко мне, я в страхе закрыл глаза, по коже как будто ветерком, в следующее мгновение голос Зегевальда прозвучал уже из-за спины:

— Я чувствую на нем запах арбогаста! Слабый запах, но, похоже, этот человек часто садится на него верхом.

— Я сажусь в седло, — на всякий случай уточнил я. — А конь ничего, хорош.

В гробовом молчании, которое мне показалось уважительным, послышался сухой кашель. Над рыцарским доспехом с эмблемой дерущихся драконов колыхнулось узкое сухощавое лицо с близко посаженными глазами. Я ощутил, как в меня всматриваются с интенсивностью бормашины.

— Господа, — прозвучал скрипучий голос, — я, герцог Гельмольд из Плессэ, один из самых старейших в роду… За всеми вами следил, видел, как вы покидали детские колыбельки… но я не помню, чтобы кто-то из вас приехал на арбогасте, имея на поясе молот Древних Королей, а за плечами лук Арианта!

— У него еще и меч Арианта, — произнес кто-то. — Вон Дербент чует в нем Силу. Вы правы, герцог, я тоже считаю этого человека достойным имени Валленштейнов.

Еще один призрак сказал негромко:

— Особенно теперь, когда угасает некогда великий род, а теперь уже, считайте, угас…

— Герцог, — возразил достаточно молодой воин в богатых доспехах, — у нашего благородного Готфрида еще есть возможность продлить род…

— Ха, — ответил герцог яростно.

— Ну что вы, он не настолько уж и стар…

— Ха, — повторил герцог презрительно.

— Но достопочтенный Дененг и в свои сто сорок сумел…

— С помощью конюха?

Еще один голос раздался почти из угла, там луна высветила широколицего господина с расплюснутым ударом булавы носом и двумя глубокими шрамами на щеке. Он выглядел почему-то чуточку чужаком, хотя я безошибочно отыскал черты кровного родства со всеми изображенными на портретах: молодых, старых, хмурых, высокомерных или излучающих довольство победителя.

— А вы уверены, что герцог Готфрид вернется?

Сразу несколько голосов ответили с негодованием:

— Он всегда возвращался!

— Он могучий воин!

— Он не мог погибнуть просто так!

Широколицый буркнул:

— Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить. Ему слишком долго везло. Он возвращался из таких мест, откуда редкий герой мог… Кстати, если этого юношу не признать наследником рода Валленштейнов, то что с ним делать?.. Кто видел нас, становится либо членом нашего рода, либо… сделать ли его безумным или же пусть просто выпадет из окна? Головой на камни?

Я ощутил себя на перекрестье десятков пронизывающих взглядов. Я откашлялся, колени начинают вздрагивать все сильнее, проговорил:

— Послушайте, почему бы не решить все путем переговорного процесса? Я вовсе не стремлюсь в ваш славный и безусловно великий род, вы ведь наверняка пролили крови больше, чем я выпил компота. Я просто мимо ехал, вот и зашел… и поеду себе дальше.

Герцог Бертольд Венденский сказал с упрямством урагана:

— Вы — соискатель титула. Без нашего одобрения невозможно свершение… да, невозможно.

В комнате прошелестели голоса:

— Невозможно…

— Мы решаем…

— Что у него за талисман на груди?

— Стать герцогом…

— Решаем, кому быть герцогом…

— …кому править…

— …а что говорит отец Филипп…

— Да, надо спросить еще у его преподобия…

Имя Филиппа повторялось все чаще, наконец все умолкли, а широколицый воззвал:

— Отец Филипп!.. Вы нужны нам. Вы в самом деле нужны. Просим вас появиться!

Пес, к моему удивлению, спокойно поднялся и отправился к самому дальнему рыцарю. Только сейчас я заметил, что над ним не мерцает призрачное лицо, рыцарь остается нем и недвижен, но после восклицаний за решеткой забрала появился ровный фиолетовый свет. Доспехи заблистали, по металлу пробежали огоньки. Облачко выплыло такое же крохотное, но быстро разрослось, к моему удивлению, появилось не только лицо, но и полупрозрачная фигура. В полной тишине призрак отделился от рыцарской скорлупы, я рассмотрел человека в сутане, изображение стало ярче и рельефнее. Человек оставался призрачным, полупрозрачным, однако я четко видел тело, босые ступни, что по щиколотку тонут в пышном ковре.

Пес посмотрел на него с интересом, призрак легонько коснулся его головы полупрозрачными, как медуза, пальцами, а в меня всмотрелся остро и недружелюбно. Взгляд суров и полон подозрительности, даже злости, но пока пальцы перебирали шерсть на загривке Пса, призрак явно смягчился, сведенные в злую гримасу черты лица расслабились.

— Удивляетесь? — спросил он мертвым голосом. — Да, я был полководцем, захватывал и жег города… но закончил жизнь святым монахом, а последним моим желанием было, чтобы художник увековечил меня в таком облике…

— Да я ничего, — пробормотал я. — Я из таких земель, где умные и грамотные люди ценятся… высоко. Не настолько, правда, как разбойники высокого полета, именуемые олигархами, но все-таки… теоретически… хоть и с задержками по зарплате…

Он смотрел на меня внимательно, в глазах мелькнуло удивление.

— Да, в ваших дивных краях это так… Но об этом как-нибудь потом, а пока объясните, каким образом у герцога Готфрида внебрачный сын, а мы ничего не знаем?

Я развел руками.

— Знаете, я просто прикололся. На самом деле никого обманывать не хочу. Это проклятый дождь задержал, но утром сваливаю в любом случае, пусть даже снова потоп и всякие хляби небесные. Никакой я не сын внебрачный. Лапшу навешал стражам, чтобы пустили через Перевал!.. Утром, когда выеду за ворота, уже не заикнусь о такой дурости.

Они слушали в гробовом молчании, слышно только, как потрескивает смола в светильниках, наконец отец Филипп проговорил негромко и очень строго:

— А что рассказали жене герцога, благороднейшей леди Изабелле?