Читаем без скачивания Белые тени - Иван Дорба

«А сейчас познакомлю вас и с моим другом Зопплем, — продолжал он и, отворив дверь в соседнюю комнату, крикнул: — Зеппи!»

Это была такса необычной окраски. Берендс знал, что ее фотография висит в кабинете рядом с портретом автора фундаментального теоретического труда о разведке Николаи. Тем самым Николаи, который допрашивал его, Берендса. после ареста на Берлинском вокзале и после того, как он дал согласие сотрудничать с немецкой разведкой.

Маленький, щупленький, с коротко остриженными седыми волосами, скромный на вид, адмирал Канарис смотрел на него своими неподвижными белесыми глазами и, словно угадывая его мысли, сказал: «А ведь у нас много общего. Мы кончили кадетские корпуса, вы — в Петербурге, я — в Киле. Вы, как и я, плавали на судах особого назначения. Вы, как и я, бродили по Истамбулу в 1912 году, в шестнадцатом по Истамбулу, кишевшему международными шпионами, и набирались ума-разума. У вас были свои «галоши», у меня свои! И мы с вами крестные дети одного отца. И не будь Николаи, вас повесили бы в Берлине в 1914 году, а меня в 15-м в Риме. — Канарис зябко пожал плечами и подошел к горящему камину. — И у нас одна цель: разделаться с коммунистами. Без сантиментов. Мораль в данном случае противопоказана. — Он зевнул и продолжал ровным, бесцветным голосом: — Усвойте себе раз и навсегда — цель должна достигаться любыми средствами... Не доверяйте никому... Я тоже это делаю. Не забывайте, что лишь тот, кто неукоснительно следует этому правилу, гарантирован от провала. В разведке, как вам известно, живет дольше тот, кто живет один. Оглянитесь!»

Берендс оглянулся и увидел в красноватых отсветах на белой стене свою тень.

«За ней тоже следите, она тоже может вас подслушать и понаблюдать за вами...» — И снова зябко поежился.

Из дальнейшего разговора Берендс вынес, что фашистский адмирал носится с мыслью объединения разведок «свободного» мира на базе антикоммунизма, создания единого антибольшевистского фронта государств, профашистски настроенных обществ, союзов, партий и, разумеется, организации «пятых колонн». Абвер, по образному, но далеко не оригинальному сравнению адмирала, должен напоминать человеческий организм: иметь четкую память, острый ум, зоркие глаза, чуткие уши, сильные руки, быстрые ноги и неболтливый язык,

«Ибо, — сказал он, поднимая палец, — кто не хранит тайну, тот не попадет даже в так восхваляемую моим другом Рейнгардом Гейдрицем Валгаллу[27], сей чертог павших за рейх и фюрера воинов, которые сражаются поутру, к обеду залечивают свои раны, чтобы вечером в садах Гласира пировать с Одином и валькириями», — и уставился на него своими белесыми глазами.

Приглашение Канариса, да еще к себе на виллу, его, ничем особым не проявившего себя агента абвера, Берендс расценивал как «смотр» перед серьезным заданием. И в самом деле, вскоре его вызвали в отдел «Микроточка» и научили уменьшать страницу машинописного текста до размера точки, которая впечатывалась в письмо самого невинного содержания. А спустя три месяца после прохождения курсов предложили с «женой» выехать в Белград, с тем чтобы: а) связаться с Валерием Александровичем Шатковским (Космайская, 16); в) узнать о связях НТСНП с иностранными разведками; с) мешать возникновению новых; д) приглядеться к деятельности прибывшего из Братиславы инженера-химика Крауса, поселившегося на ул. Балканская, 11; е) постараться обнаружить советского разведчика на съезде...

Людвиг Оскарович понял, что с нацистами шутки плохи, надо быть все время начеку и служить им верой и правдой. В Валгаллу он не верит, не составляет и гороскопы, подобно Гитлеру, Гессу, Геббельсу и Кикеру-Канарису[28], не ходит к ворожеям, не оккультист, но принимает всерьез телепатию. Он, например, точно знает, что думает Ирен о Хованском, думает о нем, Берендсе.

Алексей в передачу и чтение мыслей на расстоянии и во взрыв иррационального не верил, но тоже отлично понимал, что Ирен и ее супруг (что за «супруг», для него было ясно) будут о нем думать и говорить. Он был уверен, что Берендс — разведчик, но кому служит — ему было еще не ясно. Однако в зале съезда, увидев неприязненные и настороженные взгляды Берендса, которые он бросал на Карла Крауса, Алексей тотчас догадался, в каком ведомстве служит его знакомый по Донскому кадетскому корпусу.

Наблюдая за Карлом Краусом с его пышной блондинкой, за Берендеем и его красавицей супругой, и, наконец, за не спускавшим с них глаз Павским, Алексей вспоминал золотое правило, которому учат английских разведчиков:

«Всегда оценивайте своего противника как равного вам по силе. Не забывайте, что успех зависит от тщательного выполнения намеченного плана. Умейте сдерживать свои чувства, не пытайтесь вести пропаганду. Не следуйте примеру немцев, которые всегда кичливо недооценивали контрразведывательную службу...»

«Вот эти тоже, у меня за спиной, — недооценивают», — подумал Алексей, вспоминая, как Чегодов, пронумеровывая ему билет, шепнул: «Сзади вас будет сидеть матерый шпион Бурев».

Это был небольшого роста, плотный, смуглый, похожий на турка болгарин, на вид лет пятидесяти пяти — шестидесяти. Алексей знал, что Бурев сотрудничает с немецкой разведкой еще со времен первой мировой войны, будучи военным атташе в Женеве, что сейчас под видом богатого коммерсанта работает на «третий рейх», выдает себя за старого революционера, связан с многими белоэмигрантскими организациями, содержит группу македонских террористов, вероятно, работает в контакте с итальянской и венгерской разведками. Сидел он между двумя своими подручными, двоюродными братьями, председателем Болгарского отдела НТСНП Завжаловым и бывшим председателем Брюссельского отделения НТСНП Мурмураки. Говорили они вполголоса, по-болгарски.

Мурмураки по заданию Бурова организовал, а Поремский с группой осуществил под Парижем серьезную диверсию, взорвав несколько самолетов, подготавливающихся к отправке в республиканскую Испанию.

Алексей время от времени невольно бросал взгляд на ложу, где сидел Шульгин с приехавшим из Любляны сыном Димитрием, членом НТСНП.

Василий Витальевич Шульгин после своей легкомысленной поездки в Советский Союз и выпуска скомпрометировавшей его в глазах эмиграции книги «Три столицы» переехал в Югославию и при содействии одного из покровителей НТСНП, председателя «Союза русских журналистов и писателей в Белграде», был привлечен к работе в НТСНП и читал лекции по земельному вопросу, в которых отстаивал и восхвалял столыпинскую реформу. Свержение Советской власти Шульгин представлял себе не иначе как при помощи немцев и постоянно ратовал за то, что надо действовать в направлении обеспечения себе немецкой поддержки. С этой целью он намеревался протолкнуть в немецкие верхи свою рукопись «Пояс Ориона». В ней шла речь о создании единого целого из трех «звезд» пояса Ориона: Германии, Японии и России, причем России, освобожденной от Советской власти при помощи Германии и Японии.

На душе у Хованского было противно. За несколько минут до конца собрания Алексей встал и направился в фойе. Почувствовав на затылке взгляд, он быстро оглянулся и встретился глазами с Берендсом. «Интересно, что он от меня хочет?» — подумал и кивнул ему головой. В фойе толпился народ. Большая группа энтээсовцев, бывших донских кадет, окружила Аркадия Попова.

Его массивная фигура и волевое лицо резко отличали его от других, а может быть, это делала военная форма. До ушей Хованского донеслись слова:

— Мир хотят победить! А все они «г». И Гитлер, и Гесс, и Геббельс, и Гиммлер, и Геринг... Гейдрих...

Смех заглушил его последние слова.

Проходя мимо стоявших в сторонке «трех мушкетеров» — Буйницкого, Бережного и Зимовнова, Алексей кивнул им одобрительно головой, сунул незаметно записку Бережному, который находился ближе, и направился к выходу, подумав: «Надежных ребят подобрал Чегодов, такие не продадут!»

Спускаясь по широким ступеням крыльца, Алексей облегченно вздохнул. «Неужели эта красивая самодовольная девушка, на которую так плотоядно поглядывал вождь русских фашистов Вонсяцкий, нравится Аркаше Попову?» Минуту спустя Попов догнал его на улице:

— Алексей Алексеевич! Можно вас проводить?

— Разумеется, Аркаша! Почему ты бросил свою прелестную даму?

— Заметили? Хороша! Но, как поется в песне: «Там, где глупость божественна, — ум ничто!» Она дочь терского атамана. Увязалась со мной на съезд. Усадил сейчас ее в такси и отправил домой. Упиралась! Не хочу, дескать, еще рано!

— Что же Вонсяцкий?..

— И это углядели? Пока я выходил, он успел с ней познакомиться. В ресторан потом нас приглашал. Ха-ха-ха! Я бываю у нее в доме примерно раз в месяц. Атаман и его супруга ко мне благоволят, а люди они интересные, во многом осведомленные, и общество у них собирается хоть и пестрое, но любопытное. Я узнал весьма важную новость. Речь идет о вероятном вторжении в будущем месяце немецких войск в Чехословакию и Мемельскую область. Будто бы Риббентроп уже договорился с правящими кругами Англии, Франции, которые стремятся сколотить единый антисоветский фронт.