Читаем без скачивания Мужской день - Борис Минаев

Она погладила меня по голове и сказала:

– Мучение ты мое!

И я почувствовал, как дрожит ее рука.

ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ

Мы лежали на траве с Колупаевым и Суреном.

Не так уж часто доводилось нам, если честно, полежать на траве. Все газоны в нашем сквере были утыканы табличками «По газонам не ходить».

Но этот день был какой-то, наверное, особенный. Все будто вымерло от жары. Колупаев показал нам такое место, где с трех сторон нас закрывали кусты.

Он снял рубашку и сказал, что будет загорать, а мы как хотим.

– Мы тоже хотим! – сказал Сурен и начал снимать свою голубую рубашку.

– Мы не хотим! – сказал я и лег на живот, лицом в траву, чтобы никого не видеть.

Сурен посмотрел на меня и начал застегивать рубашку обратно.

– Мы тоже не хотим! – сказал он и последовал моему примеру.

– Лева! – сказал он через некоторое время. – По мне тут ползает кто-то! Это кто вообще?

– Не знаю. Вокруг живая природа, – сказал я. – А ты как думал? Это тебе, брат, не шутка. Сними рубашку и ложись на нее. Тогда и ползать не будут. Или будут, но не сразу.

– А по тебе они что, не ползают? – спросил Сурен.

– Ползают немножко, – сказал я. – Но я стараюсь не замечать. Я думаю о чем-то.

– О чем, Лева? – заинтересовался Сурен.

– Вы заткнетесь когда-нибудь? – спросил Колупаев. – Я, на фиг, загораю. Я сплю. Мне снятся сны о хорошем. А вы какой-то бред несете. Замолкните, гады!

– А что тебе снится хорошее? – заинтересовался Сурен.

– Не скажу, – сказал Колупаев. – Не мешай, Сурен. Добром прошу.

И стало тихо.

В этом момент я зачем-то открыл левый глаз. И обнаружил, что мы здесь не одни.

Я тут же закрыл левый глаз обратно. Но это уже не помогло.

То, что я увидел, стояло у меня перед глазами: в траве лежала девушка и какой-то мужчина рядом с ней.

Горячая щека и нежные волосы, мужская рука и яркая кофточка, чуть сбившаяся на плече – вот и все, что я увидел.

Теперь я боялся шевелиться, даже дышать. Мне казалось, что я буду настигнут и разоблачен. Теперь я чувствовал все. Я все слышал.

Сурен похрапывал рядом. По мне действительно ползали какие-то твари. Шумел трамвай. Разговаривали люди в двух шагах отсюда.

– Все нормально! – говорил один. – Все было нормально и будет нормально. А иначе и быть не может! Ну как может быть иначе? Только нормально!

– Да что же нормального! – отвечал ему другой (как мне показалось, более убедительный). – Что ж тут нормального, ты сам посуди? Ты абсолютно не прав! Ты на двести процентов не прав! И с одной стороны я не вижу ничего нормального, и с другой, если так подумать, тоже полный кошмар. Мне вообще непонятна твоя позиция. Что это вообще за позиция? Что значит «нормально»?! Сам посуди, ведь эта твоя позиция сама является ненормальной! Это просто ужас какой-то, а не позиция!

– Ну не знаю! – говорил первый. – Если это ненормально, тогда что же такое «нормально»? Интересные, понимаешь, у тебя какие представления! Все прямо-таки тебе ненормально, все тебе не так! А как же другие люди, у которых вообще я не знаю что в жизни происходит? Они вот почему-то считают, что все нормально. И они правы, эти простые люди! Простые люди всегда правы! И значит, действительно все нормально!

– При чем тут простые люди? – чуть ли не в голос заорал другой. – Ну при чем тут эти так называемые простые люди? Что за аргументы вообще, я не знаю!

Я медленно и, как мне показалось, очень осторожно открыл левый глаз.

Девушка смотрела на меня!

Она улыбалась и жевала травинку. Я опять зажмурил глаза. Да что ж это за наваждение такое! Только откроешь глаза – и тут же эта девушка!

Интересно, а далеко ли она?

Я опять медленно и осторожно приоткрыл левый глаз. Только теперь не до конца, так что сквозь узкие щелочки было плохо видно и перед зрачком дрожали розовые и сиреневые пятна. Девушка опять была, но как будто в тумане.

Ведь лежа на земле очень сложно понять расстояние между тобой и другим лежащим человеком, потому что трава кажется слишком густой и высокой.

В ней, в этой траве, гулял ветер. И где-то очень далеко, после леса травы, виднелись чьи-то рассыпанные волосы, смеющиеся губы и странный волнистый воздух над этим местом.

– Лева! – прошептал Сурен. – Я больше не могу! Во-первых, по мне ужасно кто-то ползает. Во-вторых, почему я должен слушать этих сумасшедших?

Я снова прислушался к бесконечному разговору.

– А я тебе говорю, что все не просто нормально, а супернормально! – опять убеждал собеседника первый, настроенный более позитивно. – Просто нормалек! Ну поверь моему опыту, если хочешь, моей интуиции! Все идет нормально! Не скажу, что отлично, не скажу, что сказочно, не скажу даже, что хорошо. Но нормально! Честное слово! А ведь ты знаешь, я за свои слова отвечаю.

– Ну почему я должен верить твоей так называемой интуиции? – горько восклицал другой. – Разве интуиция – это довод? Это не довод. Это совсем не довод.

– Нет, это довод! Это, если хочешь знать, самый главный довод!

– Лева! – опять позвал меня Сурен. – Что делать? Лежать или еще потерпеть?

– Терпи! – прошипел я и снова закрыл глаза.

Я вспомнил, как мы с Колупаевым сидели в беседке. Делать, как всегда, было нечего, и он вдруг достал обломок зеркала. Посветив мне в глаза, он послал зайца в окна чьей-то квартиры. Заяц побегал по чужому потолку, и к окну подошла женщина.

Она причесывалась.

Женщина посмотрела на нас и задернула занавеску. Но занавеска была короткой, в пол-окна. Заяц продолжал бегать по чужой квартире. Женщина опять подошла и погрозила нам пальцем.

Колупаев убрал зеркальце, а потом снова начал светить в то же самое окно.

– Ты что делаешь? – зашипел я.

Он пожал плечами.

– Зачем? Свети в другие хотя бы!

– А я хочу в это! – твердо сказал Колупаев.

Он яростно водил зеркальцем, и заяц как бешеный носился по потолку.

Вдруг окно распахнулось.

Женщина низко свесилась из окна. На ней было только нижнее белье – красивая комбинация с кружевами. Она улыбалась.

Как мне показалось – довольно весело.

Но Колупаев почему-то обиделся. Он тут же убрал зеркальце и обозвал женщину грубым словом.

Мне даже показалось, что женщина поняла по губам, что он сказал. Она перестала улыбаться и только очень пристально смотрела на нас.

– Ты что? – сказал я Колупаеву тихо. – Совсем сбесился?

Он вдруг достал зеркальце и стал светить женщине прямо в лицо. Она щурилась, заслонялась рукой, но не уходила.

Потом ушла в комнату, взяла свое ручное зеркальце на ручке и стала ловить солнце. Скоро у нее получилось, она попала в меня, и яркий свет вспыхнул перед глазами.

Женщина засмеялась, закрыла окно и ушла навсегда. Колупаев вдруг упал на пол беседки. Я не поверил глазам, но это было именно так – он рухнул как подкошенный.

– Ты чего? – спросил я Колупаева. – Не заболел?

– Сам ты заболел! – сказал он и перевернулся. – Может, я на ней женюсь? А?

– Может, и женишься, – сказал я. – Будешь «С добрым утром!» по утрам слушать.

– Ну и что? – спросил Колупаев.

– Ну и ничего!

Он лежал в беседке, прямо на полу, среди окурков и рассыпанного песка, и блаженно улыбался.

Мне было неприятно видеть эту улыбку, и я отвернулся. Он опять достал свое поганое зеркальце и опять стал светить мне прямо в лицо.

– Зачем ты это делаешь? – спросил я Колупаева.

И он честно ответил:

– Не знаю!

Всю эту историю я и вспомнил сейчас, лежа на траве. Я тоже не знал, стоит ли мне смотреть еще раз на девушку. Уже и так достаточно насмотрелся.

Смотреть на нее было стыдно.

Но и посмотреть ужасно хотелось. Я даже не могу вам объяснить, почему. Была ли она так уж нестерпимо красива, – не знаю. Возможно, что и нет. Жгло ли меня мучительное любопытство – а чем это они там занимаются, в траве, просто ли загорают или не просто? Нет, не жгло. Совершенно мне это было не интересно.

Вы не поверите, но мне хотелось просто узнать, а есть ли она там, в траве? Может, мне просто привиделось? И не ушла ли она, не исчезла ли?

В этот, третий раз, я решил не притворяться, что смотрю вроде бы случайно, не щуриться, а просто и резко открыть глаза. Но глаза все никак не хотели открываться.

Тогда я взял и пальцами разжал веки.

Это было ужасное мгновение! Девушка не просто смотрела на меня. Она повернулась ко мне сама – и даже явно ждала, когда я наконец открою глаза!

Она, наверное, видела, как я поднимал веки (типа Вия в одноименном фильме).

Это было очень стыдно! И как только я открыл глаза, она радостно засмеялась. Я не слышал смех, я только видел, как у нее открылся рот, и она прижала ладонь к губам, чтобы этот смех не был таким громким.

Но теперь уж мне некуда было деваться. Просто так взять и захлопнуть глаза я уже не мог.

Мы смотрели друг на друга несколько секунд. Ну, можно сказать, играли в гляделки. И она меня, конечно, переглядела. Мне мучительно хотелось отвернуться. Я сдерживался изо всех сил.