Читаем без скачивания Сломанная роза - Джо Беверли

Она повернулась и быстро пошла к женской спальне. Галеран покачал головой ей вслед. Джеанна всегда останется острой, как лепесток той розы, что осталась дома, в Хейвуде.

И, слава богу!..

Галеран неслышно прошел в часовню, дабы посвятить господу свое воздержание и вознести Ему молитву о помощи в трудном, запутанном деле.

Рауль учтиво помог Алине спешиться и препроводил ее до дверей предназначенной для женщин опочивальни.

Она с лукавой усмешкой оглядела надежную, прочную дверь.

— Боюсь, сэр Рауль, это путешествие предоставит вам не много возможностей для атаки на мою крепость.

— Вы полагаете? Но в том и заключается военное искусство, чтобы в любой твердыне найти слабо защищенное место.

Алина вскинула на него глаза, улыбающиеся губы чуть дрогнули.

— Здесь вы вряд ли найдете подобное место.

— Отчего же? Часовня даже в самых благочестивых домах общая для мужчин и женщин.

Ее чудесные голубые глаза расширились от негодования.

— Кто осмелится заниматься блудом в часовне!

— А разве никто? — в свою очередь лукаво улыбнулся Рауль.

— Если вы способны на столь нечестивый поступок, это лишь укрепит мою защиту.

— Тогда к чему вам отговаривать меня?

Алина надменно вздернула хорошенький, круглый подбородок.

— Единственно из страха за вашу бессмертную душу, сэр Рауль. — И потянулась к дверной ручке.

Рауль удержал ее руку.

— Не бойтесь ни за душу мою, ни за какую другую часть меня, леди Алина, — молвил он, поднимая ее руку к своим губам. — Я в безопасности, разве только сердце мое переполняется от чувства, кое может быть началом любви к вам.

Она вырвала руку.

— Если что у вас и переполняется, сэр болтун, то вовсе не сердце! — С этими словами она выразительно глянула на его чресла, залилась краской, рывком распахнула дверь и скрылась в темной спальне.

Рауль рассмеялся. Алина попала в точку, но никакого разбухания не было, пока она сама, так сказать, не заставила этот предмет подняться своим острым языком и дерзким взглядом.

Рауль, вздохнув, отправился к коновязи, присмотреть за лошадьми и направить свой пыл на полезное дело.

Алина ворвалась в спальню с затуманенной головой, браня себя за низменные шутки и нескромные взгляды.

Вот как действовало на нее общение с Раулем де Журэ.

Порочный, порочный человек!

И, разумеется, она ни за что не пойдет в часовню встречаться с ним.

С другой стороны, так приятно перед отходом ко сну помолиться в святой часовне… Нет, она не позволит этому нечестивцу мешать ей говорить с господом.

Как бы ни были смелы его речи, вряд ли он посмеет соблазнять ее пред алтарем.

Не так ли?

Помогая Джеанне и Уинифрид, служанке, пеленать и купать младенца, Алина безуспешно боролась с обуревающими ее страхами, упрямством и неудержимым любопытвом. Как щенок, играющий с клубком шерсти, она запутывалась тем сильнее, чем больше кружилась.

В спальне, кроме них, находились еще три женщины: жена купца с дочерью и жена каменщика. Купец с семьей возвращался из Ноттингема, где до него дошла весть о короновании Генриха Боклерка.

— Страшно подумать, что нас ждет, когда вернется домой старший сын Завоевателя, — покачивая головой, промолвила худощавая матушка Фреда. — Когда норманны пришли в Англию, я была малым ребенком, но помню все. Ужасные были времена; северные области до сих пор не оправились от той войны. На вашем месте, милые дамы, я повременила бы с поездкой на юг.

— Герцог Роберт еще далеко, — возразила ей Джеанна.

— Когда вести дойдут до него, он полетит сюда быстрее ветра, — вздохнула пожилая дама. — Я остаюсь на севере.

Матушка Фреда и ее бледная дочь улеглись в постели и заснули.

— Как ты думаешь, герцог Роберт пойдет войной на Англию? — тихонько спросила Джеанну Алина.

— Нет. Вильгельм Завоеватель, чтобы завладеть Англией, истратил гору золота, подкупал солдат деньгами, сулил им земли здесь, в Англии. Эти земли теперь в руках могущественных людей, потомков тех норманнов, и они не отдадут их просто так. У Роберта нет шансов, разве только бароны восстанут против Генриха.

— Ты говоришь, он не победит. Но разве это значит, что он не пойдет войной?

— Верно, — вздохнула Джеанна. — И еще, я не думаю, что он очень умен. Но он до сих пор в Сицилии. Сицилия — это на юге Италии, в нескольких неделях пути отсюда. Что бы он ни предпринял, нам он помешать не успеет.

— Ваш главный недруг — Ранульф Фламбар, а Раймонд Лоуик — лишь послушное орудие в его руках. Любопытно, как сложатся их отношения с новым королем.

— Нам остается лишь надеяться и молиться, — поморщилась Джеанна. — Ты готова ложиться?

Алину точно подтолкнула неведомая сила. Она встала, оправила юбки.

— Что до молитв, я собираюсь сходить в часовню.

— Хорошо. Только не молись всю ночь напролет. Завтра на рассвете мы едем.

Алина подошла к маленькой двери, ведущей в часовню. Сердце ее билось вдвое чаще, чем минуту назад. Рядом дверью была устроена молельня, чтобы дамы, не отваживающиеся выходить в часовню, могли наблюдать за ходом мессы. Алина повернула холодную железную дверную ручку и робко заглянула в щель. За решеткой, отделявшей молельню от часовни, слабо колыхался свет двух свечей у алтаря, где, преклонив колени, молились два монаха в капюшонах, скрывавших лица.

Увы, больше ничего в щелку видно не было.

Алина набрала полную грудь воздуха, открыла дверь, шагнула вперед и едва не рассмеялась: из тесной молельни не было выхода в большую часовню, решетка, которую она видела в щель, оказалась сплошной. Конечно, осторожные монахи сделали все возможное, чтобы ни одна женщина не могла проскользнуть под покровом ночи в их скромные кельи.

Следовательно, и ей нечего опасаться, что Рауль де Журэ, пусть даже находясь в часовне, атакует башню ее добродетели.

Устыдившись своих нечестивых мыслей и неправедных побуждений, приведших ее в святое место, Алина преклонила колени у малого алтаря и принялась усердно молиться, дабы господь дал ей сил противостоять искушениям. Ее губы беззвучно шевелились, взгляд был устремлен на резной деревянный образ над алтарем, полускрытый шелковой пеленой. В тусклом свете едва виднелся лик Пречистой Марии с младенцем на руках.

Алина воссылала горячие молитвы Христу и Его матери, которая, как теперь стали считать, осталась девственницей, несмотря на материнство; она молилась, но ей все не давал покоя вопрос о девственности и добродетели.

В глубине души она знала, что праведность и девство — не одно и то же, что бы ни говорили проповедники. Вот и ее мать была женщиной праведной, хотя и выносила восьмерых детей, и лорд Губерт тоже праведен, насколько может быть мужчина, хотя и зачал этих детей.