Читаем без скачивания Половина желтого солнца - Чимаманда Адичи

Страны Африки пали жертвой заговора британо — американских империалистов, использовавших рекомендации комитета как предлог для поставки вооружений Нигерии, чей марионеточный неоколониалистский режим доживает последние дни…

— Так и есть! — сказал Оденигбо, наскоро застегивая рубашку.

Малышка заворочалась в кроватке. Личико ее осунулось, стало недетским — изможденное, с тонкой кожей.

— Малышке не выжить, — проговорила Оланна едва слышно.

Оденигбо замер, выключил радио, подошел и прижал к груди голову Оланны. Его долгое молчание подтверждало, что Малышке не миновать смерти. Оланна отпрянула.

— Ей нездоровится, вот она и не ест ничего, — сказал он, но голосу недоставало привычной твердости.

— Ты только посмотри, как она исхудала!

— Нкем, кашель проходит, а значит, вернется и аппетит.

Он не сказал тех слов, что она ждала от него, не взял на себя роль доброго вестника, не заверил, что Малышка поправится, а продолжил спокойно собираться на работу. На прощанье он поцеловал ее не обычным долгим поцелуем, а небрежно, на ходу, — тоже повод для недовольства. Слезы застилали Оланне глаза. Вспомнилась Амала. Она не подавала вестей с того самого дня в больнице, но теперь Оланна задумалась, надо ли будет дать ей знать, если Малышка вдруг умрет.

Малышка зевнула и проснулась.

— Доброе утро, мама Ола. — Даже голосок ее будто совсем истаял.

— Малышка, ezigbo nwa,[79] как себя чувствуешь? — Оланна взяла девочку на руки, прижала к себе, и к горлу подступил комок — до чего исхудала, стала легче пуха. — Будешь кашку, детка? Или хлеба? Что ты хочешь?

Малышка мотнула головой. Оланна упрашивала ее выпить хоть капельку молочного коктейля, когда появилась миссис Муокелу с мешком из рафии и победной улыбкой.

— На Бишоп-роуд открылся центр помощи, и я туда помчалась с утра пораньше. Пусть Угву принесет миску.

Угву принес миску, и миссис Муокелу отсыпала туда желтого порошка.

— Что это? — удивилась Оланна.

— Яичный порошок. — Миссис Муокелу повернулась к Угву: — Пожарь для Малышки.

— Пожарить?..

— Ты что, глухой? Плесни туда воды и пожарь, osiso! Говорят, детям нравится.

Угву, смерив ее долгим взглядом, пошел на кухню. Яичный порошок, поджаренный на пальмовом масле, вышел мокрым, противно-желтым. Малышка съела все до капли.

Центр помощи располагался в здании бывшей женской школы. Глядя на обнесенный стеною и поросший травой школьный двор, Оланна пыталась представить, каким он был до войны, как спешили по утрам на занятия старшеклассницы, а по вечерам бегали к воротам на свидания со студентами из правительственного коллежда неподалеку. Теперь же, на рассвете, ржавые ворота были заперты. Снаружи толпился народ. Оланна смущенно стояла среди мужчин, женщин и детей, которые, казалось, давно привыкли ждать, когда их впустят и дадут продукты, присланные из-за границы неизвестно кем. Возникло чувство, что она поступает безнравственно, получая продукты задаром. За оградой суетились люди, стояли столы с мешками провизии, видна была табличка: «Всемирный совет церквей». Женщины в очереди, сжимая корзины, заглядывали за ограду и ворчали, что люди из центра тянут время. Мужчины переговаривались между собой; самый древний старик был в красном головном уборе вождя, украшенном пером. Особенно шумно вел себя какой-то юноша — выкрикивал что-то бессмысленное.

— Он контуженный, — шепнула миссис Муокелу.

Все остальное время миссис Муокелу молчала, потихоньку протискиваясь ближе к воротам, ведя за собой Оланну. Позади них кто-то начал рассказ об одной из побед Биафры. «Ей-богу, все солдаты-хауса как один развернулись и побежали — поняли, что перед ними грозная сила…» Голос рассказчика оборвался, когда из глубины двора к воротам вышел инспектор — стройный, в просторной футболке с надписью «Земля восходящего солнца», с пачкой бумаг в руках. Выступал он важно, широко развернув плечи.

— Тихо! Тихо! — скомандовал он, открывая ворота.

Стремительный натиск толпы застал Оланну врасплох. Ее чуть не сбили с ног. Толпа словно выпихнула ее одним выверенным движением, почуяв, что она здесь чужая. Стоявший рядом старик больно ткнул ее локтем в бок и устремился в ворота. Миссис Муокелу бросилась к одному из столов. Старик в шапке с пером упал, но тут же поднялся и, спотыкаясь, побежал занимать очередь. Охранники с длинными бичами рявкали: «Тихо! Тихо!» Женщины за столами с суровыми лицами опускали продукты в протянутые сумки и говорили: «Все, следующий!»

— Переходите туда! — приказала миссис Муокелу, когда Оланна встала за ней. — Там очередь за яичным порошком, идите туда. Здесь дают вяленую рыбу.

Оланна встала в очередь и едва удержалась, чтобы не толкнуть женщину, которая старалась оттеснить ее. Оланна пропустила женщину вперед. Стоять в очереди за подачками было неловко, стыдно. Почти у самого прилавка она заметила, что в сумки и миски насыпают не желтый порошок, а белый — кукурузную муку. Яичный порошок раздавали в следующей очереди. Оланна поспешила туда, но женщина за столом встала и крикнула: «Желток кончился!»

У Оланны сжалось сердце, она бросилась следом за женщиной.

— Послушайте, — молила она.

— Что вам? — спросила женщина. Стоявший неподалеку инспектор обернулся и устремил взгляд на Оланну.

— Моя дочка больна… — начала Оланна.

Женщина перебила ее:

— Вон очередь за молоком.

— Нет, нет, она ничего не ест, только омлет из яичного порошка. — Оланна схватила женщину за руку. — Biko, пожалуйста, мне нужен порошок.

Женщина отпихнула ее, влетела в здание школы и хлопнула дверью. Оланна осталась снаружи. Инспектор, по-прежнему не спуская с нее глаз и обмахиваясь стопкой бумаг, сказал:

— А я вас знаю.

Оланна обернулась. Плешивый, бородатый. Нет, она такого не знала. Наверняка один из тех, кто говорит «мы знакомы», чтобы приударить за женщиной. Оланна пошла прочь.

— Ну, вспомните, — сказал инспектор. Он подошел ближе, улыбнулся дружески; лицо у него было открытое, радостное. — Несколько лет назад, в аэропорту Энугу, когда я встречал брата — он возвращался из-за границы. Вы говорили с моей мамой. Вы ее успокоили, когда самолет приземлился, а остановился не сразу.

С тех пор прошло лет семь. Оланна смутно припоминала тот день в аэропорту, его простонародный говор, волнение от предстоящей встречи с братом. Тогда он выглядел старше, чем сейчас.

— Так это вы? — спросила она. — Но как вы меня узнали?

— Да разве ваше лицо забудешь? Моя мама всем рассказывает о красавице, что держала ее за руку Эту историю знает вся наша семья. Если кто заговаривает о возвращении брата, мама ее рассказывает.

— Как поживает ваш брат?

Инспектор просиял от гордости.

— Он большой человек в директорате. Это он устроил меня в центр помощи.

Оланна тотчас же подумала, не поможет ли он ей достать яичный порошок. Но вслух спросила:

— Как ваша матушка, здорова?

— Здорова. Живет в Орлу, у брата. Она сильно хворала, когда моя старшая сестра не вернулась из Зарии. Мы все думали, эти дикие звери сделали с ней то же, что и с остальными, но сестра вернулась — друзья-хауса ей помогли, — и мама поправилась. То-то обрадуется она, когда я расскажу, что видел вас!

Он замолчал, глянул в сторону — возле одного из столов сцепились две девчонки, одна кричала: «Я говорю — рыба моя!» — а другая: «Тогда нам обеим не жить!»

Инспектор вновь обратился к Оланне:

— Схожу посмотрю, что там стряслось. А вы подождите у ворот. Я к вам пришлю кого-нибудь с яичным порошком.

— Спасибо. — Оланна обрадовалась, что он предложил, и все же было неловко. У ворот она притаилась в укромном уголке, чувствуя себя воровкой.

— Я от Окоромаду, — сказала ей в ухо молодая женщина, и Оланна подскочила на месте. Сунув ей в руку пакет, женщина повернула в глубь двора.

— Передайте от меня спасибо!

Если женщина и услышала, то виду не подала. Пакет приятно оттягивал руку, пока Оланна дожидалась миссис Муокелу. Дома Малышка съела все, оставив на тарелке только жир, и Оланна диву давалась, как не противен ребенку пластмассовый вкус сухого желтка.

Когда Оланна снова пришла в центр помощи, Окоромаду у ворот разговаривал с людьми. Некоторые из женщин держали под мышками свернутые циновки; они провели ночь у школы.

— Сегодня ничего нет. Грузовик, который вез нам продукты из Авомамы, ограбили по дороге, — говорил Окоромаду. Таким сдержанным тоном политические деятели обращаются к своим сторонникам. Окоромаду знал, что от него зависит жизнь людей, и явно наслаждался властью. — У нас вооруженная охрана, но грабят нас солдаты. Перекрывают дороги и обчищают грузовики, даже бьют водителей. Приходите в понедельник — может быть, мы откроемся.