Читаем без скачивания Сочинения (с толкованием Максима Исповедника) - Дионисий Ареопагит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Справедливее было бы, однако же, нам ему сказать, что эллины нечестиво пользуются божественным против божественного, стараясь с помощью премудрости Божией ниспровергнуть божественное. Я уж не говорю о вере многих[1567], приземленно и страстно приверженных произведениям поэтов и почитающих «тварь паче Творца» (Рим. 1:25), но говорю, что и сам Аполлофаний нечестиво пользуется божественным против божественного. Ведь знание сущего[1568], правильно называемое им философией, а божественным Павлом названное премудростью Божией (см. 1 Кор. 1:21), истинных философов должно возводить к Виновнику и самого сущего, и ведения его.
И чтобы мне не обличать, вопреки убеждению, взгляды других лиц или его, скажу лишь, что Аполлофанию[1569], как человеку мудрому, следовало бы разуметь, что никак и никогда ничто небесное не может уклониться от своего порядка и движения, если только и к этому его не подвигнет Виновник и Содержатель его бытия, Творящий и Претворяющий все, согласно священному слову (см. Быт. 1:1; Дан. 2:21)· Как, удивляясь Тому, Кто обладает всепричинной и пренеизреченной силой, не почитает он и отсюда познаваемого нами истинно сущего всеобщего Бога, когда солнцу и луне[1570], по силе и статусу сверхъестественнейшим[1571], Он приказал быть совершенно неподвижными (см. Ис. Нав. 10:12–14) вместе со всем прочим и стоять в продолжении целого дня всем в одних и тех же знаках зодиака? И, более того, — когда все, и большее и объемлемое, так согласованно обычно движется* тогда вместе с объемлющим не двигалось им объемлемое. И — когда некий иной день почти утраивается[1572] по продолжительности, и в течение целых двадцати часов, или приблизительно такого времени[1573], движение солнца обращается вспять (см. Ис. 38:8) и затем вновь в высшей степени сверхъестественно возвращается назад. И солнце, своим путем за десять часов совершившее свое пятиобразное движение[1574], Он заставляет в остальные десять возвращаться точно назад, двигаясь неким новым путем (см. 4 Цар. 20: 9–11)· Это естественным образом и вавилонян поражало и без борьбы подчинило их Иезекии как некоему богоравному, превосходящему людей, существу. И я не буду, пожалуй, говорить о великих чудесах в Египте или о каких — то иных где — либо имевших место богознамениях, но напомню об общих небесных знамениях, явленных повсюду и всем.
Аполлофаний обязательно скажет, что таковое не истинно. Особенно то, о чем говорится в персидских священных рассказах[1575], благодаря чему маги и до сих пор совершают празднования тройному Митре[1576]. Ну и пусть по незнанию или по неопытности он таковым не верует. Но скажи — ка ему: «Что ты думаешь о затмении, бывшем во время спасительного распятия?» (см. Мф. 27:45; Мк. 15:33; Лк. 23:44–45). Ведь оба мы тогда, вместе находясь в Илиополе[1577] и стоя рядом, видели как луна невероятным образом[1578] заслонила солнце притом, что это не было время их схождения, и как затем[1579], начиная с девятогом часа до вечера, она сверхъестественным образом помещалась внутри солнечного диаметра. Напомни ему и кое-что другое. Он ведь знает, что мы видели, что это совмещение начиналось с востока и луна, дойдя до края солнца, затем возвратилась и, стало быть, не с одной и той же стороны произошло совмещение и очищение, но с диаметрально противоположных сторон.
Таково тогда бывшее сверхъестественное, одному Христу Всевиновному возможное, творящему «великое и чудесное, которому нет числа».
3. Если тебе удобно и возможно, скажи ему так: «Аполлофаний, обличи меня, тогда с тобою бывшего, смотревшего вместе с тобой, с тобой обсуждавшего все и вместе удивлявшегося». Не знаю, чем побуждаемый, Аполлофаний пустился тогда прорекать и, как будто объясняя мне происходящее, сказал: «О, добрый Дионисий, это знамение происходящего в делах божественных».
Столько да будет нами в послании к тебе сказано. Ты же способен недостаточное наполнить и в конце концов привести к Богу мужа весьма мудрого, который, быть может, снизойдет до того, чтобы кротко изучить премудрую истину нашего исповедания.
Послание 8. Димофилу служителю[1580] [О занятии своими делами и о доброте]
1. Исторические книги евреев говорят, добрый Димофил, что оный священный Моисей был удостоен богоявления за великую кротость (см. Чис. 12:3). И если иногда они и представляют его лишенным[1581] божественного лицезрения, то отвергают его от Бога не прежде, чем сообщают, что он потерял кротость. Они же говорят, что сильной яростью разгневался на него Господь как на самовольного и противящегося божественным советам человека (Исх. 4:14). А когда они показывают его руководствующимся богорассудными ценностями, то провозглашают его таковым по причине преимущественного[1582] богоподражания Благу.
Он ведь был очень кротким, и поэтому о нем говорится как о рабе (служителе) Божием (Исх. 14:31), более всех пророков удостоенном боговидения (Чис. 12:6–8). Даже когда на него й на Аарона напали некие дерзкие люди из — за первосвятительства и народоначалия, он оказался выше всякого славолюбия[1583] и властолюбия и предоставил богоизбранному (букв, «феокриту») предстательствовать за людей (см. Чис. 16:1–7). Поскольку же и восстали на него, и поносили его из — за первенства, и почти что бросились уже на него, он, кроткий, призвал Благого во спасение и вполне справедливо представил, что он не виновен во всем злом, что творят начальствуемые. Он ведь знал, что беседующему с благим Богом подобает, насколько это возможно, отображать в себе в первую очередь Его подобие и уметь совершать благолюбивые деяния.
Что же делает богоотца[1584] Давида боголюбезным? Именно то, что он был добрым, и даже к врагам был добр. «Обрел, — говорит преблагой, — мужа по сердцу моему» (ср. Пс. 88:21?). И в самом деле, благое законоположение[1585] даровано нам — заботиться даже о подъяремных врага (см. Исх. 23:4–5). И Иов как обладавший беззлобием был оправдан (см. Иов. 1:1–8; 42:10–12), и Иосиф не наказал братьев — заговорщиков (см. Быт. 50:19–21), и Авель просто и без сомнений пошел с братоубийцей (см. Быт. 4:8). И все, о ком проповедует богословие, — благообразны, не замышляют зла, и даже чужая злоба не отвращает их от добра, но совершенно напротив — они и злых боговидно ублажают, простирают и на них свою многую благость и их к подобному же кротко призывают.
Но восклонимся горе[1586], не кротость священных мужей возвещая, не благость человеколюбивых ангелов, милующих народы и молящихся о них Благому (см. Зах. 1:12), запрещающих губительным злодейским множествам творить зло (см. Зах. 3:2), огорчающихся от злых поступков людей, радующихся же спасению призываемых к благому (см. Лк. 15:10), и — все другое, что богословие передает о добродетельных ангелах, но, в безмолвии приемля благотворящие лучи поистине благого[1587] и сверхблагого Христа, с их помощью да возведены будем светом к Его божественным благодеяниям.
Разве это не свойство неизреченной и превышающей ум Благости — сотворить сущее и все его ввести в бытие[1588] и хотеть, чтобы все было близким к Ней и всегда причастным того, что свойственно Ему, — соответственно пригодности каждого? Как понять, что и за отступающих Он с любовью держится, и спорит[1589], и молит не презирать их, когда они влюблены и сокрушенны[1590], и терпеливо поддерживает бранящих Его и Сам их защищает? И еще больше обещает заботиться о них, и когда они еще далеко, но приближаются, Он подбегает[1591] и встречает, и, весь всех охватив, целует, и не напоминает о прежнем, но любит настоящее, и устраивает праздник, и «созывает друзей», то есть добрых[1592] людей, чтобы в обители все с Ним порадовались (см. Лк. 15:6). (Димофил же и если кто другой с добрыми людьми враждует, совершенно справедливо подвергается запрещению: пусть выучится прекрасному и подобреет). Разве же не подобало, сказал Он, Благому порадоваться спасению погибших и жизни умерших (см. Лк. 15:24, 32)? Не задумываясь, и на плечи Он берет только что возвращенное от заблуждения, и добрых ангелов подвижет к радости, и «благ и к неблагодарным» (Лк. 6:35), и сияет солнцем Своим «на злых и на добрых» (см. Мф. 5:45), и саму «душу Свою полагает за» (см. Ин. 10:11, 15) отбегающих.