Читаем без скачивания Сочинения (с толкованием Максима Исповедника) - Дионисий Ареопагит

Так, иерархи — как изъявители божественной справедливости — имеют силу, следуя как служители всемудрому, благоговейно скажем, Богоначалию, не в силу своих бессловесных устремлений[1472], но как службоначальный Дух их как пророков подвигает, отлучать[1473] по достоинству осужденных Богом. Ибо «Примите, — говорит[1474], — Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20:22–23). И святому отцу, которого осияли божественные откровения[1475], Речения говорят: «Что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Мф. 16:19), чтобы он и все следующие за ним иерархи[1476], соответственно бывшим у него откровениям отеческих определений, изъяснительно и истолковательно боголюбивых принимали, а безбожных отгоняли. Ведь и оное священное богословие[1477], как Речения говорят, не само по себе, не плотью и кровью было ему открыто (ср. Мф. 16:17), но Бог умопостигаемо его научил Своему, а он провозгласил. Божественные иерархи должны так пользоваться отлучениями и всеми иерархическими силами, как если бы[1478] ими двигало службоначальное Богоначалие. Остальные же таким образом должны слушать иерархов, когда те действуют иерархически[1479], как Богом движимых, ибо «Отвергающийся вас, — говорит Он, — Меня отвергается» (Лк. 10:16).

8. Но вернемся к тому, что следует за упомянутой молитвой. Совершив ведь ее, иерарх и сам целует усопшего, и следом за ним все присутствующие, ибо мил и дорог для всех боговидных человек, скончавшийся после божественной жизни. После же целования иерарх изливает на усопшего елей. Вспомни, что при священном богорождении перед божественнейшим крещением[1480] (букв.: погружением) первое причастие священным символам даруется совершенствуемому после полного совлечения прежней одежды как помазание елеем; ныне же, в конце всего, на усопшего изливается елей. И если тогда[1481] помазание елеем призывало совершенствуемого на священные состязания, то ныне излитие елея являет усопшего подвизавшимся в своих священных состязяниях и завершившим их.

9. Совершив это, иерарх полагает тело в чтимом храме вместе с другими равночинными священными телами. Ведь поскольку усопший Прожил боголюбивую жизнь с душой и с телом, то вместе с преподобной душей чтимо будет и споборствовавшее ей тело за его священные поты. Впоследствии божественная справедливость дарует ей вместе с ее собственным[1482] телом заслуженные ими уделы, поскольку тело — спутник и сопричастник ее преподобной или противоположной жизни. Потому и божественное законоположение обоим дарует[1483] общение с Богоначалием: душе — в чистом созерцании и знании совершаемого, телу же — посредством божественнейшего, словно в образе, мира и священнейших символов богоначального приобщения, всего человека[1484] освящающих, полное его спасение священнодействующих и возвещающих во всецелом, души и тела, освящении его будущее совершеннейшее воскресение.

10. Совершительные же призывания («эпиклезы»)[1485] и их таинственный смысл не следует в писаниях растолковывать, как и выводить[1486] из сокрытости в открытость действующие в них посылаемые от Бога силы, но, в соответствии с нашим священным преданием, посредством неразглашаемых научений их узнав и для более божественного состояния и восхождения божественной любовью и священными энергиями усовершенствовавшись, можно быть возведенным совершительноначальным осиянием к их высочайшему знанию.

11. Что же касается детей, еще не способных[1487] разуметь божественное, то, когда они бывают причастниками священного богорождения и священнейших символов приобщения Богоначалию, это, как ты сказал, несвященным кажется достойным здорового смеха, когда неспособных слышать иерархи научают божественному и не разумеющим наобум передают священные предания[1488], и что еще смешнее, — когда вместо них другие произносят отречения и священные исповедания. Следует же твоему иерархическому сознанию не затрудняться заблудшими, но благоговейно, ради их световодительства, с любовью отвечать на выставляемые ими возражения, прибавив и это, по священному уставу, — что не все божественное умещается в нашем разуме, и много нами неведомого имеет богоподобающие причины, нам неизвестные, но доступные познанию[1489] лучших, чем мы, чинов. Многое же и от высочайших сущностей сокрыто и в точности ведомо одному только всемудрому и мудротворящему Богоначалию. Впрочем, и об этом скажем то, что наши боговидные священносовершители, наученные старинными преданиями, довели до нас.

Они ведь говорят, и это[1490] есть истинно, что, по священному законоположению, вводимые младенцы придут к священному состоянию покончившими со всякой прелестью (обманом) и в несвященной жизни неопытными. Пришедшее на ум нашим божественным наставникам[1491], это убедило принимать младенцев таким священным образом, чтобы приведшие ребенка естественные родители передавали ребенка некоему из хорошо наученных божественному[1492] детоводителей, и в дальнейшем он совершенствует ребенка как божественный отец и поручитель священного спасения. Иерарх, заповедав ему возводить ребенка к священной жизни, просит произнести отречения и священные исповедания, — не чтобы те, смеясь, говорили, что он научает божественному одного вместо другого, ибо тот не говорит: «Вместо ребенка я произношу отречения или священные исповедания», — но что — ребенок отрекается и сочетается, то есть: «Обещаю убедить ребенка, когда он придет в священный ум, моим с Божьей помощью руководством полностью отречься от противоположного, исповедать же и исполнить божественные исповедания».

Ничего, я думаю, нет плохого в том, что ребенок руководствуется при божественном восхождении, имея священного наставника[1493] и восприемника, сообщающего ему навыки божественного и сохраняющего неопытного от противоположного. И иерарх передает ребенку священные символы, чтобы он был с ними воспитан и имел не иную жизнь, но только такую, какая вечно будет доставлять ему созерцание божественного и делать[1494] его в священных преуспеяниях его причастником, священное состояние тем самым обретающим, будучи священнолепно руководимым боговидным восприемником.

Вот настолько прекрасны, о, чадо, созерцаемые мною единовидные картины нашей иерархии, видимые другими, возможно, более зрячими умами не только так, но гораздо яснее и боговиднее. А тебе, как я думаю, обязательно воссияет более светлая и более божественная красота, если ты воспользуешься указанными ступенями к более высоким лучам. Расскажи, друг, тогда и ты мне о более совершенных озарениях и покажи моим очам, какую сможешь увидеть, благолепную и более единовидную красоту. Ибо я уверен, что сказанным я раздую сокрытые в тебе искры божественного огня.

О мистическом богословии

И ум ты оставил блестящий, и знание сущих Ради божественной ночи, которой нельзя называть.

Дионисия Ареопагита, епископа Афинского, к Тимофею, епископу Ефесскому

Глава 1. Что такое божественный мрак

1. Троица пресущественная, пребожественная и преблагая, руководящая премудростью христиан, направь нас к таинственных слов пренепознаваемой пресветлой и высочайшей вершине, где простые, абсолютные[1495] и неизменные таинства богословия, окутанные пресветлым мраком сокровенно таинственного молчания, в глубочайшей тьме пресветейшим образом сияют и совершенно таинственно и невидимо прекрасным блеском преисполняют безглазые умы[1496]. Такой пусть будет моя молитва.

Ты же, дорогой Тимофей, усердно прилежа мистическим созерцаниям, оставь как чувственную, так и умственную деятельность и вообще все чувственное[1497] и умозрительное, все не сущее и сущее, и изо всех сил в неведении устремись к соединению с Тем, Кто выше[1498] всяких сущности и ведения. Неудержимым и абсолютным из себя и из всего исступлением[1499], все оставивший и от всего освободившийся, ты безусловно будешь возведен к пресущественному сиянию божественной тьмы[1500].

2. Смотри, однако же, чтобы никто из непосвященных[1501] об этом не услышал. Таковыми я называю привязанных к сущему, воображающих, что ничего сверх сущего сверхсущественно не существует, но полагающих, что своим собственным разумом они способны ведать Положившего «тьму покровом Своим» (2 Цар. 22:12; Пс. 17:12). Если выше таковых[1502] оказываются божественные тайноучения, то что и говорить о еще менее причастных к тайнам, которые лежащую над всем Причину изображают как последнее из сущего и утверждают, что Она ничем не превосходит создаваемых ими безбожных многообразных форм? Подобает между тем Ей[1503] как всеобщей Причине приписывать все качества сущего и еще более подобает их отрицать, поскольку Она превыше всего суща; и не надо при этом считать, что отрицание противоречит утверждению[1504], так как Она намного первичней и выше умалений, выше всякого и отрицания, и утверждения.