Читаем без скачивания Трагедия армянского народа. История посла Моргентау - Генри Моргентау

Энвер проинформировал меня, что войска союзников ведут сильный и беспорядочный огонь, игнорируя давно сложившееся и хорошо известное международное правило обстреливать только военные укрепленные пункты. Британские и французские снаряды, сообщил он, падают везде, уничтожая незащищенные мусульманские деревни и убивая сотни мирных жителей. Энвер попросил меня проинформировать правительства союзников, что такие действия должны быть немедленно прекращены. Он решил собрать всех английских и французских граждан, которые в то время жили в Константинополе, отвезти их на Галлиполи и поселить в мусульманских деревнях. Тогда получится, что флот союзников стреляет не только в мирных и беззащитных мусульман, но также в своих соотечественников. По мнению Энвера, эта угроза, переданная американским послом правительствам Франции и Великобритании, быстро положит конец подобным «зверствам». Мне было обещано несколько дней отсрочки, необходимых для передачи данной информации в Лондон и Париж.

В те дни в Константинополе жило около трех тысяч британских и французских граждан. Подавляющее большинство из них были так называемыми левантинцами. Почти все они родились в Турции, а во многих случаях их семьи жили в Турции на протяжении двух-трех поколений. Сохранение европейского гражданства было практически единственной их связью с народом, из которого они происходили. В больших городах Турции нередко можно встретить мужчин и женщин, англичан по национальности, но не говорящих по– английски. Языком левантинцев был французский. Почти все они ни разу не были ни в Англии, ни в другой европейской стране, их единственным домом была Турция. Теперь сам факт того, что левантинцы обычно сохраняли гражданство страны, из которой происходили, делал их весьма подходящим объектом для мести турок. Кроме левантинцев в Константинополе жило много англичан и французов, являющихся учителями в школах, миссионерами, бизнесменами и коммерсантами. Оттоманское правительство предполагало теперь собрать всех людей, которые были как непосредственно, так и весьма отдаленно связаны с Великобританией и Францией, и поместить их на Галлиполи – под пушки флота союзников.

Естественно, моим первым вопросом при получении этой потрясающей информации был, действительно ли флот союзников обстреливает мирные населенные пункты. Если англичане и французы убивают ни в чем не повинных стариков, женщин и детей, возможно, планируемые Энвером ответные меры можно оправдать. Но мне казалось невероятным, что союзники могли пойти на такое варварство. Мне уже приходилось получать много подобных жалоб, которые после проведения соответствующих расследований не подтверждались. Совсем недавно доктор Мейер, первый помощник Сулеймана Ноумана, главы медицинского ведомства, уведомил меня, что британский флот обстрелял турецкий госпиталь и убил более тысячи инвалидов. Когда я провел расследование, выяснилось, что здание лишь слегка повреждено и при обстреле погиб один человек. Так что я предположил, что нынешние рассказы о варварстве союзников основаны на столь же недостоверных сведениях. Вскоре оказалось, что я был прав. Флот союзников вообще не обстреливал мусульманские населенные пункты. Несколько британских военных кораблей стояли в заливе Сарос – месте на западном побережье полуострова, где море небольшой зазубриной вдавалось в глубь земли, и с этой весьма удобной позиции обстреливали город Галлиполи. Обстрел населенных пунктов ограничивался только этим единственным городом. При этом англичане вовсе не нарушали норм цивилизованной войны, потому что из Галлиполи уже давно было эвакуировано мирное население, и турки устроили в отдельных городских зданиях военные штабы, из чего следовало, что союзники имеют все основания и права его обстреливать. Лично мне не известен ни один закон, запрещающий атаковать военный штаб. Что же касается рассказов о сотнях убитых мирных жителей, они оказались сильно преувеличенными; поскольку подавляющее большинство гражданского населения уехало, жертвами обстрела почти всегда становились представители вооруженных сил империи.

Я обсудил ситуацию с мистером Эрнестом Вейлем, одним из самых видных французских граждан в Константинополе, и с советником посольства Гофманом Филипом, после чего решил немедленно отправляться в Высокую Порту и выразить протест Энверу.

Как раз в это время заседал Совет министров, но Энвер вышел ко мне. Он вел себя куда более вызывающе, чем обычно. Описывая атаку британского флота, он вообще разбушевался, что совершенно не походило на обычного невозмутимого Энвера, которого я успел хорошо узнать.

– Эти трусливые англичане, – громогласно вещал он, – уже давно пытались пройти через Дарданеллы, но мы оказались им не по зубам! И что же они предприняли? Их корабли вошли в бухту, где наши пушки не могут их достать, и открыли огонь через холмы по маленьким беззащитным деревням, убивая мирных мужчин, женщин и детей, обстреливая наши госпитали. Вы считаете, что это должно сойти им с рук? Что же нам делать? Наши пушки не могут достать их за холмами, значит, мы не имеем возможности встретиться с ними в открытом бою. Если бы мы могли, мы бы, безусловно, отогнали их от наших берегов, как сделали это месяц назад. У нас нет флота, чтобы послать его в Англию обстреливать их мирные города так же, как они обстреливают наши. Поэтому мы и решили отправить всех англичан и французов, которых сможем найти в Галлиполи. Пусть они убивают не только наших людей, но и своих.

Я сказал ему, что, если обстоятельства действительно таковы, как он описывает, у него есть основания для негодования. Но я обратил его внимание на то, что он ошибается и обвиняет союзников в преступлениях, которые они не совершали.

– Это, пожалуй, самый варварский поступок, на который вы когда-либо жаловались, – сказал я, – но у британцев было право атаковать военный штаб, каковым является Галлиполи.

Мой аргумент не остудил пыл Энвера. Я убедился, что он решился на этот шаг не для того, чтобы защитить своих соотечественников, просто он и его коллеги таким образом дают выход своей слепой ярости. Успешная высадка австралийцев и новозеландцев вызвала к жизни самые варварские инстинкты турок. Энвер сослался на эту высадку в нашем разговоре, и, хотя он старался показать, что не принимает ее всерьез, заявив, что ему не потребуется много времени, чтобы сбросить англичан и французов в море, я видел, что он обеспокоен. Психология турка, как я уже говорил, довольно примитивна: для него было вполне логичным убить сотни беспомощных англичан, находящихся в его власти, в ответ на высадку в Галлиполи. Результатом этой беседы стало лишь несколько уступок: Энвер согласился отложить депортацию до четверга – а наша встреча состоялась в воскресенье, – не трогать женщин, детей, а также французов и англичан, работавших в американских учреждениях.