Читаем без скачивания Литерный эшелон - Андрей Марченко

– Энергию, я, положим, вам дам… Но эрозия… Я предупреждаю!.. Тут надо комплексно решать…

– У вас есть что предложить?

Беглецкий подумал и кивнул.

Утром городок разбудил звук пароходного гудка. Был он кратким. Пароход и его экипаж приветствовали город, словно своего старого знакомого. Дескать, вот и, старина… Как ты поживал в мое отсутствие?..

И как с прибытием уже почти забытого друга в доме меняется жизнь, так и город стал немного иным.

В барже был навоз. Много навоза, хорошего ароматного, такого, что верно, его ароматом пропитались не только город, но и море аж до залива Цесаревича.

Но бабы и их мужья втягивали в себя этот запах, словно это было были драгоценнейшие духи, «Любимый букет императрицы».

На телегах и просто тачках это сокровище развозили по дворам. Баржу казаки вычистили так, что можно было хоть сейчас загружать в нее скажем, зерно.

– Этого мало… – заметил Данилин.

– Конечно, мало, – ответил Латынин.

Далее в Аккуме появился первый водопровод – заработали гигантские опреснители, работающие от инопланетного источника электричества. Вода из опреснителя была невкусной, для чая предпочитали жидкость, привезенную из Астрахани, но опресненной водой можно было мыть руки, поливать растения.

Появились иные коммуникации. Сперва из САСШ привезли два кондиционера. Один отвезли в Аккум, второй же – на Путиловский завод. Там аккуратно разобрали, составили чертежи и собрали точно такой же, но в семь раз больше. Копию тоже отправили в Белые Пески, и из подвала она по квадратным трубам разгоняла в дома холод. Каждый желающий, отодвигая заслонку, брал столько прохлады, сколько надо.

Торг с казахами пошел веселей: на овощи они меняли сыр, молоко, мясо, ягнят.

В садах появились первые деревья, пока еще невысокие, тоненькие, словно камыш.

– А ведь и правда обживаются, – восхищался соседями Беглецкий. – Еще лет двадцать и они в саду вишневом будут пить самогон и орать свои песни…

– Ну вот видите, а вы говорили, что трудом нельзя всего добиться…

– Я вам про что говорил? Про то, что не надо путать труд упорный и сизифов. Как думаете, они бы много добились, если бы я не дал им практически неограниченную пресную воду.

На пароходе из Астрахани привезли постпакет, в нем для Андрея находилось целых пять писем: четыре от Алены и одно от знакомого по свадьбе – Олега Лихолетова. Как ни странно о разговоре он не забыл и теперь напомнил о себе, рассказывал преподробнейшим образом о заседаниях их общества, о Циолковском, которого Олег не праздновал. Наконец о своих идеях.

Письма от Лихолетова Андрей показал Беглецкому, тот их прочел с надлежащим вниманием.

– Ваш друг совершенно справедливо критикует Циолковского за идею запуска межпланетного корабля с горизонтальной эстакады. В самом деле, когда мы кидаем камень на дальность, мы делаем это под углом около сорока пяти градусов к вертикали. Ежели бросаем ввысь, тогда подкидываем прямо над собой… Идея вашего знакомого интересна, хотя не так уж и нова.

– В самом деле?..

– Это многокаморная пушка француза Перро, хотя вот не знаю, знал ли о них ваш друг… Но есть и интересные придумки.

Лихолетов предлагал сверлить в скальной породе вертикальную шахту. Внизу разместить космический снаряд, под ним – заряд взрывчатого вещества. Далее он подрывался, подбрасывая снаряд вверх. По мере движения снаряда по каналу, подрывались другие, промежуточные заряды, размещенные выше. Снаряд разгоняется, до скоростей недоступных.

По проекту Лихолетова сверлить стоило где-то на Кавказе или даже в Тянь-Шане, поскольку снаряд выходил из шахты на изрядной высоте.

– Это не совсем верно. Снаряд надо забросить на высоту не менее ста пятидесяти верст. Даже самая большая гора не даст нам более пяти процентов от высоты. Интересна другая мысль: он предлагает совместить активное и реактивное движение.

– Это как?..

– Когда пушка выбрасывает снаряд – это называется «активно». Ракета, к примеру Конгрива толкает сама себя, стало быть она ре-активна. Вот и снаряд вашего друга приобретает скорость сначала за счет внешнего заряда, а после еще и добавляет свой. Остроумно…

Инспекция

В июне все того же 1909 года в воздухе над крышей комендатуры Андрей заметил дрожание воздуха.

Это было тем более странным, что давно установилась жара. Жители города спали с распахнутыми окнами, ворочаясь на влажных от пота простынях. Чтоб не греть помещения, готовили на улице.

И тут дым.

Андрей заспешил – уж не пожар ли.

Но в своем кабинете Данилин застал Грабе.

Там был небольшой беспорядок. Аркадий Петрович перебирал бумаги, бросая ненужные в печь.

– Что сталось? – спросил Андрей после приветствия.

– Собираюсь я в столицу, Андрей… Буду поступать в академию Генерального штаба.

– На кого же вы нас покидаете?..

– Да на тебя! Уже все решено, согласовано. Вы замещали меня в «Ривьере», да и тут тоже… Я думаю: справитесь… Ученые лучше нас знают, что делать – им, главное не мешать. Но следите, чтоб они были всегда накормлены. Уже седые, а словно дети – пообедать забывают… Голодных обмороков нам не хватало.

Андрей ожидал, что за недели две, в худшем случае за месяц он окончательно освоится, войдет в курс оставленных Грабе дел…

Но не успел: инспекция нагрянула в буквальном смысле как снег на голову.

На третий день после отбытия Грабе, Данилина разбудили с утра пораньше:

– Ваше Благородие! Вставайте! Тревога!

Андрей вскочил на ноги, спешно одевшись, заторопился за казаком.

…В том, что для охраны города использовали тех же людей, что и при охране «Ривьеры» было много положительного. Например, во второй раз казаки не запаниковали.

Поднявшись на вышку, Андрей рассмотрел его в предложенный бинокль:

– «Скобелев». Будет здесь через четверть часа. Приготовиться принять швартовый.

Ударили тревогу, казаков подняли, заодно разбудили весь остальной город. Ученые с недовольством глядели в окна: что сталось? Пожар?.. Будто бы нет? Тогда какого лешего не дают поспать старым людям?

Времени решительно ни на что не оставалось, и делегацию Данилин встречал, как был разбужен: в мятой форме, с заспанным лицом и нечесаными волосами.

Дирижабль пришвартовался к вышке.

На землю спустился генерал Инокентьев и Сабуров. За ними шел Столыпин…

– Доброе утро, Андрей Михайлович, – приветствовал Инокентьев.

– Доброе… – отвечал Андрей, хотя полагал совершенно противоположное. – Такая честь для нас… Но такой неожиданный визит…

– А что толку с проверок, о которых все предупреждены, – заговорил Столыпин. – Я вот нарочно вызвал к себе из столицы дирижабль и генерала. А потом и говорю им: а давайте слетаем!

– Желаете чая?.. – ляпнул Андрей.

– Да мы не чай прилетели сюда пить… Будите-ка вашего старшего офицера…

– А я и есть старший…

– Поручик?.. – Столыпин недовольно посмотрел на Андрея, потом на Инокентьева. – Вы что?..

– Забыл вам сообщить! Бывший комендант отбыл на учение, это его заместитель: временно исполняющий – поручик Данилин. Хочу заметить, что поручик хорошо проявил себя в Сибири…

– Ладно, ведите уже, показывайте…

Впрочем, показывать пришлось все-таки Беглецкому: тот знал несравненно больше.

Премьер-министру показал сначала сам корпус летающей тарелки, собранный обратно в некогда главном цеху завода. Потом повели в лаборатории, где в ваннах с формальдегидом лежали тела пришельцев.

Столыпин слушал пояснения, кивал, был серьезен, но особого интереса не проявлял.

Лишь бросил:

– Интересно было бы все же узнать состав инопланетных сплавов. Мы бы их применили при строительстве броненосцев…

Оставшись с Сабуровым вдалеке от группы, Андрей зевнул:

– Поздно лег… Думал поспать сегодня часов до десяти… А вы тут как тут – даже чая не попил.

– Не волнуйтесь… Сегодня же и улетим. Петр Аркадьевич сейчас в поездке по Сибири, вот и выкроил денек на вас…

Беглецкий повел инспекцию далее – в помещения бывшей химической лаборатории завода.

В одной комнатенке висели скафандры, похожие не то на рыцарские, не то на водолазные.

Одна стена комнаты и дверь в ней были обшиты толстым листовым металлом.

– Что там?.. – спросил Петр Аркадьевич.

– Там?.. Там… Э-э-э… Помните мы рапортовали о двух каторжанах погибших в чреве летающей тарелки.

Инокентьев и Столыпин кивнули.

– Вы предполагали радиоактивность?.. – припомнил Столыпин. – Вы еще писали, что покойники перед смертью покраснели. Может быть, если помещать сюда несозревшие продукты, скажем помидоры, они будут дозревать?