Читаем без скачивания Криптономикон, часть 2 - Нил Стивенсон

— Извини, я не ослышалась? Ты назвал себя самым тупым?

— Может быть, менее собранным.

— М-м-м.

— Я хотел сказать, что въедливость и точность в математическом смысле — все, что у нас есть. Каждый должен как-то пробиваться в жизни, верно? Иначе будешь до конца дней работать в «Макдоналдсе» или хуже. Одни рождаются богатыми. Другие — в больших дружных семьях вроде твоей. Для нас способ пробиться в жизни — знать, что два плюс два — четыре, и стоять на этом с упорством, которое кому-то покажется занудным, а кого-то может и обидеть. Прости.

— Кого обидеть? Людей, которые считают, что два плюс два — пять?

— Людей, для которых такт и внимание к чужим чувствам важнее, чем буквальная точность любой сказанной фразы.

— Например… женщин?

Рэнди стискивает зубы на протяжении примерно мили, потом говорит:

— Если можно хоть как-то обобщить разницу между мужским и женским мышлением, то, думаю, мужчина способен сконцентрировать свои мысли до лазерного луча и направить на что-то одно, отрешившись от всего остального.

— А женщины не способны?

— Полагаю, способны , но обычно не хотят . Я, собственно, о том, что женский подход, как правило, здоровее мужского.

— М-м-м.

— Боюсь, ты слишком зацикливаешься на негативе. Речь не о женской ущербности. Скорее о мужской. Именно наша бестактность, недальновидность, зови как хочешь, позволяет нам двадцать лет изучать один вид стрекоз или по сто часов в неделю просиживать за компьютером над составлением программы. Здоровые и уравновешенные люди так не делают, однако это может привести к прорыву в области нового синтетического волокна или чего еще.

— Но ты только что назвал себя несобранным.

— По сравнению с другими в моей семье — да. Я знаю немного про астрономию, довольно много про компьютеры, самую малость про бизнес и, если можно так сказать, чуть лучше умею общаться с людьми. Вернее, я по крайней мере чувствую, когда получается не то, и смущаюсь.

Ами смеется.

— Это у тебя точно здорово получается. По большей части ты просто переходишь от одного смущения к другому.

Рэнди смущается.

— Очень трогательно, — подбадривает Ами. — И хорошо о тебе говорит.

— Я, собственно, о том, что меня отличает. Неумение себя вести люди готовы понять и простить, потому что с каждым такое было; те, кого в школе зовут «ботаниками», а в компьютерном мире — «нердами», пугают другим — неспособностью заметить, что ведут себя как-то не так.

— Даже жалко.

— Пока они учатся в старших классах — да, — говорит Рэнди. — Потом уже не жалко. Это что-то совсем другое.

— Что?

— Не знаю. Не подберу слова. Увидишь.

Поездка через Каскадные горы включает в себя климатический скачок, на который обычно требуется четыре часа лёта. Теплый дождь брызжет в ветровое стекло, сбивая с «дворников» ледышки. Постепенные сюрпризы марта-апреля сжаты до краткого резюме. Скоростные полосы федерального шоссе номер девяносто — в тающих какашках грязного снега с машин, на которых возвращаются домой горнолыжники. Мчащиеся грузовики окутаны пеленой пара и брызг. На середине спуска Рэнди изумляется видом новых офисных зданий с логотипами высокотехнологических фирм, потом удивляется, чего он, собственно, изумился. Ами здесь впервые; она снимает ноги с панели подушки безопасности, выпрямляется, чтобы лучше видеть, и вслух жалеет, что Робин и Марк Аврелий поехали не с ними, а домой, в Теннесси. Перед самыми пригородами Рэнди вспоминает съехать на правую полосу и сбросить скорость. Так и есть: чуть дальше дорожная полиция ловит нарушителей. Ами должным образом потрясена такими житейскими познаниями.

Значительно не доезжая до основной части города, в зеленом предместье с трехзначными номерами улиц и авеню, Рэнди сворачивает на съезд с основной дороги и катит вдоль одного огромного торгового комплекса. Вокруг понавырастали новые магазинчики, привычных ориентиров не найти. Везде людно: народ понес сдавать рождественские подарки. Немного поплутав, Рэнди находит наконец основное здание торгового центpa, несколько замшелое в сравнении с молодой магазинной порослью. Он ставит машину в дальнем конце парковки и объясняет, что легче пятнадцать секунд идти пешком, чем пятнадцать минут искать место поближе к входу.

Минуту Рэнди и Ами стоят над открытым багажником «aкуры», стаскивая с себя наслоения зимней одежды. Ами беспокоится о братьях и жалеет, что они с Рэнди не отдали им все теплое. Когда их видели последний раз, ребята кружили у «импалы», как истребители перед посадкой на авианосец: проверяли давление в шинах, уровень бензина и масла с таким сосредоточенным видом, как будто готовились не просто плюхнуться на сиденья и два дня гнать на восток, а отправлялись навстречу захватывающим приключениям. Классные ребята — девчонки, наверное, по ним сохнут. Ами обняла каждого с такой горячностью, будто прощалась навсегда. Ребята выдержали это с достоинством и снисходительностью; им хватило такта газануть по полной не сразу, а лишь через два квартала.

Рэнди и Ами заходят в торговый центр. Ами по-прежнему не знает, зачем они здесь, хотя держится боевито. Рэнди слегка дезориентирован, но наконец берет курс на доносящуюся из глубины здания электронную какофонию и оказывается в той части торгового центра, где расположены кафе и ресторанчики. Руководствуясь отчасти звуками, отчасти запахами, он доходит до угла, где сгрудились за столиками мужчины в возрасте примерно от десяти до сорока лет. Некоторые едят палочками сычуаньскую лапшу; почти все остальные глядят в какие-то, как представляется издалека, бумажки. На заднем фоне бумкают взрывами и переливаются ультрафиолетовыми огнями игровые автоматы, но, похоже, это лишь мертвый ориентир для секты бумагопоклонников. Тощий тинэйджер в черных джинсах и черной майке обходит столики с раздражающей самоуверенностью бильярдного маркёра; через плечо у него, как ружье, висит длинная картонная коробка.

— Моя этническая группа, — объясняет Рэнди в ответ на недоуменный взгляд Ами. — Любители фантастических ролевых игр. Это мы с Ави десять лет назад.

— Похоже на карты, — говорит Ами, вглядываясь и морща нос. — Только какие-то чудные.

Она с любопытством протискивается в группу из четырех игроков. Практически в любом другом месте появление девушки с отчетливо выраженной талией произвело бы на этих парней определенный эффект; ее по крайней мере грубо смерили бы взглядом. Однако сейчас они полностью поглощены картами у себя в руках. Каждая карточка запаяна в прозрачный пластиковый чехол для сохранения первозданной чистоты и украшена изображением волшебника, тролля или иного побега посттолкиновского эволюционного древа; на обороте напечатаны сложные правила. Мысленно эти ребята не в торговом центре на окраине Сиэтла: они на горном перевале, пытаются уничтожить друг друга острой сталью или чародейным огнем.

Тинэйджер оценивающе смотрит на Рэнди, пытаясь распознать потенциального игрока. Коробка длинная и, надо полагать, тяжелая: в ней должны помещаться несколько сот карт. Рэнди не удивился бы, узнав про этого мальчонку что-нибудь жуткое, например, что тот заработал перепродажей карт на новенький «лексус», который пока не может водить по возрасту. Рэнди ловит его взгляд и спрашивает:

— Честер?

— В туалете.

Рэнди садится и смотрит, как Ами наблюдает за игроками. Он думал, что в Уитмене будет самое страшное, что она испугается и сбежит. Но то, что происходит здесь, потенциально хуже. Толпа рыхлых мужиков взаперти доводит себя до исступления заумной игрой в придуманных персонажей, которые якобы совершают на открытом воздухе вещи, куда менее интересные, чем повседневная работа Ами, ее отца и других родственников. Как будто Рэнди нарочно испытывает Ами, проверяя, когда она не выдержит и сбежит. Однако пока Ами еще не начала брезгливо кривить губы. Она беспристрастно следит за игрой, заглядывая игрокам через плечо, и порой щурится от некоторого произвола в правилах.

— Привет, Рэнди.

— Привет, Честер.

Значит, Честер вернулся из туалета. Он выглядит в точности как десять лет назад, только несколько раздался в объеме, как при классической демонстрации теории расширяющейся вселенной: берешь шарик, рисуешь на нем физиономию и надуваешь сильнее. Поры на лице укрупнились, волосы стали реже, как на ранней стадии облысения. Впечатление, что увеличилось даже расстояние между глазами, крапинки на радужке расползлись в пятна. Это не полнота, он такой же кряжистый, как и прежде. Поскольку после двадцати люди не растут, вероятно, у Рэнди обман зрения. Просто люди с возрастом как будто занимают больше места в пространстве. Или, может быть, люди с возрастом больше видят.

— Как Ави?

— Нормально, — отвечает Рэнди. Честер в жилете с явно избыточным количеством карманов, по которым рассованы карты. Может, оттого он и кажется таким большим. На нем этих карт примерно полпуда.