Читаем без скачивания Идеальная ложь - Лайза Беннет

— Я просто хочу, чтобы он вернулся, — однажды сказала Франсин Мэг. — Если Мэт и Люсинда позвонят вам, скажите ему от моего имени, что для меня не имеет значения, что он сделал. Я буду с ним. Невзирая ни на что… если только он придет домой.

Хотя Мэг и не была матерью, она понимала, что приходится переживать Франсин — чувство вины, беспомощность, внутренние сомнения. Мэг пообещала взять на себя ответственность за Люсинду и потерпела неудачу. Она позволила подростку спровоцировать себя, дала своему характеру встать на пути здравых суждений. Она упустила Люсинду, и теперь, как и Франсин, ей хотелось только одного: чтобы она вернулась невредимой. Но, она мало что могла сделать, разве что постоянно справляться о ней в полиции. Только ждать и беспокоиться.

Сейчас Мэг, как никогда, чувствовала себя отрезанной от нормальной жизни. Эйб тоже не звонил. Был ли он так занят на своем процессе в Лос-Анджелесе? Или он узнал о последнем случае с Люсиндой и решил умыть руки по отношению одновременно и к ней, и к ее проблемам? Конфискация залоговых денег только усугубляла ее финансовые трудности. Новая презентация фирмы «СпортсТек» была отложена на начало января. Все в ее жизни, казалось, пребывало в состоянии какой-то кошмарной неопределенности.

Это был неудачный момент, чтобы думать о ежегодной рождественской вечеринке агентства «Хардвик и партнеры», но Оливер продолжал намекать, где они могли бы устроить ее в этом году. Стремительно приближалось Рождество. Мэг обычно организовывала для своих сотрудников интересные вечеринки в разных популярных местах Нью-Йорка. В прошлом году она пригласила всех на рождественское шоу в «Рейдио-сити Мьюзик-холл», а потом на коктейль в «Радужную Комнату» с великолепным видом на город на фоне неба.

В четверг вечером, за три дня до Рождества, в дверь офиса Мэг постучал Оливер с целой пачкой меню в руках.

— Я прошу прощения, что врываюсь к вам без приглашения, мистер Скрудж. Но знаете ли, завтра у вас будет последняя возможность признать, что данное время года традиционно рассматривается как праздничное. Можно нам заказать в закусочной хотя бы пару двухметровых бутербродов?

Мэг сходила за огромными бутербродами, она же заплатила за содовую, пиво, чипсы и конференц-зал, полный веселых ярких рождественских украшений, которые Оливер нашел в магазине распродаж товаров для вечеринок. Благодаря Оливеру на стенах агентства висели сияющие пластиковые Санта-Клаусы и гирлянды елочных лампочек. Изюминкой декорации стал фриз с изображением восьми северных оленей, запряженных в сани, причем олень Рудольф с огромным горящим носом, мерцающим ярким красным светом, бежал впереди.

Несмотря на свою депрессию, Мэг не могла не втянуться в атмосферу праздника. Они работали все вместе в связке, и часто под таким прессингом, что их товарищеские узы вполне напоминали отношения в пехотном взводе. А этой осенью в группе к тому же выработался определенный «осадный» менталитет. Хоть Мэг и старалась замалчивать, насколько серьезно банкротство Жарвис повлияло на ее бизнес или сколько личных проблем отнимает ее время и внимание, — у нее было ощущение, что они все знают. Оливер не умел хранить секреты, а художественный отдел, часто хитрый и конфликтный, умудрялся распространять слухи с щедрой развязностью творческих людей. В любом случае, они все старались выпутаться из этой ситуации — работая внеурочно, сохраняя самообладание, когда ломались компьютеры, отчего рутинная ежедневная работа начинала казаться развлечением. Учитывая проблемы с Жарвис, компания в этом году едва заработала прибыль, но Мэг сумела выплатить каждому премию, урезав свою зарплату.

Вечеринка началась в четыре и только после шести начала сходить на нет.

— Все в порядке, я закончу сама, — сказала Мэг Оливеру, после того как он помог ей собрать пустые банки и бутылки и упаковать мусор в пакеты. — Я в любом случае еще немного побуду здесь.

— Зачем?

— О, просто нужно еще закончить дела…

На самом деле ей больше было некуда пойти. Последний десяток лет она встречала Рождество в Ред-ривере. Традиции этих длинных, укрытых снегом уик-эндов сейчас настолько стали частью ее мыслей и воспоминаний, что сама идея находиться на эти праздники где-либо еще казалась ей невозможной. Закончив убирать, Мэг вернулась в свой офис и попыталась сконцентрироваться на лежавших перед ней документах. Вместо этого мысли ее поплыли… в город, который ее теперь презирал.

Передняя веранда магазина Йодера, должно быть, уставлена рождественскими елками и увешана праздничными венками из остролиста. Газовые фонари на Мейн-стрит перевязали красными лентами, чтобы придать им сходство с огромными конфетами. Старая голубая ель рядом с «Мемориалом павшим» украшена «Ассоциацией ветеранов иностранных кампаний», а перед Конгрегационной церковью установлены рождественские ясли из библейского сюжета почти в натуральную величину и все основные персонажи из папье-маше одеты в реальную одежду, пошитую вручную женщинами-прихожанками. В прошлом году паства, приехавшая на рождественскую утреннюю службу, была возмущена, увидев на голове у Иосифа шлем монтвильской футбольной команды.

Хотя снега не было уже неделю или две, прогноз обещал сильную бурю. В канун Рождества Ред-ривер обычно оказывался брошенным на произвол судьбы: голоса и звуки шагов приглушены, город кажется на время отрезанным от остального мира и при этом находится в полной безопасности. В канун Рождества Франсин совершает семейную службу. Последний рождественский гимн всегда «Тихая ночь», а потом Клинт приглушает огни, окружающие алтарь горящие свечи подрагивают, и высокие, хрупкие голоса взволнованных детей заполняют маленькую церковь. В такой момент Мэг, прямая и настойчивая бизнес-леди, неизменно испытывала внутренний трепет. А в этом году она всего этого не увидит — не увидит Брук и Фиби в новых платьях, которые Ларк шьет им к каждому Рождеству, не увидит их лиц, чистых и изумленных, когда они будут петь знакомые слова…

Примерно в половине восьмого Мэг услышала шум у входной двери. Обычно по вечерам уборщики не добирались до этажа Мэг раньше восьми, и, хотя здание вообще считалось безопасным, Мэг, уходя домой позже обычного, частенько видела, как ночной охранник дремлет, поклевывая носом. Мэг привыкла жить одна, ее ментальный радар был высокочувствительным к постоянным предупредительным сигналам опасности городской жизни. Ее кабинет был единственным, где горел свет, и его легко было увидеть из коридора. Поэтому, когда она услышала, что кто-то идет по холлу, она почувствовала страх и прилив адреналина в крови.

— Эйб!

Он был одет как будто собирался на работу: расстегнутое черное кашемировое пальто, строгий темно-синий костюм, сшитая на заказ рубашка, шарф, как у школьника, накинутый на плечи. Его волосы были немного влажными, и Мэг догадалась, что пошел снег. Она поняла и то, что очень рада его видеть. Слишком рада. Она сделала шаг назад.

— Ты меня до смерти напугал!

— Прости. — В руках он держал брезентовую сумку, которую теперь поставил у дверей. В ней лежали три свертка одинакового размера в подарочной упаковке. — Мне бы лучше позвонить, но я только утром появился в городе. Все пытался с тех самых пор… Я развозил подарки и заезжал на вечеринку к Спелмену. — Он окинул взглядом ее офис: бумаги на столе, а рядом с ними — наполовину пустой стаканчик колы и маленькая пачка соленого печенья, оставшегося после вечеринки. Мэг сняла туфли на каблуках и была в очках для чтения, которые тщеславие позволяло ей носить только, когда она оставалась одна. Ей показалось, что в глазах его была жалость.

— Ты одна? — спросил он.

— Мы были так загружены, — сказала она, снимая очки и надеясь, что без них будет выглядеть более беспечно. — Я пытаюсь сделать что-нибудь с этими чертовыми бумажками.

С того дня, когда он поцеловал ее в парке, они больше фактически не виделись. Мэг поразило, насколько сдержанным и собранным он выглядел — полностью контролирующий себя и сознающий, что происходит вокруг. Этан был очень экспрессивен в своих движениях — сплошные мышцы и грубая мощь, — часто не отдавая себе отчет в собственной силе. Эйб каждую секунду осознавал, где находится и с кем. Его жесты были сдержанны. Его поднятые брови в зале суда могли посеять сомнение в голове самого упорного присяжного. Рука сгибается, предваряя вопрос, — потом резко падает в сторону: слишком много вопросов, чтобы на них можно было ответить.

Она ощутила, как сильно ей хочется почувствовать эти руки на своем теле, и защитным движением прижала ладони к груди. Где же он был эти последние две недели, когда она нуждалась в нем больше, чем в ком-либо еще в своей жизни? Мэг не привыкла хотеть того, до чего не могла дотянуться, не привыкла быть зависимой от другого человека — и от этого чувствовала себя уязвимой и смущенной. Она хотела потребовать от него объяснений — полный отчет о его «ненадежном» поведении и одновременно ей хотелось попасть в теплое уютное убежище его рук.