Читаем без скачивания Меч Предназначения - Анджей Сапковский

– Тебя легко заставить. Достаточно нескольких слов о женщинах и детях. А сколько говорят, какие бесчувственные вы, ведьмаки. Послушай, Агловалю наплевать на женщин, детей, стариков. Он хочет, чтобы возобновили ловлю жемчуга, потому что каждый день, когда его не приносят, он терпит убытки. Он тебя дурачит голодными детьми, а ты готов тут же рисковать жизнью…

– Эсси, – прервал ведьмак. – Я – ведьмак. Моя профессия – рисковать жизнью. Дети тут совершенно ни при чем.

– Меня не обманешь.

– Откуда ты взяла, что собираюсь?

– А оттуда, что если б ты был таким холодным профессионалом, каким хочешь казаться, то попытался бы набить цену. А ты словом не обмолвился о плате. Ну хорошо, довольно об этом. Возвращаемся?

– Пройдемся еще.

– С удовольствием. Геральт?

– Слушаю.

– Я ведь говорила, что выросла у моря. Умею управлять лодкой и…

– Выкинь из головы.

– Почему?

– Выкинь, и все тут, – повторил он резко.

– Ты мог бы… сформулировать это повежливее.

– Мог бы. Но ты бы решила… черт знает, что бы ты решила. А я – бесчувственный ведьмак и холодный профессионал. Я рискую собственной жизнью. Чужой – нет.

Эсси замолчала. Он видел, как она стиснула губы, как мотнула головой. Порыв ветра снова растрепал ей волосы, на мгновение прикрыл лицо путаницей золотых нитей.

– Я просто хотела тебе помочь, – сказала она.

– Знаю. Благодарю.

– Геральт?

– Слушаю.

– А если в слухах, о которых упоминал Агловаль, что-то есть? Ты же знаешь, сирены не везде и не всегда бывают доброжелательными. Известны случаи…

– Не верю.

– Водороски, – задумавшись, продолжала Глазок, – нереиды, тритоны, морские нимфы. Кто знает, на что они способны. А Шъееназ… У нее есть причины…

– Не верю, – прервал он.

– Не веришь или не желаешь поверить?

Он не ответил.

– И ты хочешь, чтобы тебя считали холодным профессионалом? – спросила она, странно улыбнувшись. – Тем, кто думает не головой, а острием меча? Если хочешь, я скажу, каков ты в действительности.

– Я знаю, какой я в действительности.

– Ты впечатлительный, чуткий, – сказала она тихо. – В глубине души ты полон тревоги. Меня не обманешь каменной физиономией и холодным голосом. Ты – впечатлительный, и именно впечатлительность заставляет тебя бояться, а вдруг да то, против чего ты собираешься выступить с мечом в руке, окажется правым, получит моральный перевес…

– Нет, Эсси, – медленно проговорил он. – Не ищи во мне тем для трогательных баллад о ведьмаке, разрываемом внутренними противоречиями. Возможно, я и хотел бы, чтобы было так, но этого нет. Мои моральные дилеммы разрешают за меня кодекс и воспитание.

– Не говори так! – воскликнула она. – Я не понимаю, почему ты стараешься…

– Эсси, – снова прервал он. – Попробуй понять меня правильно. Я не странствующий рыцарь.

– Но и не холодный, бездумный убийца.

– Верно, – спокойно согласился он. – Не холодный и бездумный, хотя многие считают иначе. Но не моя впечатлительность и свойства характера возвышают меня, а надменная и грубая гордость специалиста, убежденного в своей значимости. Профессионала, в которого вколотили, что законы его профессии и холодная рутина важнее эмоций, что они предохраняют его от ошибок, которые можно совершить, ежели заплутаться в дилеммах Добра и Зла, Порядка и Хаоса. Не я эмоционален, а ты. Впрочем, того требует твоя профессия, правда? Это ты забеспокоилась, подумав, что симпатичная на первый взгляд, отвергнутая сирена напала на ловцов жемчуга в приступе отчаянной мести. Ты сразу начинаешь искать для сирены оправдания, смягчающие обстоятельства, вздрагиваешь при мысли, что ведьмак, которому заплатил князь, прикончит прелестную сирену только за то, что та осмелилась поддаться эмоциям. А ведьмак, Эсси, свободен от таких дилемм. И от эмоций. Даже если окажется, что виновата сирена, ведьмак не убьет ее, потому что это запрещает кодекс. Кодекс решает дилемму за ведьмака.

Глазок взглянула на него, быстро подняв голову.

– Любую дилемму?

«Она знает про Йеннифэр, – подумал он. – Знает. Эх, Лютик, Лютик, стервозный ты сплетник…»

Они глядели друг на друга.

«Что скрывается в твоих синих глазах, Эсси? Любопытство? Увлеченность моим отличием? Каковы темные стороны твоего таланта, Глазок?»

– Прости, – сказала она. – Глупый вопрос. И наивный. Говорящий о том, что я вроде бы поверила тому, что ты сказал. Возвращаемся. Ветер пронизывает до костей. Смотри, как колышется море.

– Вижу. Знаешь, Эсси, это интересно…

– Что – интересно?

– Голову дам на отсечение, что камень, на котором Агловаль встречается с сиреной, был ближе к берегу и крупнее. А сейчас его не видно.

– Прилив, – коротко сказала Эсси. – Скоро вода дойдет вон туда, под обрыв.

– Даже туда?

– Да. Вода здесь поднимается и опускается сильнее локтей на десять, потому что тут, в теснине и устье реки, возникает так называемое приливное эхо, или как там его именуют моряки.

Геральт глядел на мыс, на Драконьи Клыки, вгрызающиеся в гудящий, вспененный прибой.

– Эсси, а когда отлив начнется?

– Что?

– Как далеко отступит море?

– А что? Ах, поняла. Да, ты прав. Оно отступит до линии шельфа.

– Линии чего?

– Ну как бы полки, образующей дно, плоского мелководья, резко обрывающегося на границе глубины.

– А Драконьи Клыки?

– Они точно на краю.

– И до них можно будет дойти посуху? Сколько времени будет в моем распоряжении?

– Не знаю, – поморщилась Глазок. – Надо расспросить местных. Но не думаю, Геральт, что это удачная мысль. Посмотри, между сушей и Клыками камни, весь берег изрезан заливчиками и небольшими фиордами. Когда начнется отлив, там образуются ущелья, котлы, заполненные водой. Не знаю…

Со стороны моря, от едва видимых скал, донесся плеск. И громкий певучий окрик.

– Белоголовый! – кричала сирена, грациозно перескакивая с гребня одной волны на другую и молотя по воде быстрыми изящными ударами хвоста.

– Шъееназ! – ответил он, махнув рукой.

Сирена подплыла к камням, встала вертикально в пенящейся глуби, обеими руками откинула волосы на спину, демонстрируя при этом торс со всеми его прелестями. Геральт кинул взгляд на Эсси. Девушка слегка зарумянилась и с сожалением и смущением на мгновение кинула взгляд на собственные выпуклости, едва обозначенные под платьицем.

– Где мой? – пропела Шъееназ, подплывая ближе. – Он должен был ждать.

– Ждал три часа и ушел.

– Ушел? – высокой трелью удивилась сирена. – Не стал ждать? Не выдержал каких-то несчастных трех часов? Так я и думала. Ни капли жертвенности! Ну нисколечко! Противный, противный, противный! А что делаешь здесь ты, белоголовый? Прогуливаешься с любимой? Прекрасная пара, только вот ноги вас уродуют.