Читаем без скачивания От Кульджи за Тянь-Шань и на Лоб-Нор - Николай Пржевальский

(50) Ниже приводимый текст заимствован из дневника H. M. Пржевальского, откуда мы сделали выборки тех записей, которые нам представляются наиболее интересными или сохранившими и сейчас своё научное или биографическое значение.

Во время пребывания в Кульдже Пржевальский был твёрдо уверен, что он сможет продолжать экспедицию, и лихорадочно готовился ко второму кругу путешествия, на этот раз в Тибет. Твёрдая уверенность Пржевальского в таком предприятии видна из следующей записи в дневнике:

"16–27 августа. В больших хлопотах по сборке в экспедицию проведено всё это время. Тем труднее было, что в Кульдже многого достать совсем нельзя: притом же всякую работу, самую даже простую, надо отдавать в мастерскую 10-го Туркестанского линейного батальона, где солдаты работают скверно и очень дорого.

Отчёты свои отправил, письма написал. Снарядились хорошо, благодаря запасам, привезённым еще в прошлом году из Питера. Много нам помогли в Кульдже начальник северного участка Кульджинского района, майор Герасимов и доктор Мацеевский — заведующий местным полугоспиталем. У Мацеевского же я оставил для посылки зимой по почте в Академию наук два ящика с рыбами и пресмыкающимися; остальные коллекции укупорены в девять больших ящиков и один кожаный мешок — сданы на хранение кульджинскому городничему до отправки их в Петербург.

В Тибет едем: я, Эклон, Чебаев, Иринчинов, Гармаев, Анносов; Павлов и Урусов; — двое последние солдаты 10-го Туркестанского линейного батальона, квартирующего в Кульдже; Павлов тот самый, который ходил уже на Лоб-нор. Верблюдов у нас 24, из них 19 вьючных; верховых лошадей 3, на них едем: я, Эклон и Чебаев. Багажа около 160 пудов: нужно тащить всё необходимое на целых два года. Денег имеем с собой 17 ямб и 200 серебряных рублей. Последние в Кульдже не имеют никакой цены".

Дневник Пржевальского представляет очень увлекательную книгу. Перед глазами читателя возникает образ замечательного путешественника со всеми особенностями характера этого человека, его вспыльчивостью, упорством, страстностью к исследованиям; читатель из дневника может лучше представить этого человека, о котором так много написано и так много сказано. Читая его записи, кажущиеся совсем свежими, как бы вступаешь в непосредственный контакт с великим исследователем Центральной Азии, и кажется, что не существует семидесяти лет, отделяющих нас от времени героических путешествий Николая Михайловича.

H. M. Пржевальский 28 августа 1877 г. начал новый маршрут, названный им вторым периодом экспедиций, который должен был привести его в Лхасу. Но, увы, и на этот раз стремления путешественника попасть в эту заветную столицу Тибета не сбылись. Он прошёл на Сайрамское озеро, Эби-нор, к горам Семис-тау и по Джунгарии дошёл до города Гучена, откуда болезнь Пржевальского заставила его повернуть обратно к Зайсану, куда экспедиция прибыла 20 декабря 1877 г. Ход экспедиции от Кульджи на Гучен и обратно до Зайсана виден из выдержек дневника путешественника.

(51) Семис-тау, или Семис-тай, действительно, соединяется с хребтом Тарбагатай и представляет восточное продолжение гор Урка-шар. Западную Джунгарию по маршрутам Пржевальского детально обследовал акад. В. А. Обручев, который в 1905, 1906 и 1909 гг. предпринял географическое и геологическое изучение пограничной Джунгарии. Этот исследователь пишет: "Наблюдения Пржевальского, маршрут которого в Семис-тае почти совпадает с нашим, не были опубликованы и выразились только в нанесении на русских картах нескольких названий урочищ и колодцев. На своей отчётной карте он показал пик Холусутай и кл. Хашатай". (Пограничная Джунгария, т. 3, вып. 1, Ленинград, 1932, стр. 140).

Высоты Семи-тау оказались выше, чем предполагал Пржевальский: они превышают 2 000 м над уровнем моря.

(52) Пржевальский называет "Богдо-тау" высокую горную группу Восточного Тянь-шаня, возвышающуюся над Урумчи. Абсолютная высота этой группы, ныне известной под названием Богдо-олы (Богдо-улы), 5 600 м.

На полях дневника Пржевальского приписано: "Богдо-тау поднимается тремя острыми вершинами и двумя меньшими; первые гораздо резче выступают из общей массы Тянь-шаня, так же высоко поднятого в этой части. Тянь-шань от Богдо-тау уходит на юго-запад к Урумчи, так что группа Богдо как бы выдаётся к северу от общего направления хребта".

(53) Николай Камилл Фламмарион широко известен своими замечательными и увлекательными книгами по астрономии. Пржевальский читал его книгу "Многочисленность обитаемых миров", 1862 г., которая явилась первым произведением начинающего писателя, сразу ставшего очень популярным. Часть книг Фламмариона переведена и на русский язык.

(54) Измученный болезнью, Пржевальский не прекращает вести дневник, но записи его становятся всё более лаконичными, он их дописывает на полях. К записям за эти дни добавлено: "Только дёготь с бараньим салом и прованским маслом немного успокаивает, но на час, не более. В течение дня и ночи мажусь раз 10–15, белье и нижнее платье испачкались и провоняли дёгтем. Мазать приходится дорогой на морозе и ветре, легко застудить".

(55) Вторая приписка: "От колодца Сепкюльтай снегу становится мало, возле урочища Ургунты снегу вовсе нет".

(56) Здесь приписка на полях: "О геологическом строении спросить у Иностранцева".

Александр Александрович Иностранцев (1843–1919), крупный геолог, с 1873 г. профессор Петербургского университета по кафедре геологии и палеонтологии, автор многих трудов по геологии России, обработал геологические коллекции Пржевальского. Геология Нань-шаня освещена в работе В. А. Обручева. Центральная Азия, Северный Китай и Нань-шань, 2 т., 1900–1901 гг.

(57) Эта предварительная характеристика горных систем Тянь-шаня и Нань-шаня сделана путём противопоставления. Нужно иметь в виду, что данные по Нань-шаню, почерпнутые Пржевальским из своих исследований Нань-шаня в первой центрально-азиатской экспедиции, относятся, главным образом, к Восточному Нань-шаню, более влажному, облесённому, богатому растительностью, чем западный, сухой и суровый Нань-шань, где влияние пустынь и холодных нагорий Тибета более сильно.

Сравнение гор Тянь-шаня и Нань-шаня, хотя и конспективно изложенное, — замечательный географический документ, не потерявший своего интереса и по настоящее время.

(58) В дневниковых записях Пржевальского этого перода, когда болезнь мучила его, чувствуется, что нервы автора дневника уже не выдержали, — много раздражения выливается на страницы его полевых записок.

П. П. Померанцев во вступительной статье к дневнику Пржевальского пишет: