Читаем без скачивания Собрание сочинений в пяти томах. Том второй. Дорога ветров - Иван Ефремов

Распределение скелетов и костей в отложениях оставалось неясным. Я обладал уже порядочным опытом по раскопкам в более древних — пермских и триасовых — отложениях. Находившиеся там животные все были гораздо меньше исполинских ящеров, и раскопочная площадка, вскрывшая костеносную породу на двести квадратных метров, уже давала ясное представление о расположении костей в местонахождении. Можно было говорить и о процессах образования местонахождений и закладывать новые раскопки с большей уверенностью. Здесь, в Нэмэгэту, каждый скелет динозавра занимал десятки квадратных метров площади костеносной породы. Промежутки пустой породы между скелетами измерялись здесь сотнями квадратных метров. Таким образом, все было переведено в другой, гораздо более крупный масштаб, и для осмысливания накопленных данных нужны были иные методы. Поэтому я решил произвести теодолитную съемку всех находок для составления общего плана местонахождения Центрального лагеря. Так как находки и раскопки располагались в километровых расстояниях одна от другой, съемку надо было произвести с наиболее возвышенных точек по специальным сигналам, установленным на месте каждой находки. Как только мы с Новожиловым стали подготовлять материал к съемке, по законам гобийских неприятностей, разразилась сильнейшая песчаная буря. Она ярилась, то утихая, то снова усиливаясь, три дня подряд, повалила все поставленные сигналы и принудила нас пока отказаться от производства съемки. Однако флаг Советского Союза, поднятый на утесе над лагерем, остался невредимым, хотя и отчаянно бился на ветру.

Раскопки продолжались и в бурю: работали в защитных очках, избегая разговоров. Каждое слово стоило доброй ложки песку в рот, что и самых болтливых побуждало к молчанию. Скелет гигантского хищника был давно выкопан, взяты скелеты хищных динозавров на „Кругозоре“ и хребетике, названном „Соколиками“. Теперь раскопки велись еще дальше от лагеря. На страшной круче Среднего каньона была заложена так называемая Р–5, или пятая раскопка, впоследствии давшая замечательное научное открытие. Здесь под наблюдением Преснякова выкапывался второй скелет гигантского хищного динозавра.

Остриженный под машинку, худой, загоревший до фиолетовой черноты. Пресняков неустрашимо сидел на корточках на узкой ступеньке в отвесном обрыве и расчищал изогнутый позвоночный столб. Громкий голос Преснякова слышался еще за километр от раскопки. Под стать начальнику были и рабочие: здесь подобралась молодежь из Алтан-Булака — черные, полуобнаженные и сердитые парни. Уже в Москве в монолите со скелетом хищного динозавра с Р-5 обнаружились кости необычайного, до сих пор неизвестного науке ящера. Похожий на большую черепаху метров шести в длину и вооруженный метровыми острыми, как бритвы, серповидными когтями, ящер был обитателем морских побережий. Малеев назвал его терезинозавром, что по-гречески означает „ящер-косарь“.

У Эглона и Лукьяновой, наоборот, трудились солидные, стеснявшиеся загара сибиряки. Эглоновцы извлекали полный череп хищника, а лукьяновцы вели большую раскопку, так называемую Р-З, на выступе обрыва „Соколиков“. Мы решили попросту срыть там всю верхушку выступа — серую глину, под которой залегало огромное скопление костей неведомых динозавров.

Проводник Цедендамба, посланный к ближайшим аратам, добыл верхового верблюда и отправился на нем искать дорогу к Сэвэрэй сомону, вдоль северного борта котловины. После пятидневных разъездов он явился с известием, что дорога, подходящая для машин, найдена. Проверка этого сообщения была возложена на Новожилова, отправившегося для обследования местонахождений Гильбэнту. Проехав шестьдесят километров, он достиг восточной оконечности горы и вернулся с сообщением, что дорога, якобы найденная Цедендамбой, никуда не годится. Не обещало большой добычи и местонахождение Гильбэнту. Поэтому я принял твердое решение до последнего, 1950 года работ ограничиться исследованиями в западной части котловины Нэмэгэту.

Дорога, кое-где проложенная нами от Ноян сомона, оставалась пока единственным путем. Рождественский, отправившийся на „Дзерене“ на Алтан-улу, открыл на обратном пути старую караванную тропу, сразу облегчившую все поездки в том направлении.

Против сквозной долины между массивами Нэмэгэту и Алтан-ула, по которой мы переваливали в Занэмэгэтинскую котловину в 1946 году, она пересекалась со старинной тропой „Одиннадцати колодцев“. Эта тропа, шедшая с Хуху-Хото на Легин-гол („Душная речка“) и Орок-нур, была вполне пригодна для передвижения автомашин. Веками ходившие здесь караваны притоптали песок, сгладили мелкие неровности. По этой легин-гольской (впоследствии мы узнали, что она не доходила до Легин-гола) тропе было очень удобно подниматься вверх на бэль Алтан-улы от тропы „Одиннадцати колодцев“.

Я начал предварительные расчеты Западного маршрута для обследования возможной костеносности межгорных впадин на западе Заалтайской Гоби. Мы собирались отправиться на двух машинах, описать гигантскую петлю протяженностью около двух тысяч пятисот километров и возвратиться в Нэмэгэту, где остальная часть экспедиции продолжала раскопки. В этом маршруте должен был принять участие Ю. А. Орлов, который почему-то задерживался.

Переводчик Намнан Дорж направился на верблюдах на ту сторону Нэмэгэту. Там, на северном склоне, в сорока километрах от лагеря, был лечебный минеральный источник — аршан. Намнан Дорж привез пробы воды для Монгольского Комитета наук, а также два вьючных верблюжьих бака около двенадцати ведер для лечения шофера Александрова. У нашего завоевавшего общие симпатии, добродушного великана Ивана-Козлиного была застарелая язва желудка, полученная им еще в войну. По сообщению Намнан Доржа, аршан имел необычно холодную воду и находился на высоте двух тысяч метров. Мы попробовали воду — она была темная, очень вкусная по сравнению с солоноватой водой из наших колодцев. Пришлось запретить трогать воду, иначе ее выпили бы в два дня. Водой пользовался один Иван-Козлиный, и целебная ли была вода или причиной тому хорошее питание, но к осени он избавился от мучивших его болей.

Первого июня Рождественский отправился на трех машинах в Улан-Батор. Вместе с ним уехали: Цедендамба — в аймак, домой, шофер Петрунин, у которого разболелся ампутированный зимой палец, и Намнан Дорж — для доставки образцов Комитету наук. Сразу по возвращении Рождественского мы отправлялись с ним в Западный маршрут — через наиболее пустынные впадины, вдоль границы Китая до Джунгарской Гоби. Около семи тонн коллекций везли наши машины из Нэмэгэту, дополнительный груз должен был быть взят на нашей базе в Далан-Дзадагаде.

Мы с Новожиловым, помимо наблюдения за раскопками дальнейших исследований Нэмэгэту, стали заниматься теодолитной съемкой местонахождения. В бурные ночи я переселялся спать в кузов отдельно стоявшей от лагеря машины и подолгу лежал, размышляя и прислушиваясь то к поразительной тишине безветренных порывов, то к приближавшемуся далекому рокоту ветра, который, налетая, сотрясал машину. В редкие спокойные вечера изумительные закаты оживляли унылую монотонность пыльных дней и беззвездных ночей. Закаты были сиянием алого пламени над срезом черного плато, окутанного покровом беспросветных туч. Скалы Нэмэгэту принимали цвет густейшего ультрамарина, обрывы и склоны ущелий — терракоты, а слева над синими горами протягивался меч красной бронзы, нависавший над огненно-светлой полосой зари.

Иногда случались закаты и более фантастичные. Параллельные гряды туч принимали пурпурно-фиолетовый оттенок, просветы между ними наполнялись алым огнем, который по мере приближения к горизонту становился все более золотым. На этом фоне угрюмо чернел край плато бэля с красными отблесками пожарища и трепетал совершенно багряный наш флаг.

Изредка наступали бурные и пасмурные дни, в которые мы отдыхали от жгучего и слепящего солнца Гоби. Несмотря на ветер, даль была чиста и ясна. Синяя дымка прилипала к горам, скрадывая угрюмую резкость их очертаний, словно на темно-фиолетовый хребет было наброшено прозрачное покрывало синего газа.

Мы с Новожиловым использовали ранние утренние часы для наших съемочных работ. Обычно между пятью и десятью часами утра погода была тихой и безветренной. До этого бушевал предрассветный шторм, а после начинался обычный дневной горячий ветер, и накалявшаяся земля тонула в мареве движущихся воздушных потоков. Далеко внизу, по дну котловины, двигались один за другим грозные смерчи. Действительно, котловина Нэмэгэту была „Домом Смерчей“, как называлась она у стариков гобийцев. Если выдавался полностью тихий день, то мы с Новожиловым с утра до ночи не покидали вершин холмов, гребней, хребтиков и плоскогорий, торопясь использовать случай, когда инструмент не дрожал от порывов злобного ветра и далекие сигналы не плясали в поле зрения трубы, приводя в отчаяние привыкших к точности геологов.