Читаем без скачивания Горбовский - Марьяна Куприянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спицына кожей ощущала, что назревает продолжение прерванного утром на кладбище диалога, но сама помалкивала со свойственным женщинам коварством. Она отвлекала себя бытовыми вещами. Марина знала, что Лев голоден (с того времени, как они сошлись, он стал есть как зверь, чего раньше за ним не наблюдалось), что он мечтает искупаться, переодеться, отдохнуть после долгого рабочего дня. Она буквально чувствовала его духовное и физическое состояние в любой момент времени, и потому всегда знала, как надо позаботиться о своем мужчине.
– Давай в душ, я пока подогрею поесть, – вкрадчиво сказала она, остановившись по пути на кухню.
Лев посмотрел на нее с таким видом, словно она прочла его мысли, улыбнулся, на мгновение прижал Марину к себе, погладил волосы и молча ушел в ванную. В такие моменты (а подобное случалось довольно часто, особенно на работе) они могли общаться без слов. Действия, которые он только что совершил, расшифровывались как «спасибо за заботу, я так рад, что ты у меня есть». Но, естественно, Горбовский не мог этого произнести, даже будучи влюбленным. Все же он оставался взрослым мужчиной, а им свойственна некоторая суровость и редкая склонность к сантиментам.
Спустя время Лев пришел на кухню в бледно-синем выцветшем банном халате на голое тело и сразу же кинулся к горячей еде. Марина, как правило, не садилась без него. На широких тарелках дымилось овощное рагу, нежная тушеная свинина и вареная картошка с маслом и укропом. Они принялись за еду. Мыча от удовольствия, Лев вспомнил, как совсем недавно на рыбалке он смотрел на яства товарищей, приготовленные их женами, и немного завидовал. Тогда он отдал им пойманную щуку, потому что сам готовить не умеет. И тогда же произошел разговор о том, что Льву не хватает женской руки. Он думал тогда, что обойдется и без этого. Как многое изменилось с того утра, когда, казалось, Горбовский никогда не найдет себе спутницу жизни. Заботливая женская рука теперь готовила ему такие блюда, вкуснее которых он нигде и никогда не ел. И он понимал, что без этого уже не обойдется. Теперь он заслуживал женской заботы, заслуживал счастья и простого домашнего быта, всего того, чего был лишен (лишал себя) долгие годы, но к чему привык за пару дней.
Опустошив тарелку за несколько минут, Горбовский блаженно откинулся на спинку стула и взял Марину за руку. Он поел и теперь мог смотреть только на нее, ни на что не отвлекаясь. Девушка съела только половину своей порции, но отложила вилку. Она прекрасно знала, как многого стоят такие моменты, когда мужчина находится на пике благостного расположения духа оттого, что его накормили, и как недолго длятся такие моменты. Спицына смотрела на Горбовского и внутренне умилялась. Сейчас, когда они были один на один, и рядом не было ни коллег, ни прохожих, лишь взгляд в сторону Льва вызывал в ней колоссальный душевный подъем, бурю эмоций и ощущений, и девушка вздыхала полной грудью, губы ее поджимались, а глаза зачастую начинали блестеть от слез.
Насколько же необыкновенным было то, что сейчас видела перед собой Марина. Кто бы мог подумать, что человек, который однажды чуть не ударил ее по лицу, спустя время будет рисковать своей жизнью ради нее, а теперь вообще – вот он, сидит перед ней за столом, в одном халате, широко расставив уставшие ноги, да с блаженной улыбкой на губах, которые, как она раньше была уверена, не умеют улыбаться.
– Марина, я не верю в происходящее.
– И я, Лёва. Этого просто не может быть, – сказала Марина и игриво засмеялась.
В тот же миг Лев потянул ее за руку, заставил встать и сесть к нему на колено.
– Ну-ка, идите сюда, Спицына.
Он обнял ее за талию обеими руками, а ей пришлось положить одну руку на плечи Горбовского.
– Лев Семенович, ну что Вы, – подавляя смех, Марина закрыла лицо ладонями, отчего Горбовский еще крепче прижал ее тело к своему.
– Вы, Спицына, выполнили то, что я Вам задал сегодня, негодная Вы девчонка? – спросил Горбовский наигранно жестким голосом, да еще и нахмурился для пущей убедительности.
Едва он договорил, оба расхохотались. Они обожали шутить на эту тему. Воспоминания о былом позволяли им заново осознавать чудо, случившееся с ними. Им нравилось оглядываться назад и наглядно видеть, как сильно изменилось все между ними.
– Лёва.
– Мариночка. Я так счастлив.
С закрытыми глазами они прижались головами друг к другу. Марина гладила Льва по лицу, медленно водя пальцами по острой скуле и чуть впалой щеке. Но когда ее ладонь плавно перешла на шею Льва, Марина вспомнила то, о чем давно хотела у него узнать.
– Откуда у тебя это? – она остановила пальцы на выпуклом шраме.
Горбовский вздохнул без тяжести, но с явной безысходностью. Теперь ему придется рассказать. С минуту он молчал, собираясь с мыслями и не глядя на Марину, лишь поглаживая ее талию, затем заговорил:
– С тех пор, как у меня появилась ты, мне не хотелось бы об этом вспоминать уже никогда. Но нужно. Ты имеешь право знать всё. Ведь я весь перед тобой, открыт, как книга. Всё во мне для тебя, – он сделал паузу. Марина гладила его по голове. – На фото, которое висит там, ты видела, я его специально не снял, да и никогда не сниму, на фото молодая семья – я и мои погибшие близкие. Жена и сын – Алена и Кирилл.
Семнадцать лет назад, ты тогда еще была маленькая, и, наверное, жила не здесь, по югу России прокатилась страшная волна гриппа – это был новый, только что мутировавший штамм. Было страшно. Вакцины нет, людям недели хватает, чтобы умереть, ни о какой изоляции и речи не велось. Они заразились. У меня… я был в малом числе тех, у кого обнаружился иммунитет, и я ненавидел себя за это. Я бы все отдал, чтобы устойчивость к вирусу была у них. Я бы умер с чистой совестью, зная, что они останутся жить. Но все вышло наоборот. И я не мог ничем помочь, абсолютно ничем. Не мог совершенно ничего сделать, чтобы спасти их.
В своем бессилии я только наблюдал, как они умирают, время от времени облегчая их последние муки. Я мог без опаски находиться в лазарете, в полном лазарете инфицированных, один такой на триста человек, которому не страшно заражение. Я и сам от происходящего мучился страшно. Алена умерла раньше, она была очень хрупкая девушка, ее организм сдался за 6
