Читаем без скачивания Проснуться драконом - Елена Картур

Я сунула свой любопытный нос в отложенные бумаги. Действительно каракули, для меня – так в особенности. Я и печатный-то текст с трудом читаю, как первоклашка, по слогам, а тут как курица лапой накарябано. Правда, проблемы у меня вовсе не потому, что плохо научилась читать на местном языке, а из-за того, что все прочитанное мысленно перевожу на родной язык. Забавно, что с устной речью такой проблемы нет, переводить мне лишь изредка приходится те слова, которые я раньше не слышала, или же те, что не часто употребляют. Интересно, что мой прежний опыт изучения иностранных языков подсказывает, что устная речь всегда запоминается хуже, чем письменная, по крайней мере в моем случае. С другой стороны, у меня в прошлой жизни и не было такого универсального переводчика, как Ингельд, да еще и подключенного напрямую к мозгу.

Ну ладно, все это размышления, а мне все-таки надо поговорить с ним о Заповеднике. Несмотря на свою непредсказуемость, Гест недвусмысленно дал понять, что постарается отправить меня туда поскорей, да и сама уже чувствую: в горы тянет как магнитом.

– Кхм-кхм, ты все еще размышляешь?

– Нет. – Ингельд вернулся в кресло и отодвинул в сторону недочитанные бумаги. – Это хорошо, что ты заговорила, очень удачно.

– Да я вообще-то и раньше разговаривала, просто ты не понимал. А сейчас связь укрепилась.

«А может, и не только связь, – думаю. – Мое драконье тельце растет, ведь оно было совсем детским. Мозг развивается, кто знает, какие связи там выстраиваются?»

– Ну что ж, очень удачно.

– Э-э-э… – Я начала понимать, к чему он ведет. – Если ты думаешь, что я теперь буду для тебя шпионить, даже не надейся!

Ингельд усмехнулся, подхватил меня под живот и посадил себе на колени, вернувшись в покинутое кресло. Пальцы его ловко почесывали основание крыльев и чувствительную кожу между рожек. Очень умиротворяющие действия, но я же не кошка, чтобы размякнуть, замурлыкать и на все согласиться.

– И почему же?

– Потому, что мне это не нравится, – объясняю со вздохом. – И потому, что это опасно, а из меня никудышный шпион. Единственный раз рискнула – и то попалась по-глупому. И вообще, я очень ценная и полезная зверюшка, меня надо всячески беречь и ублажать, чтобы получить побольше всяких бонусов, а не в сомнительные авантюры втягивать. А то улечу от тебя в Заповедник.

– А ты можешь? – спросил с интересом.

– Почему нет?

– Считается, что ритуал фамильяра крепко привязывает дракона к хозяину.

– Ну… вообще так оно и есть, но не совсем. Это эмоциональная привязанность. То есть для тех драконов, которых люди выращивают в питомнике, хозяева, наверное, очень много значат. Не думаю, что этим детишкам и в голову придет взять и уйти от хозяина. Да они, наверное, в одиночку и жить не способны. Но я-то достаточно разумна, чтобы понимать искусственное происхождение этой привязанности.

– Я до сих пор полагал, что фамильяры абсолютно преданны своему хозяину, – задумчиво сказал Ингельд, и тон его мне не понравился.

Ох, чую, теперь доверять разные секреты мне будут с большой опаской. А не зря ли я об этом вообще заговорила? С другой стороны, рано или поздно пришлось бы. Этот человек достаточно умен, чтобы понять в конце концов: я – разумное существо и хозяина над собой терпеть не буду, только друга или партнера. Вот пусть и задумается об этом пораньше.

– Преданность – это, конечно, вещь хорошая, – говорю осторожно, – большинству фамильяров и в голову не придет предать хозяина, банально ума на это не хватит. Так что специально они этого не сделают, а вот случайно – запросто. – Нет, я на самом деле не хочу ничего плохого сказать об этих вечных детях, но надо, чтобы он понял: во всем есть свои плюсы и минусы, в безмозглой преданности тоже.

– Это каким же образом?

Недоверия я в его голосе не услышала, скорее любопытство. Уже хорошо.

– Да самый элементарный пример: вот я с Тилем общаюсь, а он, между прочим, не просто так, а королевский фамильяр, и хозяйские секреты мне выбалтывает с легкостью. Он ведь не знает, что этого делать нельзя, ему и в голову не придет промолчать на вопрос другого дракона. А его величеству не придет в голову ему запретить. Да и не поможет это, ведь Тиль не поймет, почему ему нельзя болтать, например, со мной, но не возбраняется с другими.

– М-да, а я ведь о таком варианте даже не подумал. Королевский дракон действительно имеет возможность услышать и увидеть очень много интересного.

И с таким предвкушением это было сказано, что я даже хмыкнула насмешливо. Вот губы-то раскатал!

– Да ты не обольщайся, видит-то он многое, да толку от него мало. У Тиля восприятие, как у маленького ребенка, он некоторых вещей не понимает и объяснить ничего не в состоянии.

– А ты, значит, взрослая?

Ой, ну сегодня я точно головой не думаю! Я Ингельду доверяю, но все-таки не стоит ему пока знать, что разумные драконы получаются из бывших людей. Как-нибудь потом, может быть.

– Ну не совсем взрослая, – отвечаю как бы смущенно. – Но уже почти. На самом деле разумные драконы очень быстро взрослеют.

– Я так и думал, что ты не одна такая, – хмыкает он удовлетворенно.

Болтун – находка для шпиона, угу. Ладно, об этом он бы и так скоро догадался. И он еще хочет, чтобы я для него информацию добывала. Да из меня самой что угодно кто угодно вытрясет без особого труда.

Вот и поговорили. А самого главного-то я так и не сказала.

– Послушай, мне ведь и в самом деле в Заповедник надо. Если я прямо завтра на пару дней улечу, это будет большой проблемой?

– На пару дней? – переспрашивает задумчиво.

– Может быть, и дольше, или, наоборот, быстрей вернусь, – говорю поспешно. – Я там задерживаться не собираюсь вообще-то.

– Ну и зачем же тебе в Заповедник?

Врать не хотелось, но и правду говорить… да я сама пока не знаю, где эта правда.

– Родных навестить, – выдаю внезапно.

И вдруг понимаю, что это в общем-то тоже правда. У меня ведь там действительно какие-то родственники драконьи имеются, родители и, кажется, даже братья. И как выяснилось, я до сих пор даже представления не имею, какие у драконов семейные отношения, учитывая, что они заранее знают: в только что появившегося на свет малыша обязательно вселится чье-то чужое сознание. Или же он навсегда останется неразумным зверем, не обретя даже того подобия разума, который есть у фамильяров, связанных с людьми. Какое при таких обстоятельствах должно быть отношение к семье и детям? У меня фантазия на этот счет отказывает. При этом проскальзывает исключительно практический интерес – а вдруг случится такое (представить трудно, но все же), и я тоже решу того… яйцо отложить? И что потом делать с тем, что из него вылупится?

Вот и еще один пунктик добавился к моему списку целей. Только прямо завтра Ингельд меня не отпустил. После часа споров удалось договориться, что через три дня он поедет с инспекцией к егерям, базирующимся непосредственно на территории Заповедника, у самого подножия гор, и там пробудет пару дней. За это время я должна буду управиться со своими делами и вернуться. Ну что ж, вполне приемлемо, и проводник, наверное, не понадобится. Впрочем, Артем, если захочет, вполне сможет к нам присоединиться, он тут, оказывается, живет в качестве гостя, старательно избегая попыток окружающих сделать его фамильяром.

Ингельд читал документы, с легким шелестом переворачивая чуть желтоватые листы – местные чиновники предпочитали отчего-то использовать дешевую, не лучшего качества бумагу, вероятно предпочитая складывать разницу от выделенного королевской казной обеспечения себе в карман. Регди задумался об этом лишь мельком, пытаясь понять, входят ли подобные мелкие недоразумения в сферу его обязанностей или не стоит даже внимания обращать? Инспекция инспекцией, но не значит же это, что он теперь должен озабочиваться каждым мелким нарушением! Очень неудобно, когда тебе дают большие полномочия, «забыв» указать конкретную цель их применения. Он бы предпочел просто выполнить приказ «от» и «до» в максимально короткие сроки и сразу же вернуться в столицу.

Советник перевернул очередной исписанный лист, мимолетно возвращаясь к прежним размышлениям. Решил: будет достаточно лишь выразить свое недовольство, не потому, что его волновала мелочь, которую складывает в свой карман какой-то мелкий чиновник, а из-за банального раздражения. Листы неприятно шелестели, к тому же имели изрядную ворсистость, отчего писцы наставили множество клякс, порой приходилось не столько читать, сколько догадываться, что там написано. Хорошего настроения это не прибавляло, как и редкостное косноязычие, с которым были написаны эти отчеты.

У Ингельда даже возникли подозрения, что все это было сделано специально, чтобы отбить у него всякое желание читать это. Читать он, разумеется, не бросил, но раздражение накапливалось.