Читаем без скачивания Наш Современник, 2005 № 12 - Журнал «Наш современник»

И удивительно, произнесенное слово не звучало обидно, да и мысли были схожи с моими, но он их выразил и не критикански, а с родственной сопричастностью.

Как-то приехав в Аэропорт, мы услышали объявление по радио о скором вылете в Вильнюс и наличии билетов. Володю осенило: «Летим». Благо билет стоил 4–6 рублей (мы только теперь это вспоминаем с добрым удивлением). В Вильнюсе он вызвонил Бронюса Марцинкявичуса. Приехали и другие братья прибалтийские. Стихи, рассказы, творческие планы — застолье длилось мирно. Потом началось смешное: собеседники взревели, когда перешли на дележ границ. Литовцы требовали у Короткевича озеро Нерис (Нарочь). Латыш требовал земли у Даугавпилса. Художник требовал у Короткевича Браславщину… Утром Короткевич будил нас громкой шуткой: «Хотел дойти до Даугавпилса, но вместо этого напился. А ведь я им вчера все отдавал — не берут… Спят…».

В Рогачеве ожидали автобуса на автостоянке. Ветер пронизывающий. Полчаса нет автобуса и людей нет, кроме нас. И вот появилась бабушка с большим чемоданом в сопровождении девочки и мальчика, оба дошкольного возраста. Бабуля осмотрелась, пристроила чемодан на доски и обратилась к Короткевичу, глядя снизу на него, высокого, запрокинув голову к небу: «Хлопчик, покарауль деток и сундук. Я в магазин сбегаю за лиминадом». Володя, загасив папиросу, присел на корточки перед напряженно затихшими детками: «Жаль, конфеток нет, но будут. Как тебя зовут?» — спросил он мальчика. Он молчит, девочка постарше тоже молчит и строго поглядывает на брата. Володя смеется, повторяет вопрос. Мальчик долго молчал и все-таки не утерпел: «Нам не говорят, мы и не знаем». Володя вскочил с возгласом: «Во молодцы! Во молодцы! Не одолеют вас ни империалисты, ни коммунисты». В автобусе он обсуждал с бабулей ее родословную, ребятишки готовы были пойти к нему в гости, да бабуля не изменила своих планов (продукты доставить и внуков).

Короткевич артистично режиссировал свои импровизации. Мгновенно без повода заявляет мне: «Ты римлянин». Увидел, что я возрадовался, и добавляет: «Эпохи упадка». Я мрачнею, он хохочет, и пошло — если Короткевич в ударе, жизнь богаче вымысла. В те годы, полемизируя с радио «Свобода», он нарек его «Картавым радио».

Снимаем документальный очерк «Свидетели вечности». Короткевич, как в своем огороде, ориентировался на земле Белоруссии без проводников: находил дуб Мицкевича в окрестностях Новогрудка или тополь Наполеона на Немане. Мы, участники съемок, ночевали в Рогачеве и у его дяди И. В. Гринкевича. Он радушно кормил нас свежевыловленной в Днепре рыбой. Рыба да и воздух в столовой источали запах мазута. «Да это нельзя есть», — возмущались киношники. Игорь Васильевич, извиняясь, предлагал есть овощи. Владимир Семенович молча и демонстративно ел рыбу, а когда «дядька» вышел, гневным шепотом отчитал: «Ну, что он виноват, если Днепр загажен „Нафтой“. Не лейте соль ему на раны. Пощадите седую голову. Ешьте редиску, щавель. Сняли бы лучше об этой беде сюжет. Да ни у кого духу не хватит! А здесь не вякайте…».

На обороте моего рабочего сценария «Через кладбище» 1963 г. сохранилась такая запись. «Были в Сопоцкино (недалеко от Гродно). Короткевич предлагает снять короткометражку по мотивам записных книжек Эфенди Капиева. Пример: „Степь. Степь. Идут войска… В стороне от дороги, в яме, сидит мертвый пожилой боец. Восковое, бледное лицо опущено. Голова обвязана бинтом.

Войска идут, не обращая внимания на него, покидая эти места навсегда… А он остается сидеть в этой степи, в этой яме, никому не нужный, забытый…

Кто он?

И я думаю: а ведь у него, наверное, где-то семья, дети, жена — ждут они отца своего и гадают, почему нет от него писем. Ждут не дождутся и не подозревают, что сидит отец их в буранной степи, в яме — один, один…“».

Можно ли бытие, словом выраженное, переложить на пленку? Или как в это бытие (образ) должна вмешаться кинодраматургия?

Крым. На мысе Понизовка для фильма «Христос приземлился в Гродно» построен комплекс декораций. Понизовка славится постоянными ветрами; по случаю выходного сообща купили большую бутыль, оплетенную лозой, местного вина «Матраса». Укрылись в расщелине у моря, на камнях, накрыли стол, разложили снедь, посредине бутыль. Прозвучали первые здравицы. Вдруг в бутыль почти без звука влетел камешек, и на глазах у всех вино исчезает, минуя скатерть, в камни. Тишина. Никто ничего не понимает. Чудо какое-то. И тут сверху раздается зычный голос: «Меня не зовете?!..». На откосе скульптор Борис Марков начинает петь «Элегию» Массне… Застолье готово совершить самосуд. Короткевич вылетел миротворцем: «Да завтра еще большую бутыль возьмем. Марков камнем угодил в вино ради Марины. Поощрите рыцарство! Слушайте, как он недурно поет…». Скандал не состоялся. Пошел ли факт сей на пользу даровитому Борису?

А вот совсем свежая нить, посланная на белый свет от Володи Короткевича. На днях позвонил Владимир Гостюхин: «Сидим на 3-й платформе Белорусского вокзала, ждём поезда на Брест. Приходи». Вокруг ящиков с плёнками переговариваются белорусские кинематографисты — едут из Сибири. Пока Гостюхина теребят любители автографов, ко мне обращается актриса Татьяна Мархель, напомнив, что видела меня в обществе Короткевича, с предложением: «А можно я вам его стихи почитаю?!» Я опешил, но выдавил: «Давайте». И она стала читать по-белорусски строки из Короткевича, которые сразу музыкой своей перекладываются во мне в его голос, а потом я и зримо представил самого Владимира Семёновича, словно за плечом стоял сам автор. Не помню, сколько длилось это наваждение… только увидев блажный взгляд слушающего Гостюхина, я встряхнулся… Вот Божий дар, как же удалось исполнительнице вникнуть в слова. Много дней потом сопровождало меня звуковое видение, пока новые щемящие потери его не заслонили (убили Мишу Евдокимова).

В самые безнадежные периоды моей работы на «Беларусьфильме» Владимир Семенович спасал меня от безверия и отчаяния. Благодарение ему за исповедальные размышления и поступки. При воспоминании о нем во мне оживают Светлость и Надежда, им посеянные.

Сергей Мудров[3]

ЧЕТЫРЕ ВЗГЛЯДА НА ЕВРОПЕЙСКИЙ СОЮЗ

Мы привыкли к радужным отчетам из Европы. «Старушка» вроде бы развивается, интегрируется, богатеет. Иногда посылает ценные указания России и Беларуси, поучая, как жить, с кем дружить, кого бояться. Порой вступается за свои восточные окраины — в лице Польши и Прибалтийских государств. Одним словом, Европейский Союз, объединенный звездным флагом и строящий правительственные здания в виде Вавилонской башни, усиленно трудится. Архитекторы интеграции пожинают сочные плоды.

В мае 2004 года брюссельское сообщество совершило неординарный поступок — торжественно впустило в свои ряды сразу десять государств (такого в истории ЕС еще не было!). При этом восемь из них ранее принадлежали к коммунистическому блоку, а три страны входили в состав СССР. Официальные источники Евросоюза поспешили сообщить о «расширении зоны мира, стабильности и процветания в Европе», которая, судя по их прогнозам, будет простираться от Лондона и Лиссабона до Варшавы и Таллина. Всем вошедшим в зону, а также томящимся в очереди (Болгарии, Румынии и Турции) и стучащимся в двери (Украине и Грузии) можно рассчитывать на булку с соевым маслом и бесплатный буклет Европейской Комиссии.

Блестящий повод для торжества? Оказывается, не совсем.

Торжествовать можно при подлинном спокойствии и благополучии, а брюссельское квазигосударство, невзирая на формальные благостные отчеты, штормит, причем довольно сильно. На фоне штормовых бурунов «всплывают» все новые и новые факты, наводящие тень на «светлые» лица еврочиновников. Евроскептицизм, выбираясь из подвалов политического забвения, становится реальной силой на Европейском континенте.

В принципе, Союз лихорадит уже давно. Выборы в Европарламент в июне 2004 года рельефно обозначили разочарование и пессимизм почти во всех уголках единой Европы. В большинстве стран пробрюссельские деятели либо потерпели поражение, либо получили гораздо меньшую поддержку, чем на аналогичных выборах 1999 года. Очередной пощечиной для Еврокомиссии стали итоги референдумов во Франции и Нидерландах в мае-июне 2005 года. Голландцы и французы отвергли проект Конституции, взлелеянный Брюсселем и торжественно подписанный в Риме 29 октября 2004 года лидерами всех 25 членов ЕС. События эти всесторонне освещались в белорусской и российской прессе.

Впрочем, будем объективны: оценка Евросоюза извне — это все же мнение сторонних наблюдателей, находящихся за гранями европейской жизни. А вот критика изнутри — это, как правило, воплощение вполне конкретного недовольства и разочарования. Я предлагаю читателям «Нашего современника» заглянуть в четыре европейские столицы — Лондон, Варшаву, Париж и Гаагу, чтобы разобраться, кто, почему и в какой степени не любит там Европейский Союз. Посмотрим на единую Европу изнутри.