Читаем без скачивания Наш Современник, 2005 № 12 - Журнал «Наш современник»
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подключилась комиссия Российской Федерации. Надо отдать должное, она работала оперативно и с полным пониманием трагичного положения этих людей. Беженцев стремились расселить и дать работу в городах России. Не все получалось, как хотелось, но реакция властей этой республики соответствовала российскому характеру. Правда, позже один из советников президента России, господин Станкевич (да-да, тот самый!), заявил, что «они» все делали не так. Надо было строить специальные города. Конечно, он, выскочив из кресла младшего научного сотрудника академического института и пройдя школу демагогии эпохи раннего периода «демократии», а также «выучку» на посту заместителя небезызвестного бывшего правителя Москвы Г. Попова, накопил большой опыт. Дороги Москвы, которые он обещал сделать идеальными, стали при нем не дорогами, а «направлениями».
Много было неприятных встреч с беженцами. Нельзя требовать вежливости от униженного. Годы жизни в одночасье ушли в небытие. Те же, кто это сделали, а затем пришли к власти на два года, остались абсолютно равнодушны по отношению к своим гражданам. Для них они были неполноценными гражданами республики.
Но вернемся снова в то время. В Большом Кремлевском дворце 18 и 19 января состоялось Всесоюзное совещание рабочих, крестьян и инженерно-технических работников. Это совещание проходило под лозунгом: «Перестройке — энергию дел». Как будто перестройка замышлялась не для дела! Вот такие парадоксы стали происходить на шестом перестроечном году. На самом же деле преобразования стали заходить в тупик, и надо было послушать людей из сферы материального производства, заручиться их поддержкой. На совещании присутствовали все члены Политбюро, секретари ЦК КПСС, заместители Председателя Совета Министров СССР. Как всегда, с докладом выступил генсек, в то время еще не президент страны, а только Председатель Верховного Совета СССР. Я не собираюсь в этой публикации подробно останавливаться на данном совещании. Оно освещалось в печати, да и тема нынешнего разговора о Баку имеет с ним только одну взаимозависимость — временную.
В ходе совещания поступали записки от представителей Армении и Азербайджана с просьбой предоставить им слово в связи со сложной ситуацией в их республиках. Было принято решение 18-го встретиться с этими делегациями после окончания заседания. Вечером на встречу остались не менее половины всех участников. И снова взаимные упреки: «Почему погромы идут в Баку, а чрезвычайное положение вводят в районах Армении? Почему центральная власть не пресекает погромы?».
Так прошел этот день. Утром 19-го перед началом второго дня совещания в комнате президиума обсудили имевшуюся на вчерашний вечер информацию о положении в Армении и Азербайджане. Ситуация была сложная, но теплилась надежда на лучший исход. Все надежды улетучились в 10 утра. Минута в минуту, как было принято, руководство страны выходило в президиум. В это время раздался звонок правительственной связи и один из помощников Горбачева сообщил ему, что звонит Е. М. Примаков из Баку и просит переговорить с ним.
— Нехорошо задерживать начало работы совещания, — говорит Горбачев, — переговори с ним, Николай Иванович, выясни, что там у него, а потом скажи мне. Мы же пойдем на совещание.
Все ушли. Телефонная трубка лежит, Евгений Максимович ждет разговора. С первых его фраз стало ясно, что в Баку произошла трагедия — власти в республике нет. Утром вооруженные боевики заблокировали здание Совета Министров, Верховного Совета и ЦК компартии. Положение критическое. Обстановка не контролируется. Надо принимать меры.
Вот приблизительно такой произошел разговор с представителем Верховного Совета СССР Е. Примаковым. Я уточнил некоторые вопросы и сказал ему, что сейчас передам эту информацию Горбачеву. Попросил, чтобы он был недалеко от правительственной связи. Затем я вошел в президиум совещания, очень коротко проинформировал генсека о состоявшемся разговоре и попросил его срочно связаться с Примаковым.
Примерно через полчаса меня вызвали в комнату президиума, и Горбачев сообщил более подробно, что произошло в Баку, в том числе и о том, что поздним вечером 18-го Народный фронт объявил там чрезвычайное положение. В городе возводятся баррикады, усилилось бегство людей, идут погромы. Советские и партийные органы фактически перестали контролировать ситуацию. Горбачев сообщил, что он пригласил министра обороны Д. Язова, председателя КГБ В. Крючкова и министра МВД Бакатина. Пока он рассказывал о состоявшемся разговоре, все трое приглашенных прибыли.
Горбачев проинформировал их о положении в Баку и предложил им немедленно вылететь туда. Крючков сразу же заявил, что ему нет необходимости вылетать, так как там находится его заместитель. Бакатин же сказал, что для того чтобы принимать меры по восстановлению порядка в городе, необходимо решение о введении чрезвычайного положения, то есть того решения, которое не было принято 15 января. Горбачев тут же дал поручение помощникам пригласить своего первого заместителя А. И. Лукьянова. Учитывая, что эти здания в Кремле находятся рядом, примерно через десять минут Анатолий Иванович уже прибыл. Он также был проинформирован о случившемся в Баку и о том, что сейчас туда вылетают Язов и Бакатин для принятия мер по избежанию хаоса и массовых беспорядков с непредсказуемыми последствиями. Горбачев поручил Лукьянову срочно решить вопрос о принятии Президиумом Верховного Совета СССР Указа о введении чрезвычайного положения в Баку. Анатолий Иванович высказал сомнение, что так быстро этот вопрос не решить. В ответ ему было сказано:
— Это твоя забота, но решение должно быть немедленно принято, так как сложившееся положение не терпит ни одного часа.
Мне неизвестны подробности принятия этого решения. Я не знаю, как все происходило. На заседание Президиума я не приглашался и никаких разговоров со мной по этому поводу в течение дня не было. Указ Председателя Верховного Совета СССР был принят, и чрезвычайное положение в Баку вводилось с 20 января, то есть с ноля часов. До сих пор неясен вопрос, почему сразу же после подписания указа он не был передан по Центральному и республиканскому радио и телевидению. Думаю, что рано или поздно на это белое пятно в событиях тех дней прольется свет. Что это — небрежность тех, кто принимал и подписывал указ, или умышленное замалчивание? Возможно, ответ содержится в материалах следствия.
Около 11 вечера я приехал с работы. Не успел войти, как раздался звонок правительственной связи. У телефона был Председатель Совета Министров Азербайджана Аяз Муталибов. Мы были знакомы с ним много лет, раньше он работал председателем Госплана республики, а я — первым заместителем председателя Госплана СССР. Срывающимся голосом он кричал, что войска входят в город, идет стрельба и он просит прекратить ввод войск. Я попросил его перезвонить мне через полчаса, c тем чтобы разобраться в истинном положении дел. В таких сложных ситуациях нужно иметь информацию из разных источников. Не отходя от телефона, попросил соединить меня с Примаковым или Язовым. Трубку взял Язов. Я сообщил ему о звонке Муталибова и потребовал рассказать мне о положении в городе на данный момент. Министр обороны четко, как и полагается военным, проинформировал, что в соответствии с Указом Председателя Верховного Совета СССР Горбачева в город вводятся войска армии и МВД, чтобы к началу введения чрезвычайного положения (ноль часов 20 января) они находились в определенных местах города для охраны общественного порядка и пресечения массовых беспорядков. Действуют они по плану. Далее он сообщил, что при занятии воинскими частями позиций дороги перекрывают заслонами из грузовиков и автобусов. Боевики ведут интенсивный огонь из-за углов и с крыш домов. Уже есть жертвы среди военных. Отвечаем огнем только на огонь.
Через несколько минут после доклада — снова звонок от Муталибова. Сообщил ему информацию Язова, а также предложил повлиять, если, конечно, он имеет возможность, на лидеров Народного фронта и его штаб совета национальной обороны, с тем чтобы они прекратили обстрел войск и избежали ненужного кровопролития.
В заключение этого тяжелого разговора я твердо сказал Аязу Ниязовичу, что с учетом сложившейся обстановки в республике, и особенно в Баку, останавливать ввод войск в город мы не будем.
О том, что происходило в ту трагическую ночь в Баку, известно. Об этом много писалось, но, как всегда бывает в этих случаях, одни и те же события освещались с разных позиций. Гибли солдаты и боевики, гибли ни в чем не повинные мирные люди.
Средства массовой информации республики — и некоторые центральные — представляли русских солдат как исчадие ада, приписывая им зверские наклонности. Ловко манипулируя общественным сознанием, Народный фронт, считавшийся выразителем демократических действий, делал все для противостояния Центру страны в целом и русским в частности. Свои же российские доморощенные политические демагоги имели возможность снова ударить по армии. Ведь они били в основном по тому, что было сильно в стране: армии, военно-промышленному комплексу и т. д. Если бы у нас была сильная легкая промышленность, они и там нашли бы причины для ее разгрома. Перед ними была поставлена специальная задача.