Читаем без скачивания Счастливая куртизанка - Даниэль Дефо

Эми, правда, ничего мне не обещала, ибо, как она сказала, нельзя же решить, что следует и чего не следует делать, пока не доберешься до места и не разыщешь господина, о котором у нас речь, или по крайней мере не услышишь о нем. Когда же она добьется встречи, — если я доверюсь ей теперь, как я всегда ей доверялась, — она ручается, что ничего не сделает такого, что бы послужило к моей невыгоде, а поступит так, чтобы заслужить полное мое одобрение.

Итак, получив от меня напутствие, Эми, несмотря на ужас, который ей внушало море, еще раз доверила ему свое бренное тело и отправилась во Францию. Ей предстояло навести четыре справки конфиденциального свойства для меня и еще одну, о чем я узнала от нее позже, — для себя самой. Я говорю «четыре», так как помимо первого и главного моего поручения — узнать все, что можно о моем голландском купце, я поручила ей, во-вторых, навести справки о моем муже, который служил в конной гвардии, — когда я его видела в последний раз; в-третьих, я хотела что-нибудь знать об этом негодяе-еврее, одно имя которого мне было ненавистно, а лицо внушало такой ужас, что сам сатана показался бы мне рядом с ним подделкой; и наконец — о моем заморском принце. Все эти мои поручения Эми добросовестнейшим образом выполнила, хоть результаты оказались не столь блестящими, как мне бы того хотелось.

Эми благополучно переправилась через пролив, и спустя три дня после того, как она покинула Лондон, я получила от нее письмо из Кале. Из Парижа она прислала мне отчет о первом и главнейшем моем поручении, которое касалось голландского купца. Он еще тогда, писала она мне, вернулся в Париж, где пробыл три года, после чего переселился в Руан, Эми тотчас собралась в Руан.

Она уже заказала было себе место в дилижансе, отправляющемся в Руан, как вдруг совершенно случайно повстречала на улице своего камердинера, как я его называла (иначе говоря камердинера, моего принца ***ского), который, как я о том рассказывала выше, состоял у нее в фаворитах.

Конечно, между ними завязался обмен любезностями всякого рода, как вы в свое время узнаете. Но главное, Эми расспросила своего приятеля о его господине, и получила полный отчет. Но и об этом после; затем она сказала ему, куда едет и зачем. Он велел ей подождать с поездкой, сказав, что на другой же день разведает все, что надо у одного купца, — который был знаком с моим. На другой день он ей докладывает, что мой купец вот уже шесть лет, как уехал в Голландию, где и пребывает до сих пор.

Это была первая весточка, как я сказала, от Эми — то есть первая касательно моего купца.

Между тем Эми навела справки и о других лицах, которые меня интересовали, Что до принца, сказал камердинер, то он уехал в свои германские владения, да так там, оказывается, и остался; он пытался меня найти, поручив ему (то есть камердинеру) разыскивать меня повсюду, но тому не удалось напасть на мой след. По мнению камердинера, знай его господин, что я все это время была в Англии, он бы ко мне туда приехал, но, отчаявшись меня найти, после длительных поисков оставил их; впрочем, камердинер был убежден, что его господин непременно бы на мне женился, и очень горевал, что не может меня найти.

Я, разумеется, не могла довольствоваться отчетом Эми и послала ее в Руан, где она с величайшим трудом (ибо человека, к которому ее направили, не оказалось в живых), с величайшим трудом, говорю, ей удалось узнать, что мой купец в самом деле провел года два, а то и больше в Руане, но затем, со слов французского купца, с которым говорила Эми, его постигла крупная неудача, и он уехал к себе в Голландию, где провел еще два года; впрочем, он вновь приезжал в Руан, где, пользуясь всеобщим уважением, прожил еще с год, после чего уехал а Англию, и ныне проживает в Лондоне. Но Эми не знала адреса, куда бы можно было ему писать — и вдруг, в силу простого совпадения, она повстречала старого голландского шкипера, который некогда служил у моего купца и только что сам прибыл в Руан. Шкипер сообщил ей адрес и сказал, что лондонский дом, где живет мой купец, стоит на Сент-Лоренс-Патни-лейн, но что всякий день он бывает на Бирже, под французской аркой[104].

Эми рассудила, что эту новость можно будет сообщить мне, когда она вернется в Англию; к тому же голландского шкипера она повстречала лишь четыре или пять месяцев спустя после того, как прибыла во Францию, во вторую свою поездку в Руан, — ибо она за это время возвращалась в Париж, откуда еще раз наведывалась в Руан в надежде что-нибудь там разузнать. Между тем она писала мне из Парижа, что ей никак: не удается напасть на его след, что там его вот уже семь или восемь лет как не было и что он, как ей сказали, какое-то время обретался в Руане, куда она и намеревалась отправиться для дальнейших розысков; однако, услышав впоследствии, что он отбыл в Голландию, решила, что ей ехать в Руан незачем.

Таков, я говорю, был первый рапорт, полученный мною от Эми, но, недовольная им, я приказала ей все же съездить еще раз в Руан.

Пока у меня шла эта переписка, и я уже получила несколько весточек от Эми, со мной случилось странное приключение, о котором лучше всего будет рассказать в этом месте моего повествования. Я выехала, как обычно, подышать воздухом, вместе с моей квакершей; на этот раз мы доехали до леса в Эппинге и возвращались в Лондон, как вдруг на дороге между Боу и Майл-энд[105], нас обогнали два всадника.

Они нас обогнали не оттого, чтобы неслись на рысях, а оттого, что наша карета ехала очень тихо; они даже не взглянули в нашу сторону; их лошади шли бок о бок, а седоки о чем-то увлеченно беседовали, обратив лицо друг к другу; таким образом мне виден был затылок того, кто ехал рядом с каретой, спутник же его был обращен ко мне лицом. Они проехали так близко, что я отчетливо слышала их разговор — они говорили на голландском языке. Судите о моем смятении, когда в дальнем от меня всаднике, в том, чье лицо было обращено к карете, я узнала моего друга — голландского купца из Парижа!

Я пыталась скрыть свое смущение от доброй квакерши, но она оказалась слишком опытной в делах подобного рода и тотчас меня спросила:

— Разве ты понимаешь голландский язык?

— Почему ты так думаешь? — возразила я.

— Да потому, что ты заметно взволнована речами этих людей, — ответила она. — Наверное, они говорили о тебе.

— Право, дорогой друг, в этом ты ошибаешься, ибо, хоть я в самом деле прекрасно понимаю их язык, говорят они всего лишь о кораблях да товарах.

— В таком случае, — возразила она, — один из них должен быть хороший твой знакомый или что-нибудь в этом роде. Ибо, если язык твой не хочет в этом признаться, достаточно взглянуть на твое лицо, чтобы понять, что это так.

Я хотела было смело и дерзко солгать, сказав, что не знаю ни того, щи другого, но, поняв, что это невозможно, сказала:

— Это верно, что один из них мне знаком — тот, что подальше, — но вот уже двенадцатый год пошел с тех пор, как я его видела в последний раз.

— Ну что ж, — сказала она, — во всяком случае в ту пору он, должно быть, не был тебе вовсе безразличен; иначе нынешняя встреча не произвела бы на тебя столь сильного впечатления.

— Это верно, — сказала я. — Я и в самом деле несколько поражена тем, что он здесь, я ведь думала, что он совсем в другой части света, и уверяю вас, я никогда не видела его в Англии.

— Тем более вероятия, что он приехал сюда ради тебя.

— Ах, нет, — сказала я. — Время странствующих рыцарей прошло, и на свете слишком много женщин, чтобы отправляться за ними в заморские земли.

— Как хочешь, а все-таки жаль, что он не мог разглядеть тебя, как ты его.

— Нет, нет, — сказала я. — Мне этого совсем не надобно. Ну, да он меня все равно не узнал бы в моем новом наряде, а уж о том, чтобы он не увидел моего лица, я позабочусь сама.

С этими словами я закрыла лицо веером, она же, убедившись, что я не шучу, оставила меня в покое.

Однако некоторое время спустя она возобновила разговор, но я продолжала упорствовать, говоря, что не желаю ему показываться на глаза.

Наконец, я уступила ей в одном, признавшись, что, хоть я не желаю, чтобы он знал, кто я и где я живу, я не прочь узнать, где он остановился, только не знаю, как об этом справиться. Она поняла меня с полслова, подозвала лакея, что стоял на запятках, и приказала ему не выпускать нашего джентльмена из глаз, а когда наша кадета доедет до конца Уайтчепела, спрыгнуть и следовать за ним по пятам, чтобы узнать, где он привязывает свою лошадь и войти на этот постоялый двор и попытаться разузнать, кто он такой и где проживает.

Лакей прилежно шел за ним и, увидев, что тот завернул в ворота постоялого двора на Бишопсгейт-хилл[106], успокоился, решив, что теперь можно на время оставить преследование и заняться расспросами. Но не тут-то было. Двор оказался сквозным, и вторые его ворота выходили на другую улицу; всадники же проехали этим двором, не думая в нем оставаться. Словом, лакей наш вернулся ни с чем.