Читаем без скачивания Русалки — оборотни - Антонина Клименкова

Тот молчал, выжидая, что управляющий еще скажет.

— Не интересуетесь, откуда мне стало известно о ваших ночных похождениях? — продолжал Антипов с насмешливой снисходительностью и вежливостью. — Извольте, расскажу. Как гроза разразилась, прибегают деревенские мальчишки — и ну камушки в окна пулять. Я вышел — что за безобразие? А им вас, видите ли, позарез надо — вещь одну передать. Я говорю, нет вас, давайте передам. А они уперлись — мол, только лично в руки. За такой клад вы им-де бочку золота отсыпать обещали. Ну я конюха да лакея кликнул, они безобразников прогнали. А сокровища — вот они, как договорились, вам принес, — и он слегка пнул забренчавший сверток галошей.

— Что вы за него хотите, золота? — Винченце усмехнулся, но смотрел настороженно, весь напрягся от этого звона.

— Посмотрим давайте, подумаем, — проговорил Антипов.

Присев, стал разворачивать грязноватое сукно.

В свертке вправду оказался ларец — небольшой, с высокой крышкой-домиком, тускло поблескивающего черненого серебра, сплошь покрытый чеканными узорами, зернью.

— Красота, — по цокал языком управляющий. — Еще бы к нему ключик, а то, право, жаль портить такую редкость…

Подошла Полина Кондратьевна и протянула ему блесткую подвеску на порванной тонкой цепочке, больше похожую на маленький медальон, чем на ключ. Винченце вздрогнул — сдернула, сумела, когда в неистовстве в воротник вцеплялась.

— Вот умница, — отозвался Антипов и фривольно похлопал ее пониже талии.

Глаша удивилась, Феликс скривился. Винченце замер, не спуская глаз с ларца.

Управляющему пришлось повозиться — изящный ключик выскальзывал из толстых пальцев, не попадал в забитую землей скважину, после отказывался поворачиваться… Но Антипов поднажал, нимало не заботясь о том, что может попросту сломать замочек, — и крышка с лязгом отскочила, откинулась на тугих петлях.

— И это все? — разочарованно протянула Полина Кондратьевна, увидев на бархатной подбивке плотно, один к одному, уставленные стеклянные и металлические флаконы и пузыречки.

Игорь Сидорович вытащил один, блестяще-серебристый, взвесил в руке, поцарапал круглую стенку ногтем.

— Олово! — объявил он. — Вот так клад. Сокровища! Для аптекаря.

Он поддел, вытащил из флакончика пробку, понюхал, сморщил нос:

— Эка дрянь!

И вылил — выплеснул содержимое на землю! Винченце рванулся на веревках, глухо застонал сквозь стиснутые зубы.

— По-вашему, это стоит бочку золота? — поинтересовался Антипов и взял другой пузырек. — По-моему, не стоит. Отрава, причем скисшая.

Он попытался отвернуть крышку, вцепился в нее зубами. Выплюнул блеснувшую хрусталем головку в траву, взболтал и опрокинул вниз узким горлышком. С бульканьем, по капле вытряс зелье.

— Что тут у нас — рецепты померших алхимиков? — и снова запустил руку в ларец.

Следующим оказался пузырек из искусно выточенного, просвечивающего в тусклом, мерцающем свете фонаря тонкими стенками камня мертвенно-молочной зелени. Почти такого же цвета, как лицо Винченце.

— И опять без этикетки. Непорядок, — покачал головой Антипов, принялся выковыривать плотную деревянную пробку.

— Стой! — крикнул наконец Винченце. — Не смей! Это эликсир… бессмертия.

Услышав это, Ямина мигом выхватила пузырек из рук сообщника и опрокинула содержимое в себя. После, отбросив флакон, подскочила к Антипову и, повиснув у него на шее, впившись поцелуем, влила часть зелья ему в рот насильно.

— Что ты делаешь, идиотка?! — захрипел Антипов, отбросив подругу от себя. Но было поздно.

Древнее зелье подействовало моментально. Управляющий принялся харкать и плеваться, но через секунду, как и Ямина, упал на четвереньки на землю, в мокрую траву, выпучив глаза, стал дышать тяжело, с сипом и утробным клекотом. Конечности свело судорогами, они оба выгнули спины дугой, скорчились, сжались клубком, задергались, повалились набок, затряслись с вывернутыми локтями-коленями, точно сломавшиеся заводные куклы…

Винченце собрался, сконцентрировался и порвал свои путы. Подбежав к Феликсу, рванул с бешеной силой веревки, которые Глафира уже столько времени пыталась распутать.

— Что они выпили? Что ты им подсунул? — спросил Феликс.

— Они умрут? — испуганно всхлипнула Глаша.

— Не беспокойся, — заверил ее Винченце, — это вполне безобидный настой на слюне пустынного шакала. Он годится только для создания оборотней, но для этого его нужно смешать с одним крайне редким веществом. Без него получится только легкое отравление с короткой потерей памяти.

Феликс и Глафира уставились на бьющуюся в конвульсиях пару.

— Этот компонент у меня был, — сказал Винченце, — но недавно я его весь израсходовал. Подсыпал в вино, когда… — Тут он остановился, бессмысленно глядя на стоявшую у ног шкатулку. — Я подсыпал его в вино, но они тоже могли его выпить… — Бежим отсюда скорее! — крикнул он, хватая за руки Феликса и Глашу. — Сейчас они завершат морфозу! Нельзя попасться на глаза охотника!..

— Но подождите! — уперлась чуть не плача Глафира. — Как же Полина Кондратьевна? Я не могу ее оставить…

— Пойми, ей уже ничем не поможешь! — втолковывал ей Винченце. — Она уже стала оборотнем, это необратимо. Сейчас, почуяв выброс энергии, сюда явятся охотники. И они не станут разбираться, кто здесь плохой, а кто хороший — и убьют и ее, и его, и нас!

— Как же так… — захныкала девушка.

Феликс увидел, как отравленные вновь поднялись на четвереньки и принялись зубами сдирать с себя одежду. И оказались парой волков — огромных, много крупнее обычных, пепельно-серой и темно-бурой масти.

Чуть поодаль разлилось смутное сияние, за мгновение сгустившееся в две фигуры — двое высоких, широкоплечих воинов в кожаных доспехах, в рогатых шлемах, с короткими кривыми секирами в руках.

— Gamba![62]— выдохнул Винченце.

Волки тоже почуяли опасность и бросились прочь с поляны.

Воины, не проронив ни слова, разделились: один последовал за новообращенными оборотнями, другой за людьми.

Глаша, конечно, хорошо знала все здешние тропинки, она бежала впереди, подгоняемая непереносимым ужасом, за ней Феликс. Винченце был сзади. Он слышал нагоняющий рык охотника, тот приближался, не думая отставать. Нужно было что-то сделать.

— Бегите к часовне! — крикнул Винченце. — Там он вас не тронет!

— А ты? — обернулся Феликс.

— Вернусь и заберу ларец. Не стойте, он уже близко!

Второй воин преследовал обратившихся Ямину и Антипова. Они еще не поняли, не осознали, что с ними случилось. Но звериное чутье гнало их прочь — подальше от проклятой поляны. И от бегущего по пятам существа, от него явственно исходила смертельная опасность. Откуда он взялся, кто он — они не знали. Но голос внутри твердил, что нельзя останавливаться, что он явился за ними, чтобы убить именно их.

Она уже изнемогала. Лапы с непривычки были иссечены в кровь, глаза застлала красная пелена. Она остановилась, трясясь мелкой дрожью, свесив язык из разинутой пасти, пытаясь отдышаться. Мимо пронеслась и скрылась дальше в кустах пепельно-серая тень, оставив после себя след смутно знакомого запаха…

Ее обострившийся слух уловил топот — он громыхал все ближе и ближе. Заскулив от страха, она отползла под тень ели. Оттуда увидела, как из-за деревьев выбежал человек — огромного роста, как показалось ей снизу. Она припала еще ближе к земле. Он двигался быстро, пригибаясь, точно выглядывая в ночном сумраке их следы — своей добычи. Поравнявшись с елью, он остановился. Она видела прямо перед собой его окованные железом сапоги, кожаные штаны, обтягивающие тощий зад, прицепленные к широкому поясу, тускло поблескивающие ножны с мечом. В руках он держал наперевес секиру с коротким древком. На кривом лезвии полосой скользнул отсвет вспыхнувшей вдали молнии. Она уловила раздувающимися ноздрями его запахи: пота, гулко пульсирующей крови, разгоряченной погоней плоти. Она обнаружила, что ей нравится этот запах, пасть наполнилась слюной. Она жадно облизнулась длинным языком.

Сырой воздух сотряс удар грома. Сейчас — или смерть.

Волчица прыгнула ему на спину и попыталась вцепиться зубами в толстую шею. Но она оказалась защищена гребнем, спускающимся со стального шлема. Когти бессильно царапали, съезжали по грубой, пропитанной чем-то коже панциря. Бросив секиру, охотник схватил ее за голову руками в обшитых чешуей перчатках и стащил с себя, отшвырнул в сторону. Она ударилась о ствол, упала, но тут же снова поднялась на лапы и ринулась вперед. Увернулась от кривого клинка, кинулась в ноги, повалила наземь. Перехватив древко, мощными челюстями с хрустом перекусила пополам. Шлем охотника сбился набок, обнажив шею, и, вскочив на грудь, она вгрызлась в надутые, пульсирующие вены. Горячая кровь брызнула в глотку, она самозабвенно сжимала зубы крепче и крепче, пока человек под ней не перестал дергаться.