Читаем без скачивания Перевёрнутый мир - Елена Сазанович

— Фамилию парня нужно вставить в титры. А еще… Лучше бы он писал сценарий. — На последнее я слабо рассчитывал. Но оказалось, что и первое недоступно.

— Об этом Дане и думать забудь, дружище! Странное имя, правда? Как раз для такого провинциального типа. Пусть бы уж лучше назывался Даником. Проще, что ли. Так нет, и из тайги в Даны норовят прошмыгнуть. Да, кстати, парень, поговаривают, неважно учится. Много пропускает. Болеет он, что ли, много? Вид у него какой-то нездоровый. Боюсь, как бы его не отчислили.

Я обхватил голову руками. Мне казалось, она треснет надвое в моих руках. И одна половина останется в распоряжении Лютика навсегда.

— Оставь парня в покое, я тебя очень прошу, очень…

Лютик дыхнул мне в лицо сигаретным дымом. Я закашлялся.

— Я тоже об этом мечтаю. Чтобы все его оставили в покое. И мы с тобой в том числе, Ростя. Ему сил набираться нужно, у него все впереди. Всему свое время. Вот теперь пришло его время молчать, а наше — говорить за него. А для идей слова не обязательны. Для идей нужно здоровье. Пусть он его и подправит. А потом, может, и его слову придет черед, если повезет, конечно. Да, кстати, после твоей вчерашней выходки некоторые господа пожелали видеть вместо тебя другого артиста. Бог свидетель, как я за тебя боролся, дружок.

— Бери другого! — рявкнул я. — Бери тысячи других! Бери хоть самого Алена Делона! Мне плевать! Мне вообще на все плевать! И на весь мировой кинематограф! И на твое кино в том числе! — Я сжал челюсти. Голова вновь готова была расколоться на части. И я схватился за больную голову.

— И возьму, Ростя, возьму, не побрезгую! Такие, как ты, толпами ходят с протянутой рукой. Еще мне ноги целовать будут. Что? Башка трещит? Она и будет трещать, потому что дурная. Умная голова не болит, запомни это, Ростя. Умная голова соображает, — фокусник и маг Лютик ловко вытащил откуда-то еще одну бутылку пива и протянул мне.

Я уже не колебался. И жадно сделал пару больших глотков.

— Все равно плевать. — уже вяло повторил я.

— Плюнуть всегда можно. Главное, не против ветра. — Лютик к пиву не притронулся. Он по-прежнему чинно отпивал маленькими глоточкам кофе, подливая его из китайского расписного кофейника. — А ты пей, пей, может, соображать лучше станешь. Может, что и припомнишь невзначай. Трезвая голова забывает, пьяная вспоминает! — хохотнул Лютик, довольный своей остротой. — Вот и припомни, как сам обивал пороги студии с протянутой рукой. Как заваливался ко мне домой пьяный и рыдал у меня на груди. И умолял: ну сделай что-нибудь, Лютичек, славный, милый, ты же все можешь, ты же все знаешь. Ага, вспомнил? А как я спас тебя, когда ты плюнул в рожу одному продюсеру. Слава богу, был сильный ветер. Весь плевок на тебе и остался. Я даже не побрезговал, вытер рожу твою платочком. А платочек был новенький, кружевной, дамой сердца подаренный. А ты, можно сказать, в самое сердце и плюнул. А потом я вместо тебя извинялся перед этим толстосумом, почти ползал перед ним на коленях. И благодаря мне, мне, Ростичек, тебя не вышвырнули со студии, а позволили сняться в рекламе мыла. В общем, отмылись тогда. Помнишь? Ну а потом… Потом вовсе грозил конец. И даже я ничего не смог сделать. Когда ты, родной, учинил дебош в клубе, безобразную драку, обозвав жену известного, можно сказать, уважаемого режиссера шлюхой. Никто не спорит, она шлюха и есть. И сама к тебе лезла. Но зачем же прилюдно объявлять то, что и так известно и что можно шепнуть на ухо. Да уж…

Лютик развел толстенькими ручками.

— Тогда и сам Лютик был бессилен. Ты сам загнал себя в тупик. А спасла тебя, можно сказать, только смерть. Знаешь, самоубийцам многое прощается, хотя не спорю, многие потом тебя обзывали чокнутым. И вновь кто тебя привел за руку на студию? Угадал!

— Его благородие Лютик, — я откинул больную голову на спинку кресла и прикрыл глаза.

— Вот видишь, умница, все вспомнил.

Я ничего не помнил, потому что ничего этого не знал. Это была не моя биография. Это биография Ростика. Боже, но как они становились похожи. И я поймал себя на мысли, что если потеряю сейчас роль, то, как и Ростик, окончательно загоню себя в угол. Меня посчитают отверженным, как Любашу. И на дне какого болота я окажусь? И сумею ли выбраться оттуда? Ростик, похоже, так и не сумел…

— И что же? Теперь получается, время обнимать дорогого друга прошло и пришло время уклоняться от объятий? Э нет, дорогуша, так не годится. — Лютик вновь обратился за помощью к Екклесиасту.

Против Екклесиаста у меня аргументов не оказалось.

— Ты выиграл, Лютик, — пересохшими губами прошептал я. — Я буду сниматься. Но сценарий писать я не смогу.

— Да бог с тобой, милый. Сценариус и я напишу, там и писать нечего, считай, все готово.

Дан постарался. Им действительно была проделана большая работа. Разве что оставалось додумать диалоги. Но Лютик славился блестящим красноречием.

— А ты, Ростичек, хоть разок почеши затылок и протяни руку другу. — Лютик уже возбуждено носился по комнате, изредка врезаясь в мебель. — Ты парню, как я понял, понравился. Хотя не пойму чем. Наверно, поиграл в совесть, ты этому уже научился. Кстати, неплохой аргумент для самообороны. Вот и объясни этому неотесанному таежнику, что история-то не новая. Не один раз стреляли в кумиров. Мы и в титрах отметим, что, мол, имело место такое происшествие в криминальной хронике. Вот так-то, браток.

— Может, сам и поговоришь? — вяло, без всякой надежды спросил я.

Лютик от возмущения надул красные щеки, как шарики. И тут же сдул их.

— Как же, милый! Я ведь рассказик его потерял. Понятия не имею, о чем он. Ты читал этот шедевр. Вот и выкручивайся. Учись, Ростик, улаживать сам дела. И дела сами пойдут в гору. — Лютик вновь остался доволен своей остротой. И быстро засобирался, натянул черное дорогое пальто и огромную черную шляпу, в которой утопала его круглая голова. Даже тросточка вдруг появилась в руке. Он был комичен в этом наряде. Но мое сердце почему-то похолодело. Лютик кого-то ужасно напоминал. Но кого, я вспомнить не мог. А может, просто не знал.

— Лютик, — окликнул я его на пороге. — Скажи мне, только честно, зачем я тебе нужен? Ведь действительно многие ходят с потянутой рукой.

— А ты хороший актер, — тихо, но внятно сказал Лютик. И его глаза при этом были очень серьезны. Что случалось крайне редко. — Только я понять не могу, раньше в тебе такого таланта не наблюдалась. А после того как ты умер, а потом вновь воскрес, я увидел перед собой настоящего актера. Оказывается, умирать изредка бывает даже полезно.

Лютик вдруг тоненько рассмеялся. И в его глазках вновь появился лукавый блеск.

— Знаешь, я даже подумываю диссертацию написать. О том, как опыт кинематографа постепенно разрушает природный талант артиста. Они начинают играть! Понимаешь, играть! Кривляться, жестикулировать или, напротив, вести себя, как отмороженные. Так любой дурак сможет. Их школа испортила, вековой опыт погубил. А ты… Ты словно головой треснулся и про всю школу забыл. Ты словно из лесу вышел, этакий здоровый красивый деревенский мужик. Тебя побрили, помыли, одели. Но ты понятия не имел, что такое игра. Поэтому сыграл здорово. Поверь мне, у меня нюх на хороших артистов. Мы еще с тобой горы перевернем, Ростичек. Время войны прошло. Пришло время мира.

— Между прочим, Ален Делон тоже хороший актер, — почему-то некстати вдруг ляпнул я. — Но в его случае твой нюх тебя подводит.

Лютик вновь тоненько засмеялся и взмахнул тросточкой, как волшебной палочкой.

— Мы слишком с ним непохожи, чтобы я его любил.

— Можно подумать, мы с тобой близнецы! — Я не выдержал и улыбнулся. Я стоял напротив толстенького коротышки Лютика и сверху вниз смотрел на него.

— Не похожи, это факт. И если бы мы с тобой не работали плечом к плечу, вряд ли бы я тебя сильно любил, — откровенно ответил Лютик.

Да, Вика права. Я для него всего лишь товар.

— С Аленом Делоном я не работаю. Но… Ты знаешь, я подумываю пригласить его на эпизодик. Я даже придумал, он будет псарем у собак главного героя. Представляешь, он, этакий престарелый красавчик, любимчик всех женщин мира, появляется в кадре с совком и сгребает дерьмо. — На заплывшем лице Лютика появилась мечтательная улыбка.

Он хотел так отомстить Алену Делону за то, что тот на него не похож. Интересно, как он отомстит мне? Я не верил, что с Лютиком мы повязаны навсегда. Время войны, похоже, еще не прошло. А время мира может и не наступить.

— А с тобой… С тобой, Ростичек, я надеюсь, мы повязаны навсегда, а ты, милый, сходи в церковь, помолись за свою неспокойную душу и поставь свечку за наш фильм. Бог поможет. — Лютик подмигнул лукавым глазом и, взмахнув на прощанье тросточкой, испарился за дверью, оставив позади легкий дымок сигарет.

А я вдруг подумал, что нашему фильму поможет кто угодно, только не Бог. В комнате почему-то тошнотворно запахло серой. Меня замутило от этого запаха. Набросив плед на плечи, я вышел на балкон. И полной грудью вдохнул холодную свежую осень.