Читаем без скачивания Кузнец Песен - Ким Кириллович Васин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что уж греха таить, я, ее последыш, редко радовал мать, чаще огорчал озорством и непослушанием. Подрос и тут не стал ее опорой, не озаботился поправить развалившееся без отца хозяйство, ушел из дому, не зная того, что больше никогда ее не увижу, что пройдет совсем немного времени, и ее положат в сырую землю рядом с отцом…
Раньше я не бывал нигде дальше волостного села Сернура, которое с его двумя длинными улицами и несколькими каменными домами казалось мне очень большим. Кукарка была не в пример внушительнее Сернура: широкие прямые улицы, мощеные известковыми плитами тротуары, много красных кирпичных домов, среди которых есть и двухэтажные, повсюду магазины и склады.
Кукарка расположена на реке Пижме, неподалеку от впадения ее в Вятку. Это всего лишь слобода, но по величине и красоте не уступит иному уездному городу. Населяли ее, в основном, ремесленники и торговцы. Валенки, которые тут валяли, считались очень хорошими и под названием «кукарских» расходились по ярмаркам всей России. Были мастера, занимавшиеся изготовлением надгробных плит и крестов, камень для которых добывался в большой горе на берегу Вятки.
Кукарские женщины плели льняные и шелковые кружева, которые торговцы скупали и отправляли в большие города России и даже за границу.
В слободе, помимо учительской семинарии, были женская прогимназия, городское четырехклассное училище и несколько начальных школ.
Я подал прошение в учительскую семинарию, но на вступительных экзаменах провалился по закону божьему, не ответил на один из вопросов, заданных по Ветхому Завету. Обидно мне было, ведь школьный учебник я знал почти наизусть, в Сернуре у деда Карпа перечитал немало книжонок, изданных епархиальным ведомством, а как подошел к столу, за которыми важно сидели экзаменаторы в сюртуках с блестящими пуговицами, растерялся, ничего не смог толком сказать. Протоиерей в малиновой рясе, вместо того, чтобы успокоить и подбодрить, рассердился, не стал больше спрашивать и гнусавым голосом произнес:
— Не подходит. Эти черемисы все ужасно бестолковы.
А преподаватель, сидевший в середине, крикнул:
— Следующий!
Сел я на лавочке перед семинарией и стал думать, как быть дальше. И тут вспомнил: верстах в сорока от нас, в селе Старый Торъял есть миссионерская школа, и решил идти в Старый Торъял. Все равно больше учиться негде, к тому же и к родному дому ближе.
Теперь у меня уже был опыт, я научился просить, умолять. Показав попам бумаги, расплакался, и меня приняли на полуказенный счет, то есть мне надо было заплатить за учение не сорок, а двадцать рублей в год.
— Сейчас учись, — сказали мне, — после зимних каникул внесешь плату.
Так я попал в Старо-Торъяльскую второклассную миссионерскую школу.
В школе готовили дьячков и псаломщиков. Тех, кто поголосистее, определяли в дьяконы. Но я оказался безголосым, и поэтому у меня не было никакой надежды стать дьяконом. «Ну ладно, — думаю, — и то будет хорошо, если из меня выйдет хоть какой-нибудь дьячок».
Учение заключалось в том, что мы заучивали наизусть целые страницы из «божественных» книг. Понимаешь или не понимаешь, что заучиваешь: — это никого не интересовало. Придет, бывало, учитель в класс, ткнет пальцем в книгу, скажет: «От сих до сих», и мы выучивали «от сих до сих» наизусть.
Иной раз не запомнишь слово в слово, пытаешься рассказать своими словами, а учитель — хлоп линейкой по лбу или по руками. Из-за Ветхого Завета я часто ходил с синяками на лбу и опухшими пальцами.
В субботу школьный инспектор делала обход классов. Он важно шел впереди, за ним следовали два отставных солдата — «секундаторы» с ворохом розог в руках. За неделю многие ученики успевали провиниться, и редкий избегал субботней «березовой каши».
Часто доставалось и мне.
Жили ученики Торъяльской миссионерской школы в холодных, похожих на сарай, комнатах. Больше половины ребят болели чесоткой и трахомой.
В школе царили дикие нравы. Каждый вечер дрались класс на класс. Сильные били слабых.
Я не любил ввязываться в драки, поэтому ребята сначала относились ко мне недоверчиво. Но я не был, как другие «тихони», не наушничал, не доносил тайком начальству о проделках и шалостях товарищей. Кроме того, легко схватывал все школьные премудрости и не раз во время урока выручал одноклассников из затруднительного положения. Поэтому товарищи вскоре стали относиться ко мне хорошо.
Однажды сидел я над раскрытой книгой и зубрил заданный на завтра урок. Передо мной, коптя, горела сальная свеча. В нетопленой комнате было холодно. С улицы доносился вой холодного осеннего ветра, там властвует мороз, сковавший землю и реку первым льдом. Хотя уже по-зимнему холодно, школьный смотритель не топит печей — наверное, поэтому он построил себе посреди села новый большой дом.
Я читаю книгу и ничего не могу понять. Слова в книге все непонятные — не русские, а церковнославянские: «аще», «бысть», «яко же». Упорно твердил я незнакомые слова. Нужно было к завтрашнему уроку обязательно выучить все слово в слово, иначе учитель поставит в угол.
Рядом со мной сидел мой друг Андрей Петухов, с которым я познакомился здесь, в Торъяле. Заткнув пальцами уши и зажмурив глаза, он, как я, бормочет, заучивая фразы:
— И возопиша-а! Вси-и-и! Еди-ным гласо-ом!
На другом конце стола второкурсники дулись в карты в «подкидного».
— Козырь! Сернурская лычница, ходи в одесную! — слышится оттуда возглас, в переводе на обычный разговорный язык, означающий: «Сернурский лапоть, ходи вправо!»
В углу двое старшекурсников, оставленные без обеда, промыслили у зазевавшейся бабы крупы и теперь, принимаясь за еду, славили приятеля Микишку, сварившего суп:
— Слава Микишке, его сыну и нечистому духу, и ныне, и присно, и во веки веков! Аминь!
В это время раскрылась дверь и меня позвали:
— Кирилко! Тебя какой-то мужик спрашивает!
Я удивился, знакомых в Старом Торъяле у меня не было. Неужели кто из деревни привез весточку от матери?
В коридоре стоял и смущенно мял в руках шапку наш сосед Ефрем. У него было очень растерянное выражение лица.
— Жив еще? — поздоровался он на марийский лад.
— Живу, учусь, — ответил я.
— Учишься, значит… — сосед замолчал, потом решительно махнул рукой и
