Читаем без скачивания Ведун - Василий Сахаров

Кстати, о трофеях и моих людях.

Сначала о добыче. Каждый вражеский замок или посёлок, который мы захватывали, подвергался полному разграблению. Лошадей, скотину, предметы обихода и продовольственные запасы, как правило, забирали скандинавы, а всё остальное, наиболее ценное, доставалось венедам. После сбора трофеев варяги и витязи собирались в круг, прямо как по традициям казаков. Специально выделенные выборщики, наиболее уважаемые и опытные воины, по одному от каждой сотни, сортировали золото, серебро, дорогие ткани, ценное оружие и доспехи, благовония, драгоценности и прочие мелочи, а затем делили всё на три части. Командир отряда, в нашем случае Доброга, тыкал пальцем в одну из них, и всё, что находилось в этой груде, отходило храму Святовида. Две другие кучи добра раскидывались на доли и по жребию распределялись между воинами. Одна доля – рядовому бойцу. Две – десятнику или витязю-храмовнику, который автоматом приравнивался к младшему командному составу, и две – на каждого погибшего в бою воина. Пять – полусотнику и десятнику витязей. Десять – сотнику. Ну и по двадцать долей владельцам кораблей, кстати, они же полусотники и сотники. Плюс к этому шла специальная раздача долей по итогам боя, своего рода бонус за геройство и результативность. Так что после всех боестолкновений, в которых я принимал участие, и после трёх награждений дополнительными долями за Валлеборг, Кирстэнстек и Брекхамн у меня, без учёта драгоценного металла, накопилось немало дорогостоящих вещей и одежды. Во сколько всё это оценивалось, точно пока я и сам не знал, но примерные прикидки говорили, что тридцать новгородских гривен у меня есть точно, и это не считая двух долей за Свенборг. И если принять во внимание, что в Арконе на хранении у купца Радима Менко находилось ещё двадцать пять моих гривен, вознаграждение от Векомира за бумагу, я богатый человек. Правда, не настолько, чтобы построить свою собственную лодью, пусть даже небольшую. Но ватагу лихих парней собрать и вооружить смогу.

Теперь о людях, и первый человек, о котором нельзя не упомянуть, девушка Нерейд из замка Валлеборг. Красавица с неопределённым статусом мне очень нравится, настолько, что можно даже говорить о влюблённости. При этом, как и всякий нормальный мужчина, я хотел бы затащить её в постель, и чем скорее, тем лучше. Но война есть война, а торопиться в таком деле, как серьёзные отношения с противоположным полом, не стоит, и я отправил её в Сигтуну, где она пока числится моей одерноватой холопкой.

Сбежать Нерейд не пытается. Да и некуда ей бежать от того, кто спас северную красавицу от продажи на рабском рынке и пообещал даровать свободу. Так что подруга ждёт меня и надеется, что для неё всё сложится хорошо. Я, впрочем, тоже имею надежду, что её симпатия ко мне, которую при общении почувствовал в душе Нерейд, не просто нечто мимолётное. А раз так, то мы поладим и обойдёмся без насилия. Ведь люди, а не животные, в конце концов. И при любом раскладе все хотим любви, ласки, уюта и тепла. А вот что будет потом, надо посмотреть и с решением не торопиться. Возможно, женюсь, а если пойму, что мы с Нерейд не сходимся характерами, тогда разбежимся как в море кораблики, да и всё.

Второй и третий кандидат в ближние люди попали в поле моего зрения после захвата замка Кирстэнстек, оказавшегося под ударом сразу после падения Валлеборга. Тогда наш отряд под прикрытием стрелков по штурмовым лестницам проник за стены замка и перебил всех, кто посмел оказать сопротивление. Моя скромная персона шла в третьем десятке витязей, но, несмотря на это, я всё же сразил одного шибко здорового шведа в тяжёлом рыцарском доспехе и, прохаживаясь по замку, уже прикидывал, что бы такое попросить у Доброги в дополнительную долю.

Ходил, бродил, и тут из подвала раздались голоса, наши, славянские. Выбил дверь, а там несколько новгородцев, расшиву которых в море перехватили верные подручники покойника Кольссона. Мореходы находились в плену уже пару месяцев, и их товары, разумеется, давным-давно разграбили. И когда после радостных воплей и расспросов встал вопрос, что делать с купцами дальше, выяснилась вот какая штука. Венедам они не нужны, поскольку здоровье новгородским путешественникам подорвали и воевать они не могли, да и не желали. Заплатить за перевоз их до родных берегов им нечем. Значит, единственным приемлемым для бывших пленных вариантом оставалось с обозом добраться в Сигтуну и ждать попутного корабля на родину.

Вроде бы всё просто. Тем более что при прежних королях у новгородских купцов в Сигтуне даже торговое подворье имелось, а сейчас, при старом городском правителе, торговля опять пойдёт. Однако два человека возвращаться домой не желали.

Один, бывший приказчик и начинающий мелкий купец Ставр Блажко, который за разграбленный шведами товар должен расплатиться, а в долговую тюрьму, естественно, не хотел, всерьёз думал над тем, как бы ему остаться в Швеции или перебраться к венедам.

Другой невозвращенец – старый вояка Славута Мох. В прошлом ротник Господина Великого Новгорода, коему в морском бою клинками исполосовали левую ногу, и она стала усыхать. Всё же он не сдавался, в отчаяние не впадал и крепко надеялся, что в арконском храме Святовида ему смогут помочь.

Такие вот люди, которые никому не нужны. Подумав, что пора собирать вокруг себя группу сподвижников, я после разговора с Доброгой предложил обоим новгородцам поступить ко мне на службу. Денежный вопрос при этом, как таковой, пока всерьёз не обсуждался, отложили его до Арконы, куда я обещал доставить Блажко и Мха. И после того, как моё предложение было принято, а воинский коллектив подтвердил нашу сделку, слуги Вадима Сокола отправились в Сигтуну. Там они находятся по сей день, и не просто так бока вылеживают, а занимаются тем, что нужно их нанимателю. Охраняют моё добро, присматривают за Нерейд и изучают город, в коем со временем я намеревался неплохо расторговаться или закрепиться как потенциальный разработчик природных ресурсов Норландского плоскогорья.

Четвёртый человек прибился полтора месяц назад в посёлке Брекхамн, который наш отряд взял с ходу. Бились мы с местными жителями, которые не сдавались, жёстко. Последняя схватка шла в сельской церквушке. В итоге из поселковых в живых мало кто остался, да и те – старики или совсем дети. Но несколько интересных персонажей уцелело. В частности, священник-цистерианец и при нём пара молодых отроков на обучении. Что с ними было дальше, совершенно понятно. Монаха пытали, а затем вместе с учениками казнили. Дело рядовое. Но перед смертью один из учеников сдал потайной подвал рядом с церквушкой, где настоятель спрятал серебряные подсвечники, книги и немножко денег. Кинулись туда, а там уже пусто, нас опередили.

Что примечательно, если бы тайник обнаружили варяги, дело спустили бы на тормозах. Однако витязи Святовида – люди необычные и упрямые. На что нацелились, всё равно возьмут. Поэтому они кинулись по следу потрошителя чужих схронов, и вскоре ловкий человечек, оказавшийся рыжеволосым тринадцатилетним парнишкой-рабом, коего освободили воины Тостерена, был пойман. Паренька собирались выпороть и вновь низвести до состояния раба, ибо негоже в одиночку и втихаря хабар прихватывать. Однако чем-то мне этот дикий мальчишка, практически зверёныш с минимальным словарным запасом, приглянулся. Наверное, глазами, в которых светился недюжинный ум, и внутренней уверенностью, что он всё равно сбежит. Посмотрев на исполосованную плетьми спину паренька, а затем на выжженное в районе левой лопатки клеймо в виде католического креста в окружении двух лавровых венков, я взял его под своё крыло. А поскольку убивать Торарина, так звали мальчишку-раба, никто не собирался, мне отдали его без всяких проблем. Через штатного переводчика я объяснил ему ситуацию, и он как оруженосец остался при мне.

Толку с Торарина, правда, немного, поскольку он ничего не умеет, а неприятности из-за него периодически возникали. Но я думаю, что это пока. Пройдёт время, и мальчишка, который не помнит ни маму, ни папу, ни родовой фамилии и половину своей не очень долгой жизни просидел на цепи возле церкви, оклемается, перестанет воровать еду и прятать её под спальное место и не будет вздрагивать по ночам от каждого шороха. Конечно, над этим придётся поработать и многому его обучить. Однако если Торарина правильно воспитать, а я считаю, что мне это по плечу, через три-четыре годика из него может получиться хороший помощник в делах, который будет в состоянии присматривать за какими-то мелкими делами. Впрочем, сие только планы.

Пятый человек в моей компании – венед. Среднего роста крепкий сорокапятилетний мужчина с совершенно седыми волосами, неоднократно сломанным носом, кучей рваных застарелых шрамов по всему телу и отрезанным языком. Когда-то он был воином и, если судить по его поступкам и сноровке, очень даже неплохим. Происходил он из племени вагров, остатки которого в настоящий момент входят в союз бодричей. Откликался на кличку Немой или на имя Ястреб. Но общаться с кем-либо не желал, и после того как его, прикованного к большому жернову, нашли в одной из деревень на нашем пути и освободили, он объяснялся только с тремя. С командиром «Соболя» Авсенем Беридраговичем, который с огромным трудом опознал в нём воина из экипажа пропавшей двадцать лет назад лодьи «Пресвет». С Доброгой, который хотел отправить его в Сигтуну. И со мной, когда, получив приказ сотника витязей покинуть лагерь, он поймал мой взгляд, на ходу выхватил из кучи трофейного оружия короткий меч, приблизился ко мне, поцеловал клинок, опустился на колени и протянул его на вытянутых руках вперёд. Что это значило, я понимал: просьба взять его на службу. Решив, что Ястреб ничем не хуже неудачливого купца Блажко, увечного воина Мха и зверёныша Торарина, я принял меч, а затем вернул его обратно. И хотя я не до конца понимал, почему Немой из всех людей вокруг выбрал именно меня, ведовские таланты шептали, что это не важно. Главное, что рядом появился достойный боец. Битый жизнью и покалеченный врагами, что есть, то есть, но не потерявший веру в себя, желающий биться с врагами своего народа и служить тому, кому он поклялся в верности.