Читаем без скачивания Двое (рассказы, эссе, интервью) - Татьяна Толстая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оставим географию, обратимся к политике. К Алексею Толстому то и дело подходят — одни за другим — зловещие заговорщики и контрреволюционеры всех мастей, они выдают ему разнообразные секреты, задушевно сообщают, кто убийца неповинного человека, доносят друг на друга и простодушно делятся кровавыми планами. Зачем? Это они помогают Толстому писать «Ибикуса». Сочинить он ничего не в состоянии. Поэтому жалостливые убийцы охотно снабжают писателя необходимыми сведениями. Кошмарные негодяи дружески рассказывают этому титулованному простачку о
«тайных заседаниях наверху, в курительной, членов Высшего монархического совета… Да и рассказывать тут нечего. Он сам все видел», -
пишет В. Петелин (стр.171). Тайные заседания видел? Каким образом? Как его герой, прохвост Невзоров? Послушаем Толстого:
«Дверь в каюту оставалась полуотворенной. Семен Иванович завел туда нос и увидел около стола, где горела свечка, стоявшего губернатора — огромного мужчину в черном и длинном сюртуке…
Разговор этот до того заинтересовал Семена Ивановича, что он неосторожно просунул нос дальше, чем следовало, в дверную щель.
Сейчас же губернатор обернулся и с проклятием схватил его за воротник. Невзоров пискнул».
Вот так. Зато «сам видел»…
Если в рассказе «Древний путь» встречается карикатурный персонаж «сахарозаводчик, похожий на лысого краба в визитке», то будьте уверены — это переодетый Толстой.
Толстой:
«Папа-краб негромко хрипел, не вынимая изо рта сигареты:
— Мне эти солдаты мало нравятся, я не вижу ни одного офицера, у них мало надежный вид».
«Шумом, хохотом, возней зуавы наполнили весь этот день. Горячая палуба трещала от их беготни. Им до всего было дело, всюду совали нос — будто взяли „Карковадо“ на абордаж вместе с пассажирами первого класса. Папа-краб ходил жаловаться капитану, тот только развел руками: „Жалуйтесь на них в Марселе, если угодно…“»
В. Петелин, стр.175:
«Но шумные, бесцеремонные зуавы то и дело отвлекали его, заставляли с беспокойством глядеть в их сторону. Такие молодцы могут выкинуть что угодно. Как было спокойно, тихо без них. А теперь шумом, хохотом, возней они наполнили весь этот пароход, который просто трещит от их беготни. Всюду суют свой нос, будто взяли „Карковадо“ на абордаж.
А жаловаться капитану бесполезно, он руками только разводит… А, бог с ними… Займись своими делами, граф Алексей Николаевич Толстой».
Неясно, как человек с такой убогой фантазией мог написать «Хождение по мукам» (очевидцы и участники Гражданской войны поражались точности описания событий, в которых Толстой даже отдаленно не участвовал), не говоря уже о «Петре Первом», — кто еще сумел так зримо представить нам эпоху Петра, что мы чувствуем себя живущими в ней:
«Картины созданного им мира, настолько подлинного, настолько реального, что даже в голову не приходит, что он создан из строчек; нет, он существует — вот он, рядом!» (Юрий Олеша).
«Его воображение дошло до ясновидения» (Корней Чуковский).
«Кто это передо мной? Человек, который создает вымышленный, но подлинный мир, — передо мной гениальный художник!» (Юрий Олеша).
Безусловно, все это известно В. Петелину. А цитату из Чуковского он «сам видел» и поместил ее на стр.538. Но верный своему методу резать и клеить, он игнорирует важные, ключевые мысли и соображения очевидцев, механически, бездумно сочленяя чужие тексты.
Бездумно? Именно: вот цитата из воспоминаний Ильи Эренбурга:
«Стихи он часто вспоминал и всегда неожиданно — то шагая по улице, то на дипломатическом приеме, то разговаривая о чем-то сугубо деловом, изумляя своего собеседника… останавливался среди сугробов — вспоминая отроку стихов то Есенина, то Н.В.Крандиевской, то Веры Инбер» (стр.97).
Смысл совершенно ясный: Толстой цитировал стихи в совершенно неожиданных ситуациях.
В. Петелин:
«А Толстой любил стихи и, как свидетельствуют современники, часто цитировал их, порой поражая собеседников своей осведомленностью…» (стр.151).
Далее цитируется Эренбург (без В.Инбер):
«…вспоминая строку стихов то Есенина, то Н.В. Крандиевской…» (стр.152).
Смысл и здесь совершенно ясный: осведомленность Толстого поразительна.
Но где логика, думает читатель, — что же тут удивительного: знать строки Есенина — нехитрое дело, очень уж поэт известный; а знать стихи собственной жены — тем более… Чем же поражал собеседников Толстой?
Метод клея и ножниц творит чудеса. Вот самая первая фраза книги «Судьба художника»:
«В Институте мировой литературы хранятся сотни писем воинов Красной Армии Алексею Николаевичу Толстому, в которых солдаты и офицеры выражали свое искреннее восхищение его могучим талантом художника».
Ниже цитируется приказ «по 30-й гвардейской стрелковой дивизии»:
«…Товарища Алексея Николаевича Толстого зачислить почетным бойцом 1-й стрелковой роты 1-го стрелкового батальона 98-го гвардейского стрелкового полка…
Командир дивизии гвардии полковник Фадейкин. Начальник штаба гвардии полковник Колодяжный».Почему такое странное вступление к книге? Дело в том, что вступление (клей плюс ножницы) перекочевало из первого издания книги (о нем ниже), а первое издание вышло в Воениздате (1979 г.). Отсюда и военный колорит.
Беспорядочное орудование ножницами дает заметное увеличение объема книги. В.Петелин очень любит повторять одни и те же отрывки дважды. Один раз он закавычивает цитату, другой раз дает ее без кавычек. Например, на стр.290–291 он дает фрагмент статьи Толстого «Достижения в литературе с октября 17 г. по октябрь 25 г.»:
«Сокровищ Революции нельзя более разворовывать… Теплушки, вши, самогон, судорожное курение папирос, бабы, матерщина и прочее, и прочее, — все это было. Но это еще не революция. Это явления на ее поверхности, как багровые пятна и вздутые жилы на лице разгневанного человека. Было бы плохо для писателя, если бы он стал описывать только красные пятна и вздутые жилы и стал бы уверять, что это и есть вся сущность разгневанного человека. А между тем, — увы, — это очень часто делается. Революцию одним „нутром“ не понять и не охватить».
(Непосредственно перед этим текстом в статье еще есть фраза: «Невозможен более, непереносим какой-то — прочно установившийся патологически половой подход к Революции — „нутряной“».)
Откроем книгу В. Петелина на стр.274. Кавычек там, конечно, нет. Читаем:
«Нет, невозможен более, непереносим какой-то прочно установившийся неверный подход к революции, нутряной, что ли.
Теплушки, вши, самогон, судорожное курение папирос, бабы, матерщина, мародерство и прочее и прочее… Все это было. Но это еще не революция. Это явления на ее поверхности, как багровые пятна и вздутые жилы на лице разгневанного человека. И что же? Разве сущность этого человека в красных пятнах и вздутых жилах?»
А вот еще. стр.188:
«14 апреля 1922 года Алексей Толстой опубликовал „Открытое письмо Н.В. Чайковскому“, в котором изложил свою точку зрения на положение русских эмигрантов за границей и свое отношение к новой России. „В существующем ныне большевистском правительстве газета „Накануне“ видит ту реальную — единственную в реальном плане власть, которая одна сейчас защищает русские границы от покушения на них соседей, поддерживает единство русского государства и на Генуэзской конференции одна выступает в защиту России от возможного порабощения и разграбления ее иными странами“».
Стр. 226:
«14 апреля 1922 года Алексей Толстой в газете „Накануне“ опубликовал „Открытое письмо Н.В. Чайковскому“, в котором дал объяснение причин, заставивших его „вступить сотрудником в газету, которая ставит себе целью — укрепление русской государственности, восстановление в разоренной России хозяйственной жизни и утверждение великодержавности России“.
„В существующем ныне большевистском правительстве газета „Накануне“ видит ту реальную — единственную в реальном плане — власть, которая одна сейчас защищает русские границы от покушения на них соседей, поддерживает единство русского государства и на Генуэзской конференции одна выступает в защиту России от возможного порабощения и разграбления ее иными странами“.»
Ниже, как на стр.188, так и на стр.226, идут дальнейшие цитаты из «Открытого письма».
В заключение на стр.189 говорится:
«25 апреля 1922 года газета „Известия“, перепечатав письма Чайковского и Толстого, в том же номере дала высокую оценку позиции Алексея Толстого…»
