Читаем без скачивания Особое задание - Юрий Колесников

Никитин стал поспешно пробираться в тот угол зала, но Орлов, видимо, заметил его и поспешил к выходу. Увидев, как он торопливо сбегал по лестнице, Никитин не сдержался и крикнул:

— Орлов! Орлов!

Не оглядываясь, Орлов продолжал спускаться по лестнице, словно за ним гнались. Но перед выходом ему преградила путь военная делегация, вносившая большой венок. Орлов был вынужден остановиться, и тут его настиг Никитин. Орлов едва переводил дыхание, лицо его выражало испуг.

— Юра, здравствуй, дорогой!

И необычная форма обращения, и задушевный тон, каким были произнесены эти слова, благотворно подействовали на Орлова. Словно просыпаясь от глубокого сна, он выпрямился и вопросительно посмотрел на Никитина.

— Ну, здравствуй, Юра! — повторил Никитин и протянул ему руку.

Орлов глубоко вздохнул, ничего не ответил. Он смотрел то в глаза Никитина, то на протянутую ему руку и, наконец, схватив ее обеими руками, стал трясти изо всех сил:

— Здравствуйте, здравствуйте, товарищ комбат, здравствуйте!..

— Почему же ты убегаешь, Юра?

— Простите, товарищ комбат… я… — Орлов не мог говорить от волнения. — Я услышал эту ужасную весть и… не мог не придти… Извините, пожалуйста, товарищ ком…

— За что извинить?! — прервал его Никитин. — Давай-ка быстро раздевайся — вон там в гардеробной и становись в почетный караул…

— Я?! — еле слышно спросил Орлов.

— Да, да! Именно ты!

— Разве и мне… можно? — с трудом выговорил Орлов, и глаза его наполнились слезами.

— Ну, конечно, Юра! Не можно, а должно! — тоном приказа ответил Никитин. — Ты же партизан! Лучший бронебойщик в нашей дивизии!

— Спасибо! Спасибо, товарищ комбат, спасибо. Я сейчас! — и Орлов бросился вниз к гардеробу.

Через несколько минут Юрий Максимович Орлов стоял в почетном карауле рядом с прославленными народными мстителями. Никитин смотрел на его сутулую фигуру, поседевшую голову, очки в позолоченной оправе и вспоминал молодого, высокого, стройного бронебойщика с черными как смоль бровями. «Вероятно, только шрам остался неизменным», — подумал Никитин, но не решился даже мельком взглянуть на лоб Орлова…

В тот день Никитин больше не видел Орлова. Он исчез незаметно, не простившись, и Никитин подумал, что бывший бронебойщик опять будет избегать встреч. Но на следующий день Орлов позвонил по телефону, а спустя полчаса был у Никитина. Оказывается, он сохранил листок с номером телефона и адресом своего комбата.

— Куда же ты исчез после почетного караула? — спросил Никитин, усаживая гостя в кресло.

— Не обижайтесь на меня, Владимир Савельевич… Смерть генерала и для меня большое горе. Я ведь тоже его любил. Но поверите, после того как вы поставили меня в почетный караул, да еще вместе с такими известными партизанами, я не мог удержаться… Побежал к брату. Помните? Сейчас он тоже в больших чинах… Обо всем рассказал ему. Потом — домой, рассказал матери, жене, второму брату… Ведь для меня это очень, очень много значит… Поверьте!

До позднего вечера длилась их задушевная беседа, вспоминали друзей по оружию, вспомнили, конечно, и Ивана Ивановича Родина. Рассказал Орлов и о своей жизни: жена его врач, у них двое детей… Сам он — профессор, доктор наук… Словом, он нашел правильный путь и, главное, понял, что Родина, как и мать, тебя родившая и вскормившая, бывает только одна. Единственная и незаменимая!.. И поднимать на нее руку не следует никогда и ни при каких обстоятельствах.

— Знаете, Владимир Савельевич, — сказал Орлов, — вчерашний день — тяжелый, говорить не приходится… Но для меня — это день второй амнистии!.. Амнистии, которую даровали мне боевые товарищи — партизаны, и, прежде всего, вы… Двадцать лет я ее ждал!

Таких не одолеешь!

На малочисленный гарнизон полиции в селе, где комендантом был долговязый немецкий вахмистр, оккупанты возложили сбор продуктов для эсэсовских охранников расположенного поблизости крупного аэродрома.

Об этом гарнизоне по всей округе шла худая слава. За угон молодых парней и девушек в Германию на рабский труд, за расправы с беззащитными стариками, сыновья которых ушли в Красную Армию, за казни ни в чем неповинных людей ставленник «нового порядка тысячелетнего царства» — фашистский вахмистр снискал себе жгучую ненависть советских людей.

Ненавидел его и Гриша Бугримович — восемнадцатилетний веснушчатый парень со свисающей на бок прядью рыжих вьющихся волос. Он замышлял покончить с гитлеровским комендантом, но о своем намерении никому из членов подпольной комсомольской организации не рассказывал. «Чего буду заранее болтать, — думал он. — А вдруг не получится, тогда опять скажут, что Гришка нахвастал!»

Знал Гриша, что многие считают его первым на селе пустозвоном, он и в самом деле любил похвастать. И не понимал, как это у него получалось: ведь он сознавал свой недостаток, злился на себя, пытался исправиться, но всякий раз увлекался и снова хвастал.

Однажды молодые подпольщики крепко отчитали его, к тому же в присутствии Катюши Приходько — миловидной, хрупкой девушки, в которой Гриша, не подавая виду, души не чаял. Помня об этом, парень и решил исполнить задуманное, не сказав никому ни слова.

Война была в разгаре.

Вблизи села, где действовала молодежная подпольная организация, в гуще непроходимого лесного массива обосновалась разведывательная группа, присланная в эти края командованием одной партизанской бригады для наблюдения за немецким аэродромом. Вскоре партизанам удалось установить связь с сельской подпольной организацией. Не прошло и нескольких дней, как в их расположение пришли связная от подпольщиков Катя Приходько и старый колхозник дед Игнат. Едва переводя дыхание, девушка сообщила:

— Гришка Бугримович убился!

— Начисто! Как не бывало! — подтвердил старик и сокрушенно покачал головой.

…Над селом преждевременно сгущались сумерки. Черные тучи обложили небо: первый по-настоящему весенний дождь был теплым и затяжным.

По пустырю, мимо полуразвалившегося домика, в котором до войны было сельпо, хлюпая сапогами по раскисшей глине, скользя и шатаясь, шел немецкий комендант. Нахлобучив на голову остроконечный колпак серо-зеленого дождевика, он что-то бормотал, жестикулируя руками.

Выйдя из-за домика сельпо, Гриша Бугримович столкнулся с немцем лицом к лицу. Опешив от неожиданности, он отпрянул в сторону и угодил в лужу, да так, что брызги липкой грязи обдали коменданта. Но тот лишь бросил на встречного свирепый взгляд, пробурчал какое-то ругательство и побрел дальше.

«Нализался, фашистский гад!» — со злостью прошептал Гриша. Несколько мгновений он стоял в нерешительности: «Идти своим путем или… Нет! Такой случай нельзя упускать…» Парень оглянулся: кругом ни души. Даже ближайшие строения едва видны сквозь дождевую завесу, окутавшую пустырь. Нащупав в промокшем насквозь кармане свое единственное оружие — гранату-лимонку, Гриша бросился вдогонку за комендантом. Приблизившись к нему, он вновь осмотрелся по сторонам, сорвал с гранаты чеку и, пробежав еще несколько шагов, швырнул ее под ноги фашисту.

Сверкнула молния и, словно раскат грома, прокатилось по пустырю оглушительное эхо…

Вернувшись домой, Гриша переоделся. Конечно, был он очень возбужден, но ни мать, ни сестренки ничего не заметили.

В тот же вечер по селу пошли слухи. Одни говорили, будто немецкого коменданта убили наповал, другие — что его подобрали раненого и увезли на телеге в район.

На следующий день в село нагрянули немецкие солдаты. Вместе с местными полицейскими они рыскали по хатам, избивали людей, требуя выдать человека, бросившего гранату. Но все было тщетно. Тогда они отобрали двадцать шесть заложников и объявили, что если не выдадут покушавшегося на коменданта, то все они будут казнены. Среди арестованных была Катя Приходько и еще два парня из подпольной организации.

Гриша ходил сам не свой: заложники — невинные люди, а он — на воле… Катю он уже однажды выручил. Когда ее хотели отправить в Германию, подпольная организация поручила Грише спасти Катю. В то время местный начальник полиции вербовал молодежь, и Гриша сказал ему, что хочет жениться на Катюше и поступить на службу в полицию, — иного выхода не было. Катю отпустили. Она была очень благодарна парню, но выходить замуж за него и не думала. Разумеется, и Гриша не пошел на службу к немцам. Забыл об этом и начальник полиции. Однако Гриша будто впервые заметил пушистые каштановые волосы, ясные голубые глаза Катюши и как-то неожиданно почувствовал, что уже давно любит ее. И вот теперь из-за него ей грозит гибель. Эта мысль не давала ему покоя, он искал и не находил выхода из положения.

А время шло. Со дня на день гитлеровцы могли привести в исполнение свою угрозу — казнить заложников.