Читаем без скачивания Американский пирог - Майкл Уэст
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе так кажется?!
— Я просто говорю, что тебе нужно стать более уверенной в себе. Может, пройдешь курс самообороны?
— Мне он не нужен.
— А я вот прошла такой в Сан-Франциско. Зал был рядом с Хейт-Эшбери, и по ночам там было страшновато.
— Ну ты же любишь искать приключения себе на голову, — пробурчала я.
— Наш тренер велел нам носить в сумочках камни. Тогда при нападении у нас было бы оружие.
— И много ты платила за такой совет?
— Нет, курс был бесплатный.
— Вот и прекрасно, потому что этот совет не стоит и ломаного гроша.
Когда она, насквозь пропахшая духами от Эсте Лаудер, ушла миловаться с Джексоном, я прокралась на задний двор и уставилась на груду кирпичей. Минерва берегла их, чтобы выстроить ограду для огорода с травами. Я выбрала крупный красный кирпич, вполне увесистый и солидный. По виду было трудно сказать, влезет ли он в мою сумку. И тем более сгодится ли для самообороны. Если кто-нибудь спросит, зачем он мне, отвечу, что растираю им чеснок. Когда я прошмыгнула обратно в дом, мне показалось, что я стала чуть сильнее. Хотелось бы верить, что женщину с таким оружием грабители будут обходить стороной. Но честно говоря, кто их знает.
Прошло два дня, а Минерве, как будто, делалось только хуже. Стоило ей подняться, чтоб пойти в туалет, как ее уже мучала одышка. Она хваталась за зеленую трубку с кислородом, словно жить без нее не могла. Ее кожа стала сухой и горячей, словно у нее был жар, а цвет лица сделался просто ужасным — как грязная вода из посудомойки. Подловив в коридоре доктора Старбака, мы приперли его к стенке.
— Я хочу знать, что происходит с моей бабушкой, — заявила Фредди. — Вы сделали ей что угодно, но только не артериограмму.
— Мне так не хочется мучить ее зря, — ответил он. — Эхо отличное, ферменты в норме, а к холтер-монитору я ее подключил. Сердце работает исправно. Ни загрудинных болей, ни аритмии. И тем не менее температура по-прежнему субфебрильная.
— Но из-за чего? — спросила я.
— Возможно, какая-то инфекция, — сказал мне доктор.
— А отчего тогда одышка? — не унималась я.
— Я распорядился просканировать ей легкие: быть может, туда попал эмбол.
— Кто? — Я аж подалась вперед.
— Кровяной сгусток, — пояснила Фредди.
— Но это маловероятно, — он пожал плечами. — А вот туберкулиновая проба может оказаться полезной.
— Что-что? — рассмеялась Фредди, но смотрела на доктора очень внимательно.
— Туберкулиновая…
— Но это же просто смешно!
— В общем-то, нет. Вы не поверите, сколько туберкулезников вначале жалуются на диспноэ. — Доктор поглядел на меня и, по-видимому приняв за тугую, пояснил: — Диспноэ — это одышка.
— Я знаю, — рявкнула я и, вцепившись в сумку, ощупала острые края кирпича. Если доктор разозлит меня, он быстро об этом пожалеет.
МИНЕРВА ПРЭЙ
Весть, что я угодила в больницу, вмиг облетела всю Таллулу. Посетителей набежало столько, что моя соседка по палате постоянно жаловалась медсестрам: «Так нечестно: и окно ей, и гости — тоже ей!»
— Все будет в порядке, — говорила ей медсестра и задергивала ее занавеску, — просто отдохните и успокойтесь.
— Я вот тоже страшно устала, — сказала я, чувствуя себя так, словно только что подвязывала фасоль и выпалывала дикий папоротник. Эти злокачественные обмороки, или как их там, оказались утомительной штукой. Они высосали из меня все соки.
Медсестра подошла и вставила трубочку с кислородом мне в нос. Я так и вцепилась в этот зеленый проводок.
— Так лучше? — спросила она.
Лучше было намного, но через некоторое время у меня так забился нос, что дышать снова стало трудно. Я решила, что простудилась, но Фредди сказала, это из-за кислорода, который высушил все мои пазухи. И она заставила медсестер подсоединить какую-то склянку с водой. Через пару минут я дышала совершенно свободно. Из этой девочки вышел бы отличный врач. Ну а из меня самой — отличная лодка, тихо и спокойно плывущая вдаль по речной глади.
Когда я снова открыла глаза, Фредди сидела у окна. Небо у нее за спиной уже стало розоватым с желтыми крапинками. Элинор устроилась на стуле и разгадывала какой-то кроссворд. Прежде чем она заметила мой взгляд, я снова закрыла глаза: не из грубости, а просто потому, что устала. Фредди и Джо-Нелл могут просто посидеть рядом, но Элинор — никогда. У этой девочки язычок без костей, а я, мои милые, свое уже отговорила.
Мне бы только отдышаться, и я тут же поправлюсь.
Не знаю, сколько времени прошло: может, секунда, а может, целый день.
— Миссис Прэй? — сказал чей-то голос (кажется, кардиолога, но точно я не разобрала). — Похоже, у вас ЖНП.
— ЖНП? — воскликнула Элинор (на сей раз я не сомневалась: этот-то голос я узнаю везде и всегда). — Послушайте, у нас тут не сериал «Звездный путь», так что нечего нести тарабарщину!
— Элинор! — ахнула Фредди.
— Ах, простите, — сказал доктор. — ЖНП — жар неизвестного происхождения.
— Так бы сразу и сказали, — рявкнула Элинор.
Я стала уговаривать ее, чтоб не грубила доктору, но, когда наконец открыла глаза, оказалось, что уже вечер и внучки давно ушли. (Я-то знаю, что Элинор терпеть не может ездить по ночам, даже если за рулем кто-то другой.) Медсестра принесла мне поднос с ужином, но я даже не сняла с него крышку. От запахов мне становилось не по себе. Река уносила меня, а вокруг хлопали мутные белые занавеси, хотя, может быть, это были и простыни. Когда ты сильно устаешь, тебе уже просто не разобраться.
Джексон Маннинг, прежний любимый нашей Фредди, вошел в палату и присел на мою постель. Я проснулась и увидела, что он принес мне букетик папоротника, перевязанный красной ленточкой. Он потянулся и поставил букет на залитое солнцем окно.
— Мисс Минерва, что мне для вас сделать?
— Для меня? — Я задумалась над вопросом, но он был слишком трудным. Я и сама его не раз задавала, стараясь выяснить, чего именно не хватает больному. Графина воды со льдом, еще одной подушки, соленых крекеров или жирного молока — все это и многое другое можно без труда раздобыть в больнице, если ты поладила с медсестрами. Но я и понятия не имела, чего бы хотелось мне. Меня мучила боль в груди, глубоко под ребрами, почти у самого хребта. Но я уже жаловалась на нее доктору, и он ничуть не обеспокоился.
— Должно быть, вы поломали ребро, когда упали на днях, — сказал доктор Старбак, — мы отвезем вас на сканирование легких.
Милые мои, меня уж просканировали вдоль и поперек и при этом ничего не обнаружили. Но жаловаться мне не хотелось. Они и так скоро сделают все известные им анализы и успокоятся. А еще мне порой кажется, что они попросту считают меня выдумщицей.
Я открыла глаза пошире и поглядела на этого мальчика: на чудные голубые глазки (совсем такие же, как у его отца) и на раздвоенный подбородок.
— Просто будь добр к моей Фредди, — сказала я, — это все, что мне нужно. Она у меня отличная девочка.
— Да, мэм. Я знаю, — сказал он и похлопал меня по руке. За его спиной виднелась залитая солнцем палата. И тут он нагнулся поближе ко мне: — Я ведь всегда ее любил, вы же знаете.
— Знаю.
— Сегодня вечером я к ней зайду.
— Обязательно зайди. — Голос у меня стал совсем слабым и как-то попискивал, а в горле слегка щекотало. — И будь добр, скажи ей, чтоб она захватила мне свежую ночнушку.
— Да, мэм. — Он встал со стула. — До завтра.
— До свидания, — сказала я.
ФРЕДДИ
Всю свою жизнь я поступала как черепаха: все, что не могла унести на себе, бросала как ненужное. Я не хранила ни поваренных книг, ни стеклянных зверюшек, ни модных тряпок. Теперь мне стало понятно почему: я ведь и так волочила за собой непосильный груз: Джексона, Минерву, Джо-Нелл, Сэма, свою неудавшуюся карьеру. Но самой тяжелой ношей была моя безудержная тревога: я не могла ни расслабиться, ни довериться, ни смириться с этой постоянной нервозностью. Порой мне казалось, что я живу в разгар военных действий, на которых мне ни за что не добыть ни пленников, ни трофеев. Я видела, что Элинор тоже бьется на передовой, уже вконец измученная схваткой. Она — крайний случай безотчетной тревоги. Должно быть, это передалось нам по наследству, как ямочки на щеках. Только склонность к панике была вмятиной в наших душах.
Не знаю почему, но я вдруг позвонила в Дьюи. Мистер Эспай ответил на четвертый по счету звонок. Он рассказал, что на заливе Томалес разыгрался шторм и все побережье усеяно ракушками. Я буквально видела, как он сидит в гостиной, а рядом с ним — окна с частыми переплетами, в которые вставлены крошечные квадратики старинного стекла, оплывшего и деформированного.
— Сэм рассказывает мне о твоих делах, — сказал он, — говорит, твоя сестра поправляется.