Читаем без скачивания Запах искусственной свежести (сборник) - Алексей Козлачков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между тем дождь все не начинался, а волшебный свет, меняя оттенки, все не гас. Мы уже должны были уезжать и пошли разыскивать художника, чтобы попрощаться. Завидев из дому наше приближение (видимо, он снимал из противоположного окна, но дом просматривался насквозь) и не желая с нами объясняться в такое время, он спустил на нас собаку. Я поначалу не понял, что это было сделано умышленно, и принялся кричать, звать его по имени, просить, чтобы он унял пса. Но мудрый мой товарищ сразу все понял и, еще более ласково улыбаясь, потянул меня за рукав назад. Так мы и не свиделись напоследок.
Вопрос о том, было ли уже у самого художника это сатори, мы, если помнишь, обсуждали уже в его отсутствие на Псковском вокзале в ожидании поезда на Москву. Мой армейский товарищ считал, что уже было. Точнее, товарищ считал, что художник считал, что оно у него было: и мир хлынул в него ослепительным потоком света через переносицу, «как будто у ведра оторвали дно», как это обычно бывает при всяком нормальном сатори.
«Ну, как-то на питье самогона это не повлияло», – сказал я на это.
«Не повлияло, – согласился товарищ и пожал плечами, – просто теперь он хочет запечатлеть это самое сатори для других, а это уж совершенно другая задача, гораздо сложнее. Оттого и пьет».
* * *Ты еще не знаешь, как он погиб, я расскажу тебе. Почему не рассказал прежде? Почему, почему – не знаю почему, забыл… ну не было случая.
Ну и… какое отношение имеет эта история, в конце концов, к тебе, к нам – оттого и не рассказал?
Он умер в своей избушке, напоровшись на косу. Знаешь, в этих деревенских избах в сенях все время стоит в беспорядке прислоненной к стене всякая сельскохозяйственная всячина: грабли, тяпки, лопаты, возможно, стояла и коса. Нет, подробностей не знает никто. Может, спьяну. Говорят, перед этим он долго пил самогон с местным егерем. Потом егерь уехал, а художника нашли только через пять дней уже мертвого и разлагающегося, нашел тот же егерь. Он просто истек кровью. Рана была довольно глубокой, но не смертельной, если бы медицинская помощь была оказана в течение часов четырех-пяти… все бы обошлось. Но у него шансов не было: десять километров до ближайшей деревни он бы просто не дошел, да если бы и дошел, дополз, то оттуда надо было бы еще везти ночью в Псков или Печоры в больницу. Ночью в деревне можно не найти ни машины, ни трактора. Думаю, что, оценив обстоятельства, он стал готовиться к смерти, как всегда, в полном одиночестве, к которому уже привык. Я вот, честно говоря, не могу себе даже приблизительно представить: легче ли помирать в грязной хибаре и в полном одиночестве, если ты уже просветлен, ну хотя бы отчасти, или это так же хреново, как и непросветленному?
Но если это просветление есть род истины, непостижимой без духовных упражнений и самоотречения, которая дана тебе будет в конце усилий, а возможно – и в конце жизни, то сделка мне кажется невыгодной. Ну, допустим, там действительно что-то промелькнет в преображенном свете, прошедшем через каплю дождя на листе папоротника, и тебе покажется, что вот-вот ты что-то поймешь, и даже поймешь самое главное, что надо было понять уже гораздо раньше, и вот ты уже почти его понял… ну вот же оно, еще мгновенье… И тут тебя накрывает полная темнота.
А может, даже и этого не произойдет – ничего не промелькнет, кроме собственных гадостей и ошибок, и ты ничего так и не поймешь, и – темнота наступит без понятия. С другой стороны, вдруг окажется, что этот свет – никакая не истина, а просто род кайфа, который не понравится тебе, или его может не хватить, как водки. Ведь уже вроде бы достигший сатори художник Серега догонялся-таки регулярно чумным деревенским самогоном, через что и лишился своей одинокой и безрадостной, хоть и просветленной жизни. Да и – понял, не понял – какая тебе тогда уж будет разница!
Ты знаешь, я иной раз пытаюсь представить, как бы это все могло выглядеть, если за дело поиска преображенного в капле воды света взялся бы современный фотограф, снимающий рекламу пива, женских трусов и разных тюбиков, живущий где-нибудь… ну вот – где мы сейчас с тобой. Ну так – представь себе в виде фантазии: захотелось ему тоже просветления. Вот он садится в сверкающий джип, поскольку ехать придется не все время по платному скоростному шоссе, а по дороге хоть и асфальтированной, но без защитной стенки с боков и немного извилистой. Едет он до ближайшего частного перелеска, договаривается с хозяином, устанавливает цифровой аппарат на штативе под зонтиком в нужном направлении с нужным ракурсом, устанавливает таймер и едет обратно столь же трудной дорогой. Возвращается послезавтра забрать результат съемки: 2400 снимков за 10 часов через каждые 15 минут. Или вообще, не выходя из студии, льет воду на кактус (например, как тебе нравится идея о том, что сатори можно достичь лишь в миг, когда капля попадает именно на острие иголки кактуса и, сверкая, раздробляется?) – а фотоаппарат сам все снимает. Самое забавное – не исключено, что результат был бы даже лучше. Ну, в смысле качества фотографий. Не знаю, правда, как насчет сатори…
Надеюсь, впрочем, что художник Серега все увидел и все понял, что хотел. Я только не уверен, что за это следовало заплатить жизнью, своей и еще чьей-то – две женщины сбежали, дочь от первой жены жила не с ним, виделись редко.
Но, может, и стоило, может быть, это самое просветление – такой кайф, что стоит любой цены, говорю же тебе – я не специалист по просветлениям.
* * *Ну надо же когда-нибудь остановиться, заходим уже в третий магазин – и все тебе не нравится. Если уж мы не можем купить такой лампы, чтоб всегда светила тем предгрозовым светом, даже если бы она и была в продаже, то давай купим вот эту – галогеновую, с телескопическим штативом, который можно повернуть в любую сторону под любым углом, и даже со встроенными в утяжеленную платформу часами – и всего-то за 35 европейских рублей! Она уж точно не будет просвечивать нас насквозь, волшебная лампа стоила бы дороже… Я подумал, что в природе ведь не случайно так устроено – все вспыхивает лишь на несколько минут перед грозой: ровно столько и можно выдержать обнажившуюся сущность предметов. Еще немного – и можно умереть от нестерпимой ясности.
Словом – берем, заверните. Ах да, здесь не заворачивают, сейчас просто дадут большой и красивый пакет. Уже дали. Мы сделали замечательную покупку, любимая, и вообще отлично провели время: не каждый день ходишь по магазинам вдвоем. Теперь нам надо побыстрее прийти домой и включить ее, испытать на месте… Кстати, а не купить ли нам по такому радостному случаю твоего любимого вина, этого горьковатого калифорнийского, а? Хотя мне немного странен этот твой выбор, ведь у тебя на родине так много замечательных вин, уж можно было что-то полюбить хотя бы из патриотических соображений. Это все равно что я бы предпочитал польскую водку вместо русской, ты не находишь? Ну и что, что дорого, ну я знаю, что это почти половина стоимости нашей новой лампы, но мы же не каждый день покупаем лампу. Придем, зажжем ее, выпьем вина и что-нибудь съедим, можно даже вредное для здоровья – не каждый же день едим и вредное, освободившись от диетических переживаний. А потом ляжем, и я буду обязательно читать перед сном уже не помню какую книгу – и потому что я всю жизнь так делаю, и уж нет причины менять привычки, и особенно для того, чтобы почувствовать всю прелесть нашей покупки и, в сущности, жизни, хоть и недостаточно просветленной. Ну так что – берем еще и вино?
Купить не только лампу, но и вина. Напиться. Ну, не окончательно, а так – слегка, чтобы нести ерунду и легкомысленно, например, обниматься. Не могла бы ты мне сделать небольшой массаж шеи, а? Так неприятно как-то болит шея, уставшая, видимо, от транспортировки головы по загранице. Выпьем тогда еще, уже другого вина – попроще. Будем нести беспросветную чушь, неожиданно вспомним что-то приятное из нашей прошлой жизни, потом вспомним неприятное, но лишь чуть-чуть, чтобы сразу стало понятно, как нам хорошо сейчас, ты упадешь головой мне на плечо. Как это, оказывается, важно – вовремя купить лампу…
2007
Красота по-итальянски взорвет мир
Рассказ
В одном из обстоятельнейших путеводителей по Италии в самом начале раздела «Общие сведения» написано следующее: «Итальянский дизайн. Самые красивые вещи (одежда, мебель, автомобили) делают, как известно, в Италии. И всем так же хорошо известно, что эти изделия не обладают свойством столь же хорошо сохраняться в веках, как римские руины». Поскольку эта фраза находится в самом начале издания, то она приобретает некий символически-программный для путеводителя смысл. Уж не знаю, рассчитывали ли на это авторы книжки, но эффект удался.
Мне эта фраза напомнила одну старинную историю, которая явилась бы хорошей, хоть и немного необычной, иллюстрацией этой мысли. Действительно, даже проведя в Италии немного времени, легко наблюдать эту особенность, отмеченную путеводителем. Мне приходится бывать в Италии теперь довольно часто, и мои опыты встречи с итальянской культурой и итальянцами полностью подтверждают суждение путеводителя. Большинство итальянцев устроены так, что для них внешний вид вещи важнее ее функциональности. Голова итальянца постоянно занята эстетической реорганизацией пространства, по крайней мере, в гораздо большей степени, чем головы всего остального человечества. Может быть, именно поэтому мы имеем великое итальянское искусство, эпоху Возрождения родом из Италии, итальянский дизайн, да и вообще саму эту небольшую по территории страну, в которой собрано, по некоторым данным, до восьмидесяти процентов европейских культурных ценностей. Представьте себе, во всей остальной Европе – только двадцать. Что же касается ущерба функциональности, то это смотря с чем сравнивать. Немцам они явно проиграют, а остальным… Италия – одна из развитых стран европейского сообщества, производит и экспортирует массу всякой промышленной и бытовой всячины, потому у каждого есть возможность проверить это на собственном опыте.