Читаем без скачивания Что скрывает правда - Кара Хантер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гис внимательно смотрит на меня, и я возвращаюсь к насущным делам.
– Они утверждают, что я пытался выдать это за самоубийство, чтобы полиции не пришло в голову искать ДНК.
Гис морщится; он знает, что в этом есть смысл. До известной степени.
– Но потом я лоханулся – не обратил внимания, что внизу работает бригада путейцев, которая остановит поезд.
– Ясно, значит…
– Однако ему нужно было, чтобы кто-то остановил поезд, ведь так? Он наложил эту ДНК на ее тело, и ему надо было, чтобы ее нашли, чтобы выявили связь… и пришли за мной.
Гис опять хмурится; он не поспевает за мной.
– Подождите-ка. Он? Вы о ком говорите?
– О Гэвине Пэрри.
Он таращится на меня:
– Пэрри? Вы думаете, за этим стоит Пэрри?
Я выдерживаю его взгляд.
– А кто еще может быть?
– Но на нем же метка…
Я киваю:
– Да. Но все равно.
Он колеблется, потом кивает:
– Что вы хотите, чтобы я сделал?
– Найди путейца из бригады – того, который позвонил в полицию. Мне нужно знать, видел ли он кого-то еще на мосту сразу перед случившимся. Потому что если это действительно Пэрри, он не мог просто сбросить ее вниз и сбежать. Ему нужно было выждать – дождаться, когда эти техники подойдут поближе, и убедиться, что они видят, как падает тело, и что у них есть достаточно времени, чтобы остановить поезд.
Гис делает записи, закрывает блокнот и смотрит на меня.
– Ладно, босс. Посмотрим, что можно сделать.
* * *
Марина Фишер останавливается у французского окна. Ее сын стоит на четвереньках и наблюдает, как жук-олень осторожно ползет по каменным плитам.
– Тобин, дорогой, мне нужно поговорить с тобой.
Но мальчик, кажется, не слышит ее; он полностью погружен в свое занятие, полностью сосредоточен.
Жук поднимает сначала одну ногу, затем другую; его жвалы пронзают воздух, как будто он ощупывает путь.
– Тобин? – Она подходит ближе. – Тобин, я к тебе обращаюсь.
Никакой реакции.
– Оставь жука в покое, солнышко, – произносит Марина терпеливым тоном, срок годности у которого ограничен. – Мне нужно поговорить с тобой.
И опять ничего. Она выходит на ослепительный солнечный свет, берет сына за руку и вынуждает его встать. Вероятно, жук почувствовал изменения в потоках воздуха – он спешит прочь и исчезает за одним из высоких терракотовых вазонов.
– Я смотрел на него! – взвивается Тобин. – А ты прогнала его!
– Извини, дорогой, но это важно. Маме нужно поговорить с тобой.
Насупившись, сын отказывается смотреть на нее, пока она ведет его в дом и усаживает на стул в кухне. Там он принимается болтать ногами и бить по ножкам стула.
– Тобин, дорогой, маме только что позвонила ее подруга Ниам. Ведь ты помнишь Ниам, да?
Он не отвечает.
– В общем, ей позвонил тот самый полицейский, что приходил к нам в дом, и они хотят задать тебе кое-какие вопросы.
Тобин поднимает голову; он полон подозрений, но заинтригован.
– О чем?
Марина слегка краснеет:
– О том дне, когда здесь в последний раз был Калеб. Ты помнишь тот вечер?
Он опускает взгляд, опять бьет ногами по ножкам стула. Все это действует Марине на нервы.
– Послушай, Ниам говорит, что маме очень поможет, если ты поговоришь с ними. Это не страшно. Никто ничего тебе не сделает, они просто зададут тебе вопросы. А мама будет в соседней комнате.
Бум, бум, бум.
Она хватает его за одну ногу и не дает шевельнуть ею.
– Не делай так, дорогой.
Тобин продолжает бить другой ногой. И все еще не смотрит на нее. Она отбрасывает с его лба кудрявые волосы. Его лоб под пальцами горячий; он слишком долго пробыл на солнце.
– Тобин, так ты поможешь маме? Ты будешь моим умненьким мальчиком, моим особым помощником?
Удары прекращаются. Он поднимает голову, немного смущенно:
– Мама, это игра, как в прошлый раз? Та игра мне понравилась.
* * *
Эрика Сомер добирается до дома только к началу седьмого. Она толкает входную дверь и устало поднимается на свой этаж. Она не помнит, когда в последний раз чувствовала себя такой уставшей. Идя по коридору, заворачивает за угол и видит у своей квартиры букет цветов. Белые розы, штук двенадцать или больше, перемежающиеся стеблями голубого агапантуса. У нее на глаза наворачиваются слезы. Джайлс знает, как она любит эти цветы.
Сомер отпирает дверь и плечом распахивает ее, бросает сумку в прихожей и несет букет на кухню. Но не включает кран и не ищет вазу. Вместо этого тянется к ноутбуку.
* * *
Когда Эв приходит домой, никакие цветы ее не ждут. Только крикливый кот, вечно недовольный качеством обслуживания в этом заведении. Эв кормит его, потом включает чайник. Она пытается игнорировать мигающий огонек автоответчика: есть только один человек, который может звонить ей вот таким образом.
«Мисс Эверетт? Это Элейн Бейлис из «Мидоухолла». Вам не о чем беспокоиться – с вашим отцом все замечательно. Но мне все же нужно поговорить с вами. Возможно, вы перезвоните мне завтра утром?»
* * *
Гислингхэм все еще в отделе – по сути, он там единственный. Жена уже дважды звонила ему. Один раз, чтобы напомнить, что он обещал быть дома вовремя и почитать сказку Билли. Второй, час спустя, уже более раздраженно, чтобы сказать, что она убрала салат в холодильник. Надобности звонить и говорить об этом у нее не было – она все равно не ляжет спать, пока он не придет. Просто показывает: она дает ему поблажку на некоторое время, особенно после отпуска, но есть определенные пределы, и они не резиновые.
Однако он не может сказать ей, даже если б очень хотел, что не занят никакой работой. Для человека, совершенно не умеющего лгать, притворяться у него получается довольно хорошо. На самом же деле он ждет, когда последний член команды Галлахер доберется до дома.
У Саймона Фэрроу явно нет жены – или личной жизни, – потому что только в начале девятого он встает и берет свою куртку со спинки кресла. Гис ждет еще двадцать минут; какое-нибудь «ой, я тут кое-что забыл» – это самая опасная
