Читаем без скачивания Блеск и коварство Медичи - Элизабет Лоупас

Бьянка ничего не ответила и лишь неотрывно смотрела на лежащие перед ней письма.

— Ах, моя Биа, до чего же ты глупа! Моя сестра устроила убийство твоего мужа, чтобы ты осталась ей должна. После смерти моего отца — добрая ему память… — он перекрестился. Бьянка же была так сильно смущена и напугана, что растерялась и не сделала того же. — Она давила на тебя и требовала деньги взамен за свое молчание. Ведь так?

— Д-да, но…

— Никаких но. Она воспользовалась тобой, моя Биа. Она ненавидела тебя и то влияние, которое ты, по ее мнению, на меня оказываешь.

— Мы были подругами!

Великий герцог рассмеялся.

— Это вряд ли. Все эти годы она хранила эти письма, а настоящий друг немедленно уничтожил бы их. Кто знает, что она собиралась с ними сделать в конце концов?

— Франческо, — взмолилась Бьянка. — Франко, прошу тебя.

Франко.

— Так-то лучше, — промолвил великий герцог, и с этими словами он сложил письма, спрятал их обратно в бумажник и заткнул его за пояс. — А теперь снимай долой этот мерзкий безвкусный халат и подай мне чашу вина в одной сорочке, как настоящая брюхатая жена прислуживает своему мужу.

Он сбросил свой камзол и растянулся в кожаном кресле. Какая это радость — удобно развалиться в кресле, как уставший за день работяга, и вытянуть ноги перед собой. Сколько его бранили учителя, когда он не сидел прямо? Сколько упрекал в этом его отец? Сколько раз мать заставляла его стоять на коленях на той самой молитвенной скамье с павой и птенцами? «Ты же принц, — говорили ему снова и снова. — Ты же наследник. Твоя жизнь тебе не принадлежит».

Здесь, по крайней мере, он чувствовал, что его жизнь принадлежит ему.

Бьянка немного приспустила свой халат так, что он свободно соскользнул с плеч. Однако она не бросила его на пол, а аккуратно свернула и спрятала в сундук с другими красивыми вещами. Затем вышла в другую комнату и вернулась оттуда, неся в руках чашу. Ее бледная обнаженная плоть слегка просвечивала перламутром через тонкую белую ткань нижней рубашки.

— Выпьешь бокал вина, Франко? — спросила она. Это был ее настоящий голос — хриплый и совсем не детский. Она склонилась перед ним, предлагая ему вино заодно со сладострастным и откровенным зрелищем своей груди и живота, доступным через глубокий вырез ее рубашки. Она действительно изрядно поправилась за последнее время, и от этого ему становилось еще приятнее: словно простой ремесленник Франко соблазнил и унизил изящную придворную даму. Перед ним была Биа и в то же время Бьянка.

— А как же, — сказал он, взял чашу у нее из рук и выпил. — Вот теперь я доволен.

Она опустилась перед ним на колени.

— Ты позволишь мне сделать кое-что, что принесет тебе еще большее удовольствие?

— Кто я для тебя?

— Ты Франко, простой работник.

Герцог улыбнулся и распустил шнурки гульфика на панталонах. Ничего другого из одежды он не снял. Она на коленях подползла еще ближе, протискиваясь между его ног. Он даже не посмотрел на нее, а лишь глотнул еще вина, глядя прямо перед собой.

Сначала она прикоснулась к нему руками. Затем ее пальцы начали пробираться все глубже в складки его штанов, разминая его мошонку, лаская ее, слегка сдавливая, нежно пробегая кончиками ногтей по натягивающейся коже. Затем Бьянка согнулась вперед, опустила голову и поцеловала его в самое основание его члена, туда, где он соединяется с мошонкой. С легким давлением она провела по нему языком.

Он выпил еще вина.

Ты Франко, простой работник.

Это возбуждало его. С каждой минутой она все меньше принадлежала самой себе и все больше становилась его собственностью, игрушкой в его руках. Настоящая Бьянка была слишком резкой и требовательной. Но эта женщина… В своем воображении он видел, как перебравший вина работник Франко вытаскивает из прекрасной кареты придворную даму, валит ее в грязь канавы, а дама умоляет пощадить ее. Затем он приводит ее в свою убогую лачугу работника и раздевает до одной рубашки, приказав ей ублажать его, если она хочет дожить до утренней зари.

Она распластала язык и медленно, словно теплым и нежным бархатом провела им вдоль нижней поверхности его члена. Затем ее язык превратился в точку, и она коротким толчком угодила в чувствительное место головки под крайней плотью. Он почувствовал, что набухает, крайняя плоть растягивается, и он выходит оттуда.

— Франко, — прошептала она. Он чувствовал ее дыхание, теплое и прохладное одновременно в тех местах, где ее губы оставляли влажные следы. Его рука дрожала, когда он брал чашу с вином и отпивал из нее.

Понемногу он на всю длину оказался у нее во рту.

Он поставил чашу и запустил руку в ее рыжие волосы. Все органы чувств обострились и сосредоточились в ощущении мягкости ее нёба, словно свет, собираемый линзой.

Когда она закончила, он снова поднял свою чашу с вином.

— Франко, — ласково сказала она и завязала шнурки его гульфика. Ее щека легко прикасалась к его бедру, волосы распустились и переплелись.

— Что?

— Я так счастлива, так счастлива, что беременна.

На какое-то мгновение он действительно поверил ей. В забытьи своего наслаждения он полностью отделял ее от Бьянки Капелло, любовницы великого герцога, которая за десять лет любовной связи ни разу не забеременела. Но тут он опомнился.

Разумеется, она лишь притворялась беременной. Он сам все это устроил, и когда придет время, он подыщет крепкого и здорового младенца-мальчика. Наконец-то мальчика. Она притворялась и, сама того не замечая, начинала в это верить.

Так даже лучше.

— Да, — сказал он. — Ты беременна. Мое семя набухает в твоем животе сыном.

— Это все куний мех помог, — сказала она. — Я сделала из него себе одеяло и укрывалась им каждую ночь.

— Это всего лишь суеверие.

— Пусть так, Франко, — она подняла голову. — Пусть так, Франческо де Медичи, великий герцог Тосканский. Я спала под одеялом из куньих шкурок, и сейчас я намерена подарить тебе сына.

Глава 26

— Для своей свадьбы, — промолвила великая герцогиня, — я выбрала в качестве эмблемы пару голубков с надписью Fida Conjunctio, — союз, скрепленный верностью.

Она вышивала на алтарном покрывале голубя, символ Духа Святого. Кьяра работала по канве, где не требовалось особого искусства. Это хорошо, поскольку ее левая рука еще не вполне слушалась ее, но, по крайней мере, на ней снова начали отрастать ногти.

Она надеялась, что Святой Дух проявит большую верность по отношению к великой герцогине, чем ее законный супруг.