Читаем без скачивания Сталин: операция «Эрмитаж» - Юрий Жуков

Правда о происхождении «коллекции» Хаммера выплыла лишь спустя полвека. «То, что Хаммер называл ювелирными изделиями, принадлежавшими русской императорской семье, – писал профессор истории Гарвардского университета Роберт Уильямс в научной монографии „Русское искусство и американские деньги“, опубликованной в 1980 году, – на самом деле являлось фрагментами декора гостиниц, магазинов, монастырей, усадеб». Действительно подлинными, как выяснилось, оказались лишь пятнадцать пасхальных яиц, на самом деле работы мастеров ювелирной фирмы Фаберже. Когда же они разошлись, Арманд Хаммер начал получать от «Амторга» весьма искусные подделки, снабженные, правда, настоящими именными клеймами, попавшими ещё в 1916 году в ГОХРАН.

Несколько позже, опять же по решению Политбюро, Внешторг через «Межкнигу» продал известному нью-йоркскому букинисту Перлштейну 1 700 томов личной библиотеки Николая II: заурядные издания конца XIX – начала XX века, не имевшие ни научной, ни художественной ценности и представлявшие лишь мемориальный интерес.

Продолжал «Антиквариат» распродажи и на всех аукционах, где бы они ни происходили: в Германии и Великобритании, во Франции и Польше, Австрии и Финляндии, уже знакомых с художественными ценностями из Советского Союза, в Нидерландах, Италии, Швеции, Чехословакии, Швейцарии, где они появлялись впервые. Однако даже такая мера в условиях экономического кризиса не могла переломить дела к лучшему: так, если еще в 1931 году Внешторг смог получить от продажи предметов из советских музеев 9, 5 миллиона золотых рублей, то в 1932 – всего 2, 8 миллиона.

Основным рынком сбыта, как и прежде, оставалась Германия, дававшая до 90 % всех поступлений от художественного экспорта. Результаты продаж в остальных странах имели чисто символическое, отчетное значение, ибо выражались в ничтожных величинах – от одной тысячи рублей до 87 тысяч. При этом подобные сделки подчас являлись случайными (как, например, в Италии), и потому рассчитывать на их продолжение не приходилось. Во всяком случае, так утверждали работники римского торгпредства.

О разрастании кризиса в экспорте антиквариата отлично знали в Наркомвнешторге, но не подозревали в Эрмитаже. Его научных сотрудников серьезно беспокоило продолжение зарубежных аукционов. Они справедливо опасались, что все еще ничто не помешает внешторговцам возобновить свои притязания уже не на заурядные, а на лучшие произведения искусства, реликвии старины и исхитриться получить на то согласие Наркомпроса.

Особенно волновался сорокапятилетний заместитель директора Эрмитажа И. А. Орбели. Выпускник Петербургского университета, он давно посвятил себя изучению раннесредневековой истории Закавказья, дважды участвовал в археологических раскопках: в 1916 году – в районе озера Ван, на турецкой территории, занятой тогда русскими войсками, а в 1929 году – в советской Армении. Детально изучив все имевшиеся в Эрмитаже материалы, он завершал работу над монографией «Сасанидский металл» (которая выйдет в свет в 1935 году). Поэтому Орбели радел прежде всего за судьбу сасанидского серебра, слишком хорошо понимая: «Антиквариат», несмотря на два категорических отказа, все еще надеялся заполучить его для продажи.

Орбели, как в свое время С. Н. Тройницкий и Д. А. Шмидт, С. Ф. Ольденбург и В. Н. Лазарев, В. П. Невский и Б. В. Легран, решил обратиться к властям. Однако он решил отказаться от бесплодных писем непосредственному начальству, а, воспользовавшись многочисленными знакомствами, сумел передать свое послание лично Сталину и уже через полторы недели, 5 ноября, получил обнадеживающий ответ:

«Уважаемый товарищ Орбели!

Письмо Ваше от 25.X получил. Проверка показала, что заявка «Антиквариата» не обоснована. В связи с этим соответствующая инстанция обязала Наркомвнешторг и его экспортные органы не трогать сектор Востока Эрмитажа.

Думаю, что можно считать вопрос исчерпанным.

С глубоким уважением И.Сталин»[173].

Возможно, что Сталин вполне искренне полагал, что «вопрос исчерпан». Ведь его просили оградить хранимое сектором Востока сасанидское серебро от малейших поползновений внешторговцев, и он выполнил просьбу. Ни о чем ином в письме Орбели речи не было, а значит, ничто больше сотрудников Эрмитажа не беспокоит. Видимо, только потому Сталин и поддержал предложение, подготовленное все теми же Рудзутаком, Розенгольцем и Бубновым, но на этот раз при участии Молотова как своеобразного арбитра, ставшее 7 декабря 1932 года постановлением Политбюро. По содержанию оно распадалось на три части. В первой не только подтверждалась необходимость получать за счет продажи за рубежом художественных ценностей валюту, но и восстанавливалось право Наркомвнешторга изымать «уникальные предметы, не вошедшие в списки», которые никогда так и не были подготовлены:

«1. Утвердить выдачу антикварных ценностей на сумму 2.804.533 рубля.

2. Учитывая, что выделенные реализационные фонды антикварных предметов не обеспечивают полностью плана на конец 1932 года и на 1933 год, предложить «Антиквариату» немедленно приступить к переговорам о продаже уникальных предметов, не вошедших в списки, с окончательным решением вопроса в каждом отдельном случае в комиссии по внешнеторговым вопросам.

3. Разрешить «Антиквариату» производить реализацию антикварных ценностей в кредит под гарантию первоклассных банков, сроком не более одного года при условии получения наличными 20 – 30 процентов».

Еще один раздел постановления устанавливал смещение продаж из-за рубежа внутрь страны, через систему магазинов «Торгсин» («Торговля с иностранцами»), ведших торговлю за валюту и драгоценности.

«4. В плане Торгсина выделить отдельной статьей реализацию антикварных ценностей, возложив ответственность и руководство этим делом на «Антиквариат». Расширить и улучшить ассортимент антикварных предметов в Торгсине. Организовать там продажу картин современных русских художников, в последнем случае разрешить выплачивать владельцам картин до 20 процентов вырученной суммы бонами и одновременно выдавать экспортные премии совзнаками, о размерах таковых премий Наркомвнешторгу договориться с Наркомфином. Разрешить Торгсину принимать на комиссию для продажи иностранцам от учреждений и частных лиц антикварные вещи. Порядок оплаты этих вещей после продажи установить специальной инструкцией Наркомвнешторга».

Пятый пункт постановления предусматривал передачу всех монет и медалей, которыми располагала Советская филателистическая ассоциация, «Антиквариату». Наконец, последний пункт еще раз подтверждал ранее установленные права заместителя главы правительства СССР в решении любых проблем, связанных с судьбой произведений искусства, предназначенных для экспорта:

«6. Поручить т. Рудзутаку решать от имени Политбюро все спорные вопросы между Наркомвнешторгом и другими ведомствами об антикварных ценностях»[174].

Тем самым постановление Политбюро не только не ликвидировало угрозу дальнейших изъятий из музейных собраний, но фактически предоставило «Антиквариату» возможность требовать, как и прежде, выдачи ему для экспорта уникальных вещей. Это породило в Эрмитаже очередной всплеск беспокойства и озабоченности, на этот раз – у заведующей сектором западноевропейского искусства Т. Л. Лиловой, которая прежде других могла лишиться доверенных ей произведений.

Для начала она обратилась строго к директору и как наиболее веский аргумент политического характера использовала неизбежность разрушения только что созданной под ее руководством принципиально новой, «марксистской» экспозиции:

«Настоящим ставлю Вас в известность, что последний отбор музейных ценностей, сделанный „Антиквариатом“ на новых марксистских экспозициях, наносит непоправимый ущерб этим экспозициям. Одну разрушая почти совершенно, другую искривляя таким образом, что она теряет чрезвычайно много в своей убедительности.

Наиболее сильный удар наносится самой показательной из реконструированных частей сектора Западноевропейского искусства – выставке французского искусства эпохи разложения феодализма и буржуазной революции. Выставке, которой Эрмитаж уделил чрезвычайно много сил и средств, дающей наиболее близкое марксистской решение новой экспозиции. Выставка эта вызывает живейший интерес как у нас в СССР, давая наглядное понятие об истории классовой борьбы в образной форме искусства буржуазии и дворянства в эпоху разложения феодализма, а также служит источником громадного мастерства для наших художников, работающих над использованием старого культурного наследия отживших классов…

В Эрмитаже это наиболее посещаемая, наиболее любимая часть музея. Идя навстречу многочисленным запросам зрителей, Эрмитажем разработано и напечатано пособие по этой выставке в виде специальной книги, в которой дан подробный анализ целого ряда произведений искусства, находящихся на выставке, в том числе и намеченных к продаже в настоящее время «Антиквариатом» (например, мраморный бюст идеолога революционной буржуазии Бюффона работы Гудона – совершенно исключительный по выразительности и мастерству).