Читаем без скачивания Нового Времени не было. Эссе по симметричной антропологии - Бруно Латур

Для того чтобы создать набросок ненововременной Конституции, достаточно принять в расчет то, что нововременная Конституция оставила в стороне, и отсортировать гарантии, которые мы хотели бы сохранить. Мы взяли на себя обязательство дать представительство квазиобъектам. Таким образом, именно третью гарантию современной Конституции надо отменить, поскольку именно она препятствует осуществлению их непрерывного анализа. Природа и общество являются не двумя различными полюсами, а единым производством обществ — природ, коллективов. Таким образом, первой гарантией становится неразделимость квазиобъектов, квазисубъектов. Любое понятие, любая институция, любая практика, которая мешает непрерывному развертыванию коллективов и их экспериментированию с гибридами, будут признаны нами опасными, вредными и, если уж говорить начистоту, аморальными. Работа медиации становится центром двойной власти — природной и социальной. Сети выходят из подполья. Срединная Империя получает свое представительство. Третье сословие, которое было ничем, стало всем.

Однако, как я уже говорил, мы не желаем снова стать до-нововременными. Неразделимость природ и обществ имела тот недостаток, что было невозможным осуществлять экспериментирование в большом масштабе, поскольку любая трансформация природы во всех аспектах должна была согласовываться с социальными трансформациями, и наоборот. Итак, мы хотим сохранить главное изобретение Нового Времени: отделимость природы, которую никто не конституировал, — то есть трансцендентность, и свободу маневра для общества, которое является нашим собственным созданием, — то есть имманентность. Тем не менее мы не хотим унаследовать подпольный характер существования обратного механизма, который позволяет конструировать природу — имманентность — и твердо стабилизировать общество — трансцендентность.

Итак, мы можем сохранить две первые гарантии прежней Конституции, не сохраняя столь заметную сегодня двойственность ее третьей гарантии. Трансцендентность природы, ее объективность, или имманентность общества, его субъективность, в противоположность тому, что утверждает Конституция Нового Времени, происходят из работы медиации независимо от их разделения между природой и обществом. Работа по производству природы или производству общества происходит из длительного и необратимого исполнения общей работы делегирования и перевода. В конечном счете действительно существует природа, которую мы не создавали, и общество, которое мы можем изменить; действительно существуют бесспорные научные факты и субъекты права, но они становятся двумя следствиями практики, теперь видимой в своей непрерывности, вместо того чтобы быть далекими и противостоящими друг другу причинами невидимой практики Нового Времени (медиации), которая их отрицает. Наша вторая гарантия позволяет, таким образом, заново использовать две первые гарантии нововременной Конституции, но уже не разделяя их. Любые понятия, любые институции, любые практики, которые будут затруднять постепенную объективизацию природы — превращение ее в черный ящик — и вместе с тем субъекти-визацию общества — свободу маневра, — мы признаем вредными, опасными и, попросту говоря, аморальными. Без этой второй гарантии сети, высвобожденные первой гарантией, сохранили бы свой дикий и подпольный характер. Люди Нового Времени не ошибались, стремясь к объективным нечеловекам и свободным обществам. Единственно, в чем они были неправы, так это в своей уверенности, что такое двойное производство требовало абсолютного различия между двумя результатами и постоянного сокрытия работы медиации, осуществляющейся между ними.

Историчность не находила себе места в нововременной Конституции, поскольку была вписана в порядок трех отдельных типов бытия, существование которых она признавала. История с ее случайностями существовала только у людей, а революция, как я показал это выше, оказывалась для нововременных единственным средством понять свое прошлое, абсолютно порывая с ним. Но время не является однородным и ровным потоком. Если оно зависит от сетей, то сети не зависят от него. Мы не должны больше допускать идею времени, которое проходит навсегда и которое перегруппировывало бы в устойчивую совокупность элементов то, что принадлежит всем временам и всем онтологиям. Если мы хотим заново обрести возможность выбирать — ведь это кажется существенным для нашей морали и определяет человека, — необходимо, чтобы никакой связный поток времени не ограничивал нашу свободу выбора. Третья гарантия, такая же важная, как и две предыдущие, состоит в возможности свободного комбинирования сетей, притом, что у нас никогда нет выбора между архаизацией и модернизацией, локальным и глобальным, культурным и всеобщим, природным и социальным. Свобода, располагавшаяся прежде на одном только социальном полюсе, сместилась с него для того, чтобы занять середину и пространство внизу, чтобы превратиться в возможность производить сортировку и повторное комбинирование социотехнических запутанностей. Всякий новый призыв к революции, всякий эпистемологический разрыв, всякий коперниковский переворот, всякое утверждение, что некоторые практики навсегда вышли из употребления, будут признаны опасными или, что еще хуже в глазах нововременных, устаревшими!

1-я гарантия: природа трансцендентна, но может быть мобилизована (имманентна).

2-я гарантия: общество имманентно, но бесконечно нас превосходит (трансцендентно).

3-я гарантия, природа и общество полностью различны и работа очищения не связана с работой медиации.

4-я гарантия: отграниченный Бог полностью отсутствует, но выполняет арбитражную функцию между двумя ветвями правления.

1-я гарантия, неразделимость совместного производства обществ и природ.

2-я гарантия, постоянное следование за производством природы, являющейся объективной, и производством общества, которое свободно. В конечном счете действительно существует трансцендентность природы и имманентность общества, но и то и другое не отделены друг от друга.

3-я гарантия, свобода переопределяется как способность сортировки комбинаций гибридов, которая не зависит больше от однородного временного потока.

4-я гарантия, производство гибридов, становясь эксплицитным и коллективным, оказывается целью расширенной демократии, регулирующей или замедляющей его темп.

Но если я прав в своей интерпретации нововременной Конституции, если она действительно допускала развитие коллективов, официально запрещая то, что, на самом деле, позволяла, как бы мы могли продолжить развивать квазиобъекты теперь, когда сделали эту практику видимой и официальной? Предлагая эти гарантии, чтобы заместить предшествующие, не делаем ли мы невозможными и этот двойной язык, и рост коллективов? Именно это мы и хотим сделать. От нашей морали мы ждем именно этого замедления, этой умеренности, этого регулирования. Четвертая гарантия, возможно наиболее важная, состоит в том, чтобы заменить безумное умножение гибридов их урегулированным и согласованным производством. Возможно, теперь самое время вновь заговорить о демократии, но о демократии, распространенной на сами вещи. Мы не должны больше постоянно повторять архимедов переворот.

Надо ли добавить здесь, что в этой новой Конституции отграниченный Бог оказался освобожденным от недостойного положения, которое ему было отведено? Вопрос о Боге открывается заново, и ненововременные больше не должны пытаться генерализовать неправдоподобную метафизику Нового Времени, которая заставляла верить в саму веру.

Парламент вещей

Мы хотим, чтобы тщательная сортировка квазиобъектов стала возможной уже не тайно и неофициально, а официально и публично. В этом желании вывести их на свет, облечь в слово и сделать публичными мы продолжаем отождествлять себя с интуитивным стремлением Просвещения. Но у этого стремления никогда не было антропологии, которая соответствовала бы его притязаниям. Оно разделило человека и нечеловеков и исходило из того, что другие не делали ничего подобного. Это разделение, возможно, необходимое для того, чтобы увеличить масштаб мобилизации, уже стало излишним, аморальным и, давайте скажем это теперь, антиконституционным. Мы были нововременными. Очень хорошо. Мы больше не можем быть нововременными так, как это было раньше. Совершенствуя Конституцию, мы продолжаем верить в науки, но вместо того, чтобы принимать их в их объективности, истине, холодности, их экстратерриториальности — качества, которыми они всегда обладали лишь в неправомерных абстракциях эпистемологии, — мы принимаем их в том, что всегда было в них наиболее интересного: в их отваге, их экспериментаторстве, их сомнениях, их теплоте, их нелепых смесях гибридов, их безумной способности пересоздавать социальные связи. Мы отнимаем у них только тайну их рождения и опасность, которую представляло собой для демократии их подполье.