Читаем без скачивания Зимние убийцы - Павел Марушкин

…Они похоронили его в одной из пещер – бережно уложили тщедушное тело в нишу, укрыли шинелью и завалили камнями…

Наконец, озера кончились. Впереди зияло сразу пять тоннелей. Замотав руку шарфом, я осторожно снял с фонаря горячее стекло. Ровно… Ровно… Ага, заколебалось! В одной из этих дыр явно ощущался ток воздуха; туда я и полез. Поначалу тоннель был узким, но постепенно расширялся – и наконец вывел в огромную полость.

Свет факелов не доставал до противоположного конца исполинской каверны; в нескольких шагах от входа зияла пропасть. Шумела вода. Тремор взял догорающий факел и бросил его вниз. Солдаты зачарованно наблюдали, как огненный росчерк летит, превращаясь в еле заметную искру, а потом и вовсе исчезает.

Никакого провала не было и в помине. Вместо него темнело большое, почти правильной круглой формы озеро. Подземелья живут своей жизнью. В течение сотни лет эта исполинская шахта мало-помалу заполнялась водой. Страшно подумать, какая здесь глубина. Я поднял взгляд повыше.

По краю каверны шел карниз – неровный и усеянный отколовшимися от невидимого свода каменными глыбами, но достаточно широкий, чтобы по нему можно было без опаски пройти.

Всё верно, пройти можно – хотя камней нападало изрядно. Помнится, в дневнике было ещё что-то про водопад, но я не слышал никаких звуков, кроме собственного дыхания. Ладно, здесь я пройду, ничего сложного. Другое дело, что большую часть пути спрятаться, по сути, негде – если в пещерах я мог укрыться за сталагмитами, то здесь стану ходячей мишенью… Я поднял лампу повыше. Крохотная, по масштабам пещеры, искорка не могла разогнать вечную ночь подземелья. Жутковатое местечко – хотя пещеры в принципе не слишком-то уютны… Казалось, сам воздух здесь давит на плечи, пригибая к земле.

Ещё одна мысль не давала покоя. Где-то впереди почти наверняка ошивались Тремор и его подельник. Вполне возможно, что к ним присоединилась и Лереа – великанша вполне могла обогнать меня; судя по всему, шайка «зимних убийц» знала эти подземелья неплохо. Хеллисентис с телохранителем и господин Икс тоже должны были находиться поблизости: если верить дневнику, до золотой жилы оставалось всего ничего. Не говоря уже о моих компаньонах… И тем не менее – я до сих пор не слышал ни звука. Куда все пропали? Я усмехнулся. Стоя здесь, я этого точно не узнаю. Пора начинать восхождение.

Мне повезло – как везло, в общем, уже не раз в этом нелепом, кошмарном, вымотавшем всю душу деле. Никто не соблазнился возможностью пострелять по освещенной мишени; никто не выскочил, размахивая заточенным железом, из темноты. По мере того, как я поднимался наверх, становилось холоднее. Русло подземной реки оказалось пересохшим, и я немного приободрился: карабкаться по скользким камням сквозь водопад мне совсем не улыбалось…

Узкий ход был наполовину завален каменными обломками. В одном месте мне пришлось пробираться на четвереньках, лишь самую малость не задевая макушкой растрескавшиеся глыбы. Очень неприятное ощущение…

Золотая жила открылась взгляду неожиданно: змеящаяся полоса пролегала примерно на уровне моих глаз. Она и впрямь чем-то напоминала молнию, застывшую среди каменных туч. В других обстоятельствах я бы рассмотрел её как следует, может даже, попытался бы отковырнуть кусочек-другой (я не святой), но сейчас просто бросил мимолетный взгляд. То, что нависало над головой и то, что скрывала темнота за пределами освещенного участка, волновало меня куда больше. Старина Даго уже вовсю должен долбить здесь породу; что же помешало ему? Завал наконец кончился: я смог распрямить спину.

Это место было в каком-то смысле пределом, границей. До сих пор я хотя бы приблизительно знал, что меня ожидает; теперь же впереди была полная неизвестность. Что ж, посмотрим. Этот, последний тоннель имел небольшой подъем. Поначалу он был почти незаметен, но вскоре я ощутил, что идти сделалось тяжелее. А потом впереди забрезжило слабое мерцание.

Оно было холодным, голубоватым – явно не лампа и не факел; больше похоже на свет очень пасмурного дня… Неужели выход?! Вскоре мой фонарь сделался ни к чему. Я затушил фитиль. Керосин надо экономить. Тоннель заканчивался обширной пещерой. Я вышел на середину и остановился.

С трех сторон меня окружал камень; четвертая была полупрозрачной. Один из бесчисленных языков глетчера, берущего начало в вечных снегах высокогорья, закупоривал проход. Сверху, между потолком пещеры и льдом, оставалась узкая щель – именно оттуда сочился свежий воздух и пробивался свет. Рыжеватый конус возле большого камня – когда-то он был пирамидой мушкетов, теперь поросших пушистой ржавчиной. Полуистлевшие холщовые ранцы, ящики с какой-то армейской справой, бочонки, кожаные бурдюки – всё аккуратно уложено или составлено вдоль стен. В голубовато-серой полупрозрачной толще что-то темнело. Я подошел ближе.

…Они все были здесь. Полсотни, если не больше, фрогов, облаченных в старинные одежды. Я мог различить суровые, мужественные лица «непримиримых» – лики воинов, солдат и командиров последней из армий Конфедерации Хрустальных Гор. Вмороженные в лёд, неподвижные, спящие тем глубочайшим сном без сновидений, в котором отличие от истинной смерти есть всего лишь вопрос метафизики…

Почему я не понял этого раньше? Что останавливало меня – останавливало буквально в полушаге от простой, даже примитивной догадки? Быть может, именно её примитивность? Фроги погружаются в зимнюю спячку каждый год. Это так же естественно, как и то, что они едят или пьют. Даже распоследний нищий может лечь в наполненную водой яму и дождаться, покуда холод не скует его члены – чтобы вернуться к своим печалям и хлопотам, когда весеннее тепло растопит лёд… Но что будет там, где лед не тает? Там, где поверх старой корки нарастают всё новые и новые слои; где даже солнце летнего полудня неспособно вызволить спящих из ледяного плена?

Тремор, Лереа, старый Шу… Они вовсе не были семейкой психопатов-убийц или членами какой-то изуверской секты, как я посчитал сначала; хотя и жажда убийства, и жестокость были присущи им в полной мере. Последние конфедераты, возвращенные к жизни неведомой силой спустя добрую сотню лет… Что они чувствовали? Почему стали убивать – и не где-нибудь, а в столице, за многие тысячи километров отсюда? Откуда эта жуткая, иррациональная ненависть к погруженным в криобиоз – ведь и сами они не так давно пребывали в подобном состоянии…

Я подошел к ледяной стене вплотную. Конфедераты явно готовились к ледяному сну; он не застал их врасплох, изнемогших от истощения. Крупные, широкоплечие горцы, ветераны, многие – в расцвете сил, хоть война и оставила на них печать лишений и застарелой усталости … И потом, фроги не спят стоя. Кто-то выстроил это воинство на последний парад – выстроил, наверное, уже после того, как мороз превратил их тела в подобие камня…

Но я же помню дневник – подлинные, как теперь выяснилось, записки генерала «непримиримых»… Они вовсе не собирались оставаться здесь навечно! Шу рассчитывал перевалить через горы, перезимовать в одной из незаселенных долин… Что помешало им?

Я не слышал ни звука, но что-то всё-таки заставило меня обернуться. Тремор преодолел уже половину пещеры. Ступни ног он обмотал в несколько слоёв каким-то тряпьём – отчего шаги сделались совершенно бесшумными. Очередная военная хитрость… Нет, не очередная – последняя. В руке конфедерата был тяжелый клинок – весь изъеденный ржавчиной, но тем не менее вполне способный раскроить мне голову. Я поднял пистолет. На его физиономии возникла кривая ухмылка.

– Как меняется мир, если смотришь на него поверх ствола, верно, Монтескрипт? Всё сразу становится проще… Ну, что же ты ждешь?

Я молчал. Действительно, что мешает мне спустить курок? Я вовсе не собирался оставлять его в живых. Он причинил мне страшную боль, убив Эльзу; он готов был прикончить меня здесь и сейчас – да и прикончил бы, если б не моя интуиция… Так почему я медлю, вместо того, чтобы просто, без затей прострелить его голову? Почему это кажется мне чем-то… Неправильным? Слишком уж легкая будет смерть для такого, как он!

Тремор прищурился.

– Предлагаю тебе сделку, бледнокожий. Ты же наверняка хочешь кое о чем меня спросить, верно? Вижу, что хочешь. Ты из тех, кто любит получать ответы.

Я облизнул пересохшие губы.

– Допустим. А взамен?

– Убери пистолет.

Я покачал головой.

– Брось, парень! Пуля – это слишком просто для таких, как мы. Серьёзные дела надо решать острым железом, уж поверь! Ничто не приносит большего удовлетворения, чем всадить во врага клинок… Ну же, решайся! Ты молодой, сильный, ты легко справишься с таким потасканным старым хреном, как я!

Тут бы и пальнуть ему в брюхо, подумал я, одной рукой убирая пистолет за пояс, а другой извлекая из ножен мачете. А пока он будет корчиться на земле, вытянуть всю подноготную, отрубая одну конечность за другой…