Читаем без скачивания Том 4. Поэмы 1855-1877 - Николай Некрасов

В начале августа 1871 г. Некрасов вернулся из Карабихи в Петербург. Осень и зиму 1871–1872 гг. он продолжал собирать материалы о декабристах для второй части поэмы «Русские женщины». Замысел «Княгини М. Н. Волконской» созрел уже в конце марта-начале апреля 1872 г. Об этом свидетельствует письмо к Н. А. Некрасову В. П. Буренина (начало апреля 1872 г.), в котором подробно говорится о теме и стиле будущей поэмы: «Я вчера все думал о Вашей поэме. На меня большое впечатление произвела тема: это Вам необыкновенно счастливая мысль задалась. По моему мнению, над этим стоит поработать и поработать „горячо“. Если бы даже в общем поэма и не вышла, все-таки у Вас наверно выдадутся превосходные чисто лирические в Вашем духе места…» (ЛН, т. 51–52, с. 169–170). В этом письме Буренин указывает Некрасову на ряд источников, которыми поэт может воспользоваться. «Кстати, — пишет он, — декабрист, записка которого есть у Семевского, — Горбачевский. Познакомились ли Вы также с последним выпуском „XIX века“ Бартенева? Там любопытные записки Басаргина». И. И. Горбачевский был носителем самой передовой декабристской идеологии, и его записки могли помочь поэту при обрисовке героев 14 декабря. «Записки» Н. В. Басаргина были изданы Бартеневым в 1872 г., Некрасов тотчас приобрел их и увез с собою в Карабиху. Они сохранились в библиотеке карабихского дома (см.: ЛН, т. 53–54, с. 368). Помимо подробных описаний действий тульчинской управы Союза благоденствия, а затем Южного общества, Басаргин приводит сведения о своей жене, которые Некрасов, по-видимому, мог воспринять как еще одно доказательство правильности своего замысла нарисовать декабристок как женщин, сознательно разделивших участь мужей — политических изгнанников. «Перед женитьбою моею, — пишет Н. В. Басаргин, — я открыл будущей жене своей, что принадлежу к тайному обществу и что хотя значение мое в нем неважное, но что не менее того может и со мной последовать такое бедствия, которое ей трудно будет переносить. Она отвечала мне, что идет не за дворянина, адъютанта или будущего генерала, а за человека, избранного ее сердцем, и что в каком бы положении человек этот ни находился, в палатах или в Петербурге, при дворе или в Сибири, судьба ее будет совершенно одинакова. Этот ответ успокоил совершенно мою совесть» (Записки Н. В. Басаргина. М., 1872, с. 26–27). Основным источником поэмы «Княгиня М. Н. Волконская» были «Записки» княгини М. Н. Волконской (1805–1863), Дочери генерала Н. Н. Раевского (1771–1829), прославленного героя Отечественной войны 1812 г., жены декабриста С. Г. Волконского (1788–1865). Познакомился с ними Некрасов (см. письмо его от 9 июня 1872 г. к М. С. Волконскому) незадолго до своего отъезда в Карабиху — в апреле-мае 1872 г. М. С. Волконский в предисловии к «Запискам» своей матери рассказывает о тем, как Некрасов упросил его если не дать, то хотя бы прочесть ему «Записки», чтобы избежать в поэме искажения фактов. «Некрасив по-французски не знал, — рассказывает далее М. С. Волконский, — по крайней мере настолько, чтобы понимать текст при чтении, и я должен был читать, переводя по-русски, причем он делал заметки карандашом в принесенной им тетради. В три вечера чтение было закончено. Вспоминаю, как при этом Николай Алексеевич по несколько раз в вечер вскакивал и со словами: „Довольно, не могу“ — бежал к камину, садился к нему и, схватись руками за голову, плакал, как ребенок. Тут я видел, насколько наш поэтжил нервами и какое место они должны были занимать в его творчестве» (Записки Волконской, с. XV, XVII). В конспекте заметны следы значительной творческой работы Некрасова: уточнения по ходу записи, комментирующие пометы, стихотворные наброски. Судя по записи на полях л. 21 об. конспекта (см.: Другие редакции и варианты, с. 377), Некрасов, кроме указанных выше, был знаком с содержанием записок еще целого ряда декабристов — И. И. Горбачевского (его воспоминания под заглавием «Записки неизвестного» появились в печати лишь много лет спустя — РА, 1882, № 2); Е. П. Оболенского (Будущность, 1861, № 9-12); М. А. Фонвизина (его воспоминания были изданы в 1859 г. в Лейпциге); М. А. Бестужева (Полярная звезда на 1862 г., кн. 7, вып. 2); И. Д. Якушкина (Полярная звезда на 1862 г., кн. 7, вып. 1). Здесь же кратко записано название многотомного издания под редакцией А. И. Михайловского-Данилевского «Император Александр I и его сподвижники» (СПб., 1845–1849).

Работая над поэмой, Некрасов стремился сохранить наибольшую близость к ее основному источнику, придав повествованию форму воспоминаний. Он даже обратился к М. С. Волконскому с просьбой дать ему воспоминания повторно, на два месяца: «…в записках, — писал поэт 9 июня 1872 г., - есть столько безыскусственной прелести, что ничего подобного не придумаешь. Но именно этой стороною их я не могу воспользоваться, потому что я записывал для себя только факты, и теперь, перечитывая мои наброски, вижу, что колорит пропал; кое-что затем припоминаю, а многое забыл. Чтоб удержать тон и манеру, мне нужно бы просто изучить записки…». Просьба Некрасова не была удовлетворена, но поэт сумел воссоздать «колорит», удержать «тон и манеру» «Записок». Они дали ему достоверный материал для социальной, бытовой и психологической характеристики эпохи. Внесенные в поэму изменения и дополнения идейно-художественного порядка имели своей целью политически емкое изображение декабрьских событий, установление преемственной связи между историей и современностью (особенно значительны дополнения о России и народе — см. ст. 1083–1084, 1249–1262, 1279–1284, 1352–1355 и др.). Если сравнить варианты автографа ГБЛ, черновой рукописи ИРЛИ и наборной рукописи ИРЛИ, можно заключить, что поэт стремился наиболее четко определить цели восстания, подчеркнуть при обрисовке как внешнего, так и внутреннего облика декабристов их самоотверженность, более ярко показать враждебное отношение к ним Николая I и народное сочувствие «несчастным» и их женам после поражения восстания, изображая, в частности, удручающую обстановку конвоирования декабристов в Сибирь и оттеняя бедность храма, в котором княгиня Волконская молилась вместе с простым народом и т. д. (подробнее об этом см.: Битюгова И. А. Творческая история поэмы Н. А. Некрасова «Русские женщины». — Тр. Сталинирского гос. пед. ин-та, 1958, вып. VI, с. 140–201).

В первоначальные намерения Некрасова входило, вероятно, более подробное описание салона З. А. Волконской, которая летом 1826 г. принимала у себя Е. И. Трубецкую, едущую в Сибирь, а об декабря 1826 г. устроила прощальный вечер в честь М. Н. Волконской. В этот же дом прибыл из Сибири сопровождавший Трубецкую до Иркутска секретарь ее отца К. Воше, который привез первую почту от декабристов. По просьбе З. А. Волконской и В. Веневитинов сопровождал затем Воше до Петербурга (Веневитинов М. К биографии поэта Д. В. Веневитинова. — РА, 1885, кн. 1, с. 120; Колюпанов Н. Биография А. И. Кошелева, т. 1, кн. 2. с. 112, 1889, с. 112; Гаррис М. А. Зинаида Волконская и ее время. М., 1916, с. 84). Об этих обстоятельствах Некрасов вполне мог знать, так же, например, как и о том, что Д. В. Веневитинов присутствовал на вечере 26 декабря 1826 г., хотя публикация, содержащая сведения об этом, появилась тремя годами позднее (PC, 1875, № 4, с. 822–824).

«Княгиня М. Н. Волконская» была написана в Карабихе летом 1872 г. 10 июля 1872 г. Некрасов в письме к А. Н. Еракову выражал надежду закончить новое произведение, сюжет которого «вертятся всё там же — около Сибири», недели в две, но фактически работа над поэмой была в основном завершена им к 21 июля 1872 г. (см. помету на черновой рукописи ИРЛИ). По возвращении в Петербург поэт давал поэму на прочтение М. С. Волконскому и А. С. Суворину (отдельную, четвертую главу — см. замечания А. С. Суворина: Другие редакции и варианты, с. 427). По их совету он устраняет ряд натуралистических подробностей. 30 октября 1872 г. М. С. Волконский писал Некрасову: «Возьмем, например, рассказ о родах. Он представлял бы еще интерес, случись всё это в Сибири, среди лишений, но здесь, среди богатства и удобств, — это только игра случая, от которого поэма ничего не выиграет; между тем рассказ о том семейном событии, подробности которого я, самый близкий ему человек, не решусь передать другому близкому мне человеку, — переходит в публику! Сделайте одолжение, выпустите его совсем, т. е. присутствие отца, разговор с матерью, появление деревенской бабки» (Евгеньев-Максимов В. Е. Некрасов как человек, журналист и поэт. М.-Л., 1928, с. 328). В другом письме он давал поэту такой совет: «С благодарностью возвращаю IV главу — я позволил себе отметить несколько мест. Обратите внимание на последнюю пометку: мне кажется, что после главы, полной такого сильного поэтического настроения, — посылка в наем людей действует неприятно и охладительно. Сама же по себе подробность не интересна» (там же, с. 327). Аналогичную заметку на полях рукописи главы IV сделал А. С. Суворин рядом со строками о посылках родных: «Подробность малоинтересная и, кажется, вредящая общей нити этой главы» (см.: Другие редакции и варианты, с. 427). Некрасов учел эти замечания, так как они, по всей вероятности, совпали с его мнением. Он не включил в окончательный текст поэмы (первопечатный) стихов о родах, о посылках, об отправленном Зинаидой Волконской рояле и т. д. Все же существенное и дорогое для него Некрасов сохранил несмотря на замечания. Он не исключил, как ему советовал М. С. Волконский, строк в «Княгине Трубецкой», бичующих высший свет. Отказался он и внести изменения в эпизод встречи княгини Волконской с мужем, которая в поэме происходит не в тюрьме, как изложено в «Записках», а в шахте, заметив при этом: «Не всё ли вам равно, с кем встретилась там Княгиня: с мужем ли или с дядею Давыдовым; они оба работали под землею, а эта встреча у меня так красиво выходит!» (Записка Волконской, с. XVII).