Читаем без скачивания Белые зубы - Зэди Смит

В «Гленард Оук» все были чем-то заняты. Школа представляла собой Вавилон, где дети из разных классов, с разным цветом кожи говорили на разных языках, каждый в своем особом уголке, из их ртов вырывался табачный дым и возносился к их многочисленным богам. (Статистика 1990 года: 67 вероисповеданий, 123 языка.)

Laborare est Orare:

Зубрилы у пруда определяют пол лягушек;

Школьные красавицы в кабинете музыки поют французские хороводные песни, говорят на ломаной латыни, сидят на виноградных диетах, подавляют лесбийские инстинкты:

Толстяки в физкультурной раздевалке онанируют;

Нервные девочки у кабинета иностранных языков читают кровавые детективы;

Маленькие индусы на футбольном поле играют в крикет теннисными ракетками;

Айри Джонс ищет Миллата Икбала;

Скотт Бриз и Лиза Рейнбоу трахаются в туалете;

Джошуа Чалфен, гоблин, старейшина и гном возле отделения естественных наук играют в Гоблинов и Горгон.

И все, абсолютно все, курят, курят, курят. Выпрашивают сигареты, подносят к ним зажигалки, затягиваются, собирают бычки, вытряхивают из них оставшийся табак, радуются способности сигарет объединять людей разных национальностей и вероисповеданий, но чаще — просто курят (Сигретки не будет? Дай сигретку!), пыхтят дымом, как маленькие трубы, пока он не становится таким густым, что те, кто топил здесь печи в 1886-м, во времена работного дома, не чувствовали бы себя не в своей тарелке.

В этом дыму Айри ищет Миллата. Она уже была на баскетбольной площадке, в «саду для курения», в кабинете музыки, в кафетерии, в туалетах — и в мужском, и в женском, и на примыкавшем к школе кладбище. Она должна его предупредить. Будет облава, учителя и полиция будут ловить тех, кто незаконно курит траву или сигареты. Сейсмические колебания открыл Арчи — ангел откровения; она подслушала телефонный разговор и узнала священную тайну Объединенного комитета учителей и родителей; и теперь на Айри лежит миссия, гораздо более важная, чем у сейсмолога, скорее похожая на миссию пророка, потому что она знает день и время, когда случится землетрясение (сегодня в два тридцать), она знает, чем оно опасно (грозит исключением), и знает, кто станет его жертвой. Она должна его спасти. Положа руку на трясущуюся от волнения щеку и потея под тремя дюймами негритянских волос, она бежала по школьному двору, звала его, спрашивала о нем всех подряд, заглядывала во все места, где он обычно бывает, но его не было ни с мальчишками — уличными торговцами, коренными жителями Ист-Энда, ни со школьными красотками, ни с компанией индусов, ни с черными пацанятами. Наконец, она добрела до той части старого работного дома, где находилось отделение естественных наук — до излюбленной мертвой зоны: восточный угол здания скрывал ценные тридцать ярдов травы, в которой мог спрятаться от посторонних глаз любой нарушитель школьных правил. В этот осенний день, ясный и свежий, здесь было полно народу. Айри пересекла площадку, где проходил чемпионат по вышибалам, наступила на игру Джошуа Чалфена «Гоблины и Горгоны» («Эй, смотри, куда идешь! Ты наступила на Пещеру Мертвых!»), пробилась через сплоченные ряды курильщиков и добралась до Миллата, который стоял в эпицентре всего этого, коротко затягивался конусообразным косяком и слушал высокого парня с густой бородой.

— Милл!

— Не сейчас, Джонс.

— Но… Милл!

— Подожди, Джонс. Это Хифан. Мой старый друг. Ты же видишь: я слушаю, что он говорит.

Высокий — Хифан — не прервал своей речи. У него был глубокий, мягкий голос, похожий на струящийся поток, неиссякаемый и неизбежный. Чтобы остановить его, потребовалось бы нечто более серьезное, чем появление Айри, может быть, более серьезное, чем самые серьезные обстоятельства. Он был одет в строгий черный костюм с белой рубашкой и зеленым галстуком-бабочкой. На нагрудном кармашке у него была вышита маленькая эмблема: две ладони, держащие пламя, а под ними еще что-то, трудно различимое. Парень был ровесником Миллата, но казался гораздо старше из-за своей феноменально густой бороды.

— …а потому марихуана ослабляет твои силы, уничтожает твои способности и отнимает у нас наших лучших ребят, таких как ты, Миллат, прирожденных лидеров, которые могут повести за собой людей к вершине. Есть такой хадит в «Бухари» в пятой части на второй странице: Лучшие люди моей страны — это мои сверстники и мои единомышленники. Ты мой сверстник, Миллат, и я надеюсь, ты станешь моим единомышленником. Идет война, Миллат, идет война.

Так он и говорил, слова текли одно за другим, без интонации, без пауз, в одной и той же однообразно красивой манере — можно было забраться на его речь, можно было уснуть на ней.

— Милл, Милл! Это важно.

Миллат стоял полусонный, неизвестно от чего: то ли от марихуаны, то ли от слов Хифана. Он стряхнул руку Айри со своего плеча и попытался представить их друг другу.

— Айри. Хифан. Мы с Хифаном давно знакомы. Хифан…

Хифан шагнул к Айри, теперь он возвышался над ней, как колокольня.

— Рад познакомиться, сестра. Я Хифан.

— Очень приятно. Миллат!

— Айри. блин. Можешь ты подождать одну минутку? — Он передал ей косяк. — Я хочу послушать, что он говорит, неужели не ясно? Хифан — настоящий дон Корлеоне. Посмотри на его костюм — прямо как у гангстера!

Миллат провел пальцем по лацкану пиджака Хифана, и Хифан, забыв о представительности, засиял от удовольствия.

— Нет, правда, Хифан, ты выглядишь классно, стильно.

— Да?

— Ага, гораздо лучше, чем тогда, когда мы были грозой Килберна. Помнишь, как в Брэдфорде…

Хифан вспомнил, как он тогда выглядел, и снова принял благочестивый вид.

— Боюсь, я не помню те дни, брат мой. Тогда я жил в невежестве. Я был совсем другим человеком.

— Да, — робко согласился Миллат, — конечно.

Миллат шутливо толкнул Хифана в плечо, но Хифан остался стоять неподвижно, как фонарный столб.

— Ну ладно, понял: значит, идет духовная война. С ума сойти! Пора показать этой дурацкой стране, кто мы. Как там вы называетесь, я забыл?

— Я представляю Килбернское подразделение Крепкого Единства Воинов Исламского Народа, — гордо сказал Хифан.

Айри вздохнула.

— Крепкое Единство Воинов Исламского Народа, — восхищенно повторил Миллат. — Это мощно. В этом названии есть сила. Как удар в кунг-фу пяткой в нос.

Айри нахмурилась:

— КЕВИН?

— Мы и сами знаем, — мрачно проговорил Хифан, указывая под ладони, держащие пламя, где была мелко вышита аббревиатура, — что у нас проблема с акронимом.

— Да, есть немножко.

— Но это название освящено силой Аллаха, и его нельзя изменить… Так вот, я говорил о том, что ты, Миллат, можешь возглавить наше отделение в Криклвуде.

— Милл.

— У тебя будет все, что есть у меня, вместо той запутанной жизни, которой ты живешь сейчас, вместо зависимости от наркотиков, которые правительство завозит специально, чтобы подорвать силы черных и мусульман, чтобы нас ослабить.

— Да, — грустно согласился Миллат, как раз собравшийся скрутить очередной косяк. — Вообще-то я как-то об этом не думал. Но, кажется, я именно так должен думать.

— Милл.

— Джонс, отстань от меня. Ты видишь, мы ведем спор. Слушай, Хифан, в какой ты сейчас школе?

Хифан с улыбкой качнул головой.

— Я уже давно не связан с английской системой образования. Но я не перестаю учиться. Есть такие слова в «Табризе», хадит 220: Тот, кто ищет знания, служит Богу до самой смерти и…

— Милл, — прошептала Айри, не прерывая медоточивой речи Хифана. — Милл.

— Да, черт возьми. Чего тебе? Извини, Хифан, одну минутку.

Айри глубоко затянулась своим косяком и рассказала новость. Миллат вздохнул.

— Айри, они приходят с одной стороны, а мы уходим в другую. Подумаешь. Обычное дело. Понятно? А теперь, может, ты пойдешь поиграешь с детишками? У нас тут серьезные дела.

— Приятно было познакомиться, Айри. — Хифан протянул ей руку и оглядел ее с головы до ног. — Рад видеть женщину, которая одета скромно, несмотря на то что ходит с короткой стрижкой. КЕВИН считает, что женщина не должна потакать эротическим фантазиям озабоченного Запада.

— Э-э… спасибо.

Жалея себя и борясь с действием травки, Айри пробралась сквозь дымовую завесу и снова наступила на игру Джошуа Чалфена «Гоблины и Горгоны».

— Эй, мы же тут играем!

Айри резко повернулась. В ней кипела злость, которую она слишком долго сдерживала.

— И что с того?

Друзья Джошуа — толстый мальчик, прыщавый мальчик и мальчик с непомерно большой головой — в ужасе отступили. Но Джошуа решил постоять за себя. В школьном оркестре он играл на гобое и сидел рядом с Айри, которая была вторым альтом. Он давно уже поглядывал на ее странные волосы и широкие плечи, думая, что с ней у него, может быть, что-нибудь получится. Она умная и не совсем страшная, есть в ней что-то от зубрилки, несмотря на то что она вечно ходит с тем мальчиком. Индусом. Она общается с ним, но она не такая, как он. Джошуа Чалфен подозревал, что она из таких, как он сам. В душе она другая, и если постараться, можно это выявить. Она — зубрила-эмигрант, сбежавшая из страны толстых, непохожих и обезоруживающе умных. Она перешла через горы Калдора, переплыла реку Левиатракс и перепрыгнула через ущелье Дуилвен в безумной попытке сбежать от своих земляков и попасть в чужую страну.