Читаем без скачивания Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928 - Владлен Семенович Измозик

(машиностроительный, судостроительный, военпром и т. д.), учреждения и учебные заведения и т. п., другой — по социальному делению: рабочие, крестьянство, служащие, учителя, профессура, студенчество и т. д. Здесь конкретные примеры отступали на второй план, лишь иллюстрируя общие размышления и выводы сотрудников ОГПУ о настроениях отдельных групп населения. Например, в январе 1925 года Ленинградское ОГПУ, характеризуя политические настроения служащих, сообщало: «Контрреволюционно настроенных групп и лиц в отчетный период не подмечено, хотя и есть лица с небезупречным прошлым, за которыми теперь ничего особенного не замечается. Настроение служащих, в общем удовлетворительно <…> но недовольство среди них все-таки есть», а причинами этого являются запоздание с выдачей зарплаты, невыполнение колдоговоров, неоплата за сверхурочные часы, т. е. реальные экономические явления [634].

В ряде случаев работники информационных отделений ОГПУ даже «жаловались» на стремление интеллигенции скрыть свои политические настроения. В той же сводке указывалось, что «настроение профессуры определить крайне трудно, т. к. большинство „лояльно“ и только в исключительные моменты можно судить о их истинном настроении, желании и т. д.». В качестве примера приводился разговор профессоров Ветеринарного института Андреева и Спасского на заседании предметной комиссии о несправедливости отмены частной собственности [635]. Другая сводка начала 1925 года давала крайне отрицательную политическую характеристику личному составу Российской академии наук. В ней, в частности, говорилось:

Во главе Академии стоит 41 «бессмертных», из которых 5–6 чел. именуют себя передовыми людьми, они являются постоянными гастролерами по представительству науки везде, где это требуется, распинаясь на митингах за народ. Однако никто из них до сего времени не выпустил ни одной нужной рабочему и крестьянину книги. Остальные 35 «бессмертных» несут чиновничьи обязанности по заведыванию каким-либо учреждением, попутно покапываясь в старой научной трухе. <…> Взгляды всех академиков и научных сотрудников на Соввласть — явно отрицательные [636].

Думается, что этот документ не требует особых комментариев, красноречиво показывая определенный негативный настрой в отношении интеллигенции и безапелляционную уверенность и готовность чекистов судить обо всем, в том числе и о деятельности крупнейших российских ученых. Предвзятое отношение к интеллигенции подтверждает и вывод Иркутского ГО ОГПУ в отношении состава преподавателей и служащих ИГУ: «12,5 % всего состава представляют явно враждебный власти и партии элемент. Соотношение это, конечно, не безусловно точное. Процент должен быть несколько повышен за счет незарегистрированного явной активностью чуждого нам элемента» [637].

Следующей формой отчетности были месячные сводки «О политическом и экономическом состоянии губернии». Такая госинформсводка могла быть сравнительно небольшой (4–8 стр.), но чаще всего представляла развернутый отчет объемом более 30 страниц. Она также имела внутренние рубрики: рабочие, крестьянство, вузы, кооперация. При этом каждая рубрика отвечала на множество конкретных вопросов. Например, в обзоре Брянского ГПУ выделялись «Отрицательные и положительные факты в настроении рабочих», «Настроение слоев крестьянства и их взаимоотношения с кулачеством», «Политвлияние кулачества в различных деревенских организациях» и т. д. [638] 19 марта 1925 года приказ ОГПУ предусматривал во изменение приказа № 29/11 от 28 января 1925 года предоставление с мест докладов по информации четыре раза в год: на 1 апреля, 1 июля, 1 октября и 1 января [639].

Кроме повременных сводок, органы ОГПУ постоянно готовили тематические обзоры. Они, в свою очередь, могли также быть регулярными или касаться отдельных проблем. Регулярные тематические обзоры охватывали такие вопросы, как положение в вузах, школах; настроения интеллигенции; политико-экономическое состояние промышленности и деревни; положение сезонных рабочих, безработных; деятельность кооперации, низового советского аппарата; настроения красноармейцев и т. п. Их периодичность, естественно, была различной. Они могли охватывать время от недели до года и более.

Но в любом случае, как правило, это была солидная справка объемом от 15 до 50 машинописных страниц, нередко с приложением фактического материала и таблиц. Так, обзор политико-экономического состояния промышленности Ленинграда, подготовленный информационным отделением Секретно-оперативной части Полномочного представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе (СОЧ ПП ОГПУ в ЛВО) за 23–30 ноября 1925 года, на 11 страницах давал характеристику положения в металлической, текстильной и других отраслях промышленности, среди безработных, а также 28 страниц приложений [640]. Подобным образом были построены обзоры политико-экономического состояния крестьянства Северо-Западной области за 16–30 ноября 1925 года, городской кооперации и госторговли в ЛВО за 16 ноября — 5 декабря 1925 года, «Доклад о настроении и деятельности интеллигенции (спецов в производстве) промышленности Брянской губ.», подготовленный в сентябре 1927 года, и т. д. [641] В последнем случае приложение содержало персональные политические характеристики специалистов ряда заводов Брянской губернии.

Специфической формой таких сводок стали «материалы по дефектам», составлявшиеся с 1925 года. В сопроводительном письме к первому «обзору дефектов» указывалось, что целью ОГПУ является «борьба с преступлениями путем их предупреждения», возможная только «при взаимодействии с хозяйственными органами». Руководство спецслужб настаивало не только на проверке представленных сведений, но и проведении мероприятий по исправлению ситуации, а также принятии соответствующих кадровых решений.

При этом поиск виновных производился прежде всего среди инженерного и административно-технического персонала. Ряд «материалов по дефектам» впоследствии превратился в судебно-следственные дела. Одновременно при характеристике поведения рабочих исчезают отсылки к влиянию «контрреволюционных элементов», тяжелому материальному состоянию, «партийности» как смягчающих обстоятельств. Например, в случае срыва заводом «Красный гвоздильщик» заказа Центрального управления железных дорог сотрудники Ленинградского управления ОГПУ требовали «удаления из цеха тех рабочих, которые вносят развал и дезорганизацию, но неуязвимых из‑за своей партийности» [642].

До начала 1925 года Особый отдел ОГПУ составлял ежемесячные сводки о положении в Красной армии. В начале 1925 года, как докладывал Г. Г. Ягода председателю ОГПУ Ф. Э. Дзержинскому, было решено перейти «на систему трехмесячных докладов» и двухнедельных сводок «О происшествиях». Доклады должны были давать «картину теневой стороны состояния Красной Армии в динамике» [643]. Как отмечает А. А. Зданович, сложность состояла еще и в том, что руководство ГПУ — ОГПУ не могло на протяжении ряда лет окончательно определиться с формулированием задач для Особых отделов. Если приказ ГПУ № 18 от 22 марта 1922 года заявлял, что задача Особых отделов «оградить Красную армию от всех белогвардейцев и шпионов», то приказ № 36 от 30 марта 1922 года подчеркивал, что «очередной задачей является ограждение Армии от внутреннего разложения, от вредных элементов», что означало в первую очередь наблюдение за армией и всестороннее освещение ее жизни [644]. И в любом случае предусматривало наблюдение за личным составом и информирование вышестоящих инстанций.

При этом сведения Особого отдела и политорганов в ряде случаев давали различную картину положения в воинских частях. Помощник командующего войсками Петроградского военного округа по политической